— Но Павел Петрович одобрил…

— Ах, оставьте! Как будто у него был выбор! А знаете ли вы, что в походах хотят заставить господ офицеров входить в солдатские артели и питаться из одного котла с солдатами? Вы можете такое вообразить?

Юный поручик в силу живости воображения мог представить себе очень многое, но, покосившись на генерала, молчаливо возвышавшегося за дальним концом стола, лишь сокрушённо покачал головой.

— Папенька пишет что мужики в деревне дерзкие стали… — жалобно протянул он. — Розги нынче не боятся, всё толкуют о переезде на Юг!

— Чего же не быть им смелыми — всё к тому идёт, что скоро нами будут командовать мужики! В других нациях уже над нами смеются! — не унимается искуситель, как-то очень странно посматривая при этом на «однополчанина».

— Послушай, Мишель., — немного сконфуженно говорит однополчанин приглашённого офицера — есть у нас тут тайное сборище, группа людей, смелых, богатых и очень влиятельных. Наш император очевидно не в себе; надобно его сменить на разумную фигуру. Константин Павлович был бы наилучшим выбором! Он, конечно, по молодости куролесит, ну да кто без греха? Зато уж он-то знает и нужды, и умонастроения дворянства: наши привилегии не тронет, всё, что утрачено, вернёт или компенсирует.

— Но как это возможно? У императора есть сын! — недоумевает юноша.

— Вот Леонтий Леонтьевич уверен, (генерал за дальним концом стола, внимавший всему с флегматичностью черепахи, слегка кивнул), что ежели с ним поговорить по-хорошему, раскрыть глаза на творимые его клевретами безумства, он сам отречется в пользу Константина. А даже если и нет — всегда возможно регентство. С нами уже вся гвардия и половина армии. Присоединяйся! Думай сам — те, кто сейчас примкнут к правильной стороне — при новом правительстве окажутся на самых завидных местах.

— Но Император обещает конституцию…

— Константин Павлович введёт её раньше; а этот всё обещает и обещает!

— А где же взять всем денег на компенсацию?

— Вот уж это совсем несложно! Достаточно прекратить безумное, в ущерб армии, строительство флота, дурацкие траты на университеты да на учёных! Там знаешь, сколько денег уходит? Прорва! Впрочем — «однополчанин» косится на «искусителя» — мы тут что-то загостились. Поехали кутить! Ты был у madame Désirée? Там, знаешь как, брат — уууух! Такие розанчики…. И общество — все свои!

И молодые субалтерны, откланявшись, уходили в предвкушении столь привлекательных в юности приключений, оставив князя Яшвиля и генерала Беннигсена одних.

Глава 14

Сегодняшний день я посветил отчётам губернаторов. Как уже говорилось, доставшаяся мне от «бабушки» система управления далека от идеала. Иногда это проявлялось совершенно комичным образом: рапорты и верноподданнические доклады наместников и губернаторов были ярким тому свидетельством.

Дело в том, что в нашем государственном управлении не существовало каких-то стандартов отчетности, не было статистики. Губернаторы докладывали о положении дел на вверенных им территориях, как Бог на душу положит. Кто-то писал пространные отчёты на десятках страниц, кто-то ограничивался осьмушкой листа. Иные (особенно остзейские немцы) давали сухую выжимку из событий и фактов; другие тщились выказать литературные таланты, живописуя всё в художественной манере.

Поэтому теперь я вводил стандартные формы отчётов, обильно сдобренные таблицами, диаграммами и графиками. Дело шло со скрипом, но всё же сообщения с мест сразу стали много информативнее. И вот последние полученные данные говорят об одном: положение дворян стремительно ухудшается.

Я, конечно, понимал, что дворянам без крепостных станет труднее, но всё же, того, что дела пойдут настолько плохо,я не ожидал. Казалось бы, вам оставили землю — так сдавайте в аренду, получайте бабки с крестьян, пусть немного меньше, чем ранее, но всё равно, у вас будут приличные халявные деньги. Даже если брать рубль с десятины, получаются сотни, а то и тысячи рублей! С такими доходами можно жить припеваючи: фунт говядины тут стоит десять копеек! Вот его тебе, нахрен, ещё надо? Да, конечно, многие дворяне живут в столицах или находятся при своих полках, где у них есть дополнительные расходы; но у таких обычно, кроме доходов с поместья, есть и жалование. И всё равно они разоряются с лёгкостью, с какой водомерки скользят по глади пруда. А почему?

Да потому, что на момент освобождения крепостных у их хозяев уже набралось долгов, как у жучки блох. Век весёлой Екатерины, кроме просвещения, распространил среди дворян ещё и роскошь. Огромные деньги раздавались дворянам взаймы, без особой надежды на их возвращение. Все бросились проедать-пропивать свои поместья, и чем дальше идёт дело, тем хуже. И этого я не учёл.

И вот казалось бы — причём тут государь император? Если благородное дворянство не может жить по средствам, так это их проблемы; промотался, — туда тебе дорога. Но нет, нифига подобного: царь, как первый дворянин своей империи, в ответе решительно за всё, в том числе и за легкомыслие своих подданных. И на это накладывается тот непреложный факт, что именно я произвёл тот выстрел, который вызвал сход этой лавины: ведь никто иной, как Александр Павлович, в грубой форме, ни с кем не советуясь, отменил нахрен крепостное право… В общем, что бы ни случилось, обвинят во всём меня: таковы особенности самодержавной власти! Раз ты всемогущ, то мог бы устранить зло; ну а коли не устранил, значит, ты или негодяй, или глупец.

Итак, разоряющиеся дворяне — это и моя проблема тоже; а в глазах «общественного мнения», даже, можно сказать — мой косяк. А ведь я в антикрепостнической пропаганде обещал дворянам процветание… Пора хотя бы частично исполнить обещанное!

Пришлось крепко подумать об этой задаче; и по здравому размышлению, я принял следующие решения:

Во-первых, надобно утрясти отношения крестьян и помещиков. До сих пор почти в трети поместий договора аренды так и не заключены. Где-то крестьяне надеются уехать по программе переселений и не горят желанием связываться с бывшими хозяевами, где-то помещик тупо отсутствует, — воюет в Персии или что-то в этом роде; но чаще всего мешает чей-то гонор. А время идёт!

В общем, чтобы подстегнуть обе стороны, я издал манифест, согласно которого для разрешения разногласий назначались «мировые посредники» — по десять человек на губернию. Они должны были заниматься сближением позиций сторон. А если не помогает и это — то с первого сентября сего года размер арендной платы временно устанавливается в размере оброка, уплачиваемого казёнными крестьянами. Это, конечно, очень небольшие суммы, но намного больше, чем ничего!

Второй момент — упорядочить такое дело, как банкротства. Если человек не может расплатиться — значит, проводим процедуру освобождения его от всего имущества и долгов. Впрочем, занявшись этим вопросом подробнее, я очень скоро выяснил, что проблема-то шире: у нас вообще очень слабо развито законодательство, регулирующее коммерческую деятельность. Нужен коммерческий устав! Правила заключения торговых сделок, разрешения споров между негоциантами, порядок устройства коммерческих обществ… Последний пункт особенно одиозен: до настоящего времени уставы всех акционерных компаний утверждаются государем-императором лично! Как будто государю-императору нечего больше делать, как вникать в проблемы взаимоотношений уважаемых промышленников и купцов….

В общем, начав с упорядочений банкротств, я пришёл к выводу о необходимости написания огромного, всеобъемлющего Торгового устава. Поручено это дело было господину Державину, с привлечением ряда консультантов из среды промышленников и торговцев. Разумеется, для организации новых компаний и обществ были сняты все препоны: устав теперь не утверждался, а лишь регистрировался в одном из департаментов Сената. Торговые гильдии были сохранены, но в основном как фискальный инструмент: скажем, только купцам первой гильдии разрешалось заниматься оптовой торговлей водкой, только купцы первой и второй гильдий могли заниматься оптовой торговлей чаем, и так далее. Все купцы платили налоги в размере 2% от оборота; но при этом купец первой гильдии, скажем, должен был заплатить не менее 10 тысяч рублей в год, иначе он терял своё место.