Джульетта взяла помощника шерифа за руку и притянула его к себе.

"Прости меня", - прошептал он, и голос его сдал.

"Прекрати", - сказала Джульетта. Она отпустила помощника шерифа и сделала шаг назад, изучая его плечо. "Это я должна извиняться. Как твоя рука?"

Он пожал плечом. " По-прежнему прикреплена", - сказал он. "И если ты еще раз посмеешь передо мной извиниться, я тебя арестую".

"Тогда перемирие", - предложила она.

Хэнк улыбнулся. "Перемирие", - сказал он. "Но я хочу сказать..."

" Ты выполняла свою работу. А я делал все, что мог. Теперь оставь это".

Он кивнул и стал изучать свои сапоги.

"Как здесь дела? Лукас сказал, что есть недовольство моей работой внизу".

"Было несколько случаев. Ничего серьезного. Я думаю, что большинство людей заняты тем, что латают все подряд. Но да, я слышал некоторые разговоры. Ты знаешь, как часто мы получаем просьбы о переводе отсюда на средние или верхние уровни. Так вот, я получаю в десять раз больше обычного. Боюсь, люди не хотят быть рядом с тем, что там происходит".

Джульетта пожевала губу.

"Частично проблема заключается в отсутствии направления", - сказал Хэнк. "Не хочу нагружать тебя этим, но мы с ребятами сейчас не знаем, в какую сторону двигаться. Мы не получаем депеш из службы безопасности, как раньше. А ваш офис..."

"Было тихо", - предположила Джульетта.

Хэнк почесал затылок. "Верно. Не то чтобы вы сами вели себя тихо. Мы иногда слышим, как ты шумишь на лестничной площадке".

"Именно поэтому я и приехала", - сказала она ему. "Я хочу, чтобы вы знали, что ваши заботы - это мои заботы. Я отправляюсь в свой офис на неделю или две. Заеду и к другим заместителям. Ситуация здесь во многом улучшится".

Хэнк нахмурился. "Ты знаешь, я доверяю тебе и все такое, но когда ты говоришь людям, что ситуация улучшится, они слышат только то, что ситуация изменится. А для тех, кто дышит и считает это благословением, это означает одно и только одно".

Джульетта подумала обо всем, что она планировала, как наверху, так и внизу. "Пока такие хорошие люди, как ты, доверяют мне, у нас все будет хорошо", - сказала она. "А теперь я хочу попросить тебя об одолжении".

" Тебе нужно где-то переночевать", - догадался Хэнк. Он махнул рукой в сторону тюремной камеры. "Я сохранил для тебя комнату. Могу отказаться от раскладушки..."

Джульетта рассмеялась. Она была рада, что они уже могут шутить над тем, что еще несколько минут назад было дискомфортом. "Нет", - сказала она. "Но все равно спасибо. Я должна быть на средней ферме к вечеру. Нужно посадить первый урожай на новом участке земли, который сейчас обрабатывается". Она помахала рукой. "Это одно из тех дел".

Хэнк улыбнулся и кивнул.

"Я хочу попросить тебя присмотреть за лестницей. Лукас упомянул, что наверху что-то ворчат. Я поднимусь, чтобы успокоить их, но хочу, чтобы ты был начеку, если что-то пойдет не так. Внизу у нас мало персонала, и люди на взводе".

" Ты ожидаешь неприятностей?" спросил Хэнк.

Джульетта обдумала вопрос. "Да", - сказала она. "Если нужно отвести какую-нибудь тень или две, я возьмусь за это".

Он нахмурился. "Обычно мне нравится, когда мне бросают подарки", - сказал он. "Так почему же это заставляет меня чувствовать себя неловко?"

"По той же причине, по которой я с удовольствием заплачу", - сказала Джульетта. "Мы оба знаем, что ты получишь нечестный конец сделки".

9

Выйдя из кабинета заместителя, Джульетта поднялась на уровни, где проходила большая часть боевых действий, и еще раз обратила внимание на военные раны бункера. Джульетта поднималась по все ухудшающимся напоминаниям о сражениях, которые велись в ее отсутствие, видела следы, оставшиеся после боев: неровные полосы поблескивания сквозь старую краску, черные ожоги и язвы на бетоне, арматуру, пробивающуюся сквозь него, как переломанная кость сквозь кожу.

Она посвятила большую часть своей жизни тому, чтобы удержать этот бункер, чтобы он работал. Это была доброта, которой бункер отплатил ей тем, что наполнил воздухом ее легкие, дал урожай и забрал мертвых. Они были в ответе друг за друга. Без людей бункер стал бы таким же, как у Соло: проржавевшим и практически полностью затопленным. Без бункера она была бы черепом на холме, безучастно взирающим на затянутое тучами небо. Они нуждались друг в друге.

Ее рука скользнула по поручню, шероховатому от новых сварных швов, и ее собственная рука была покрыта шрамами. Большую часть своей жизни они поддерживали друг друга - она и бункер. Вплоть до того, что они чуть не убили друг друга. И теперь мелкие повреждения Механики, которые она надеялась когда-нибудь устранить - визжащие насосы, плюющиеся трубы, течи из вентиляции - все это меркло перед куда более серьезными разрушениями, которые вызвал ее уход. Точно так же, как случайные шрамы - напоминания о юношеских ошибках - теперь терялись под изуродованной плотью, казалось, что одна большая ошибка может похоронить все мелкие.

Она поднималась по ступенькам одна за другой и дошла до того места, где бомба пробила брешь в лестнице. По всему периметру развалин тянулась лоскутная металлическая сеть из прутьев и рельсов, собранных с лестничных площадок, которые теперь были еще более узкими, чем раньше. Тут и там углем были написаны имена погибших при взрыве. Джульетта осторожно ступала по искореженному металлу. Поднявшись выше, она увидела, что двери в отдел снабжения были заменены. Здесь бои были особенно жестокими. Люди в желтом заплатили за то, что встали на сторону своих в синем.

Когда Джульетта подошла к церкви на девяносто девятой улице, воскресенье уже заканчивалось. На тихий базар, который она только что миновала, хлынули потоки людей. Их рты были плотно сжаты от многочасового серьезного разговора, их суставы были такими же жесткими, как и их отглаженные комбинезоны. Джульетта прошла мимо них, не обращая внимания на враждебные взгляды.

Когда она добралась до площадки, толпа поредела. Маленький храм был втиснут среди старых гидропонных ферм и рабочих квартир, которые когда-то обслуживали Глубину. Это было уже не в ее время, но Нокс однажды рассказал, как храм появился на девяносто девятом участке. Когда его отец был еще мальчиком, возникли протесты из-за музыки и спектаклей, которые ставились по воскресеньям. Охрана отсиживалась в сторонке, а протестующие собрались в лагерь у базара. Люди спали на ступеньках и загромождали лестницу, чтобы никто не мог пройти. Ферма, расположенная этажом выше, пострадала от поставок продовольствия этим массам. В конце концов, они заняли большую часть уровня гидропоники. Храм на двадцать восьмом открыл свой филиал, и теперь этот филиал на девяносто девятом был больше, чем храм, который его породил.

Отец Вендель был на лестничной площадке, когда Джульетта огибала последний поворот. Он стоял у дверей, пожимал руки и коротко беседовал с каждым прихожанином, покидавшим воскресную службу. Его белое одеяние словно излучало собственный свет. Оно сияло, как и его лысая голова, блестевшая от усилий, затраченных на проповедь перед толпой. Казалось, что Вендель сверкает и головой, и одеждой. Особенно Джульетте, только что покинувшей землю, покрытую грязью и смазкой. Она почувствовала себя грязной, только увидев такую безупречную одежду.