Зато раз бросился обгонять фуру. При повороте руля телефон выскользнул и упал на сиденье рядом. Что ж, да даже удобнее.
Раздался гонг.
— Третий раунд. Шевченко никак не может угадать, куда сейчас нырнет Кругляков. Разнообразные траектории ухода у Круглякова. Его тактика ясна — истощить более активного соперника, дождаться его ошибки. Хотя от такого человека ждешь другой стратегии. Ударам по корпусу Шевченко уделяет большое внимание. Но Кругляков опускает локти — и эти удары не слишком донимают его. Во втором раунде Кругляков тоже пытался продемонстрировать аперкот. Была такая попытка. Теперь он снова ждет удобного момента. Ай!
Затой подпрыгнул на сиденье.
— Серьезный удар в корпус пропустил Шевченко. После таких ударов из богачей должны сыпаться монеты, как в компьютерных играх. Вот мы слышим «Кругляков! Кругляков!» Да, поклонников у Круглякова в собственном фитнес-центре заметно больше, ха-ха-ха. Но Шевченко не тот боец, которому решишься предложить фору. Как он летает рингом! Вот тебе и ответ болельщикам. Но посмотрим, сколько ему хватит дыхания. Шевченко не понимает, что противник хочет его истощить, и яростно атакует. А взамен получает контратаку. Еще один серьезный удар пропустил Шевченко. Клинч.
Начинался нужный район. Следить за дорогой надо было в четыре глаза. Зато отвлекся от боя. К счастью, здесь дорога была лучше освещена. Он высматривал соответствующего указателя и увидел его только в конце раунда.
— У Круглякова рассечена брова, — констатировал комментатор, — но разве кто-то будет останавливать бой из-за такого пустяка? Все ждут зрелищного нокаута. В том, что сражение завершится иначе, почти нет сомнения. Шевченко продемонстрировал невиданный напор, а значит, намерен идти до конца. До цифры девять из уст рефери. Кругляков же бережет силы для главного удара. Может, об этом ему сейчас говорит тренер, вот вы видите на экране.
Зато достался магазину где-то посередине следующего раунда. Над стеклянными дверями мигала лампочка, окрашивая коврик с логотипом компании у входа то серым, то бежевым. Табличка на дверях сообщала: «Открыто». Схватив телефон и пакет с «неправильным» товаром, Затойчи хлопнул дверцей машины и поспешил внутрь.
У входа клиента встретили настенные часы в форме кронекорка. Минутная стрелка свидетельствовала, что Затойчи опоздал. Но голос комментатора, звучавший у стойки, убеждал, что его опоздание могло быть и больше — продавец все равно не пошел бы. Опершись обоими локтями в стойку, парень в желтой форме следил в ноутбуке за кулачным общением миллионеров.
— Три, — сказал комментатор.
Зато одним прыжком оказался возле продавца и вернул ноутбук к себе.
Виктор Шевченко упал на коленях в центре ринга, а рефери отсчитывал ему секунды до поражения.
Затой почувствовал на губах кисловатый привкус измены. Сегодня ушла Иванка, которая много лет была Шевченко ближайшей помощницей, советчицей и поддержкой, сам Затойчи оказался далеко, когда он был так нужен, а семья Шевченко… После смерти его матери все изменилось: Шевченко с семьей жили на пересекающихся параллельных прямых. только волей случая. И теперь босс, который в свое время помог Затойчи, предложив достойную работу, когда тот после ранения оказался на улице, босс, доверивший Затойчи собственную жизнь, теперь этот босс лежит там, на холодном ринге, в окружении чужих болельщиков, и никакие деньги не могут спасти его от одиночества.
— Четыре, — сказал комментатор.
3.19
— Четыре! — кричал рефери.
Эдем стоял на коленях, а сверху, расфокусированный, мужчина в голубой рубашке с черной бабочкой демонстрировал ему ладонь в серой перчатке.
«В следующий раз оттолкни его и беги. Их трое, а ты один», — советовал Эдему парень из старшего класса. Эдем сидел на корточках, собирая разбросанные учебники и остатки свободы, чтобы не расплакаться. Старшеклассник подал ему тетрадь с отпечатком ботинка, и Эдем сосредоточился на том, чтобы оттереть след.
Рядом мелькали ноги учеников в черных брюках, джинсах и колготках. Кто-то даже споткнулся об Эдеме.
"Или найди себе сильных друзей", — добавил старшеклассник.
Прозвенел звонок. Старшеклассник закинул рюкзак на плечо и двинулся на второй этаж. Эдем украдкой наблюдал, как идет. Вот такого друга ему не мешало бы завести. Чувствуя, что еще немного — и он расклеится, Эдем кое-как сунул учебники в портфель и встал.
— Пять! — кричал рефери.
«Я предупреждал тебя — условий его на признание, — упрекал Эдему партнер фирмы. Его лицо было высечено из мрамора и казалось неестественным, когда квадратные челюсти начинали двигаться. — И что теперь? Десять лет».
Мимо проходили коллеги с пластиковыми папками, стаканчиками кофе в руках и пропусками на шеях. Каждый делал вид, что публичный выговор Эдему его не касается.
«Твое упрямство — это удар по репутации фирмы, удар по ее прибылям. Это сознательный шаг вниз, в то время как другие юристы изо всех сил тянут его вверх».
Эдем смотрел себе под ноги. Наконец лакированные туфли партнера фирмы исчезли из виду. Не поднимая взгляда, Эдем вошел в туалет, заперся в кабинке и долго стоял, опершись на бачок и слушая, как течет вода.
— Шесть! — кричал рефери.
«Мы были друзьями. Но потом кое-что произошло», — Артур составляет бессмысленный пасьянс. Сколько времени сам Эдем просидел когда-то в этом кресле, ожидая, пока человек закончит работу, которого он имел за друга. Он, думал Эдем, будет рядом через несколько минут перед началом самого страшного путешествия. Он, рассчитывал Эдем, приступит к организации его похорон.
— Семь! — кричал рефери.
„Это безумие! — уверяла Инара минуту назад. — Зачем вы продолжаете?
Эдем едва разобрал ее слова в этом хоре голосов. Ему прополоскали рот, и он сплюнул бурую жидкость в ведерко. Незнакомые руки вытирали плечи. Накачанный парень с голубой повязкой на лбу что-то ему объяснял. Эдем кивал, но на самом деле слышал только слова Инары.
«Это безумие», — повторяла она.
Инара и не подозревала, насколько была права. Эдем охватил безумие ненависти.
Он сражался за мальчишку, которого обидели одноклассники. За юриста, которого ругают при коллегах. За мужчину, получившего нож в спину от лучшего друга. Он дрался из-за приговора, вынесенного врачами. Из-за того, что в жизни не было той вдохновенной заключительной речи в суде, которая меняет взгляды и судьбу. Из-за ребенка, который мог родиться у них с Инарой. Из-за жизни, составленной по графику, в котором не оказалось места для счастья. Он сражался потому, что не дрался много лет. Потому что это, вероятно, было его последнее сражение.
В тумане ненависти он не замечал противника, не угадывал его движений, не рассчитывал своих сил. Он просто стремился врезать как можно сильнее. Его кулаками двигала ярость — и он был избит.
Оказалось, это была ошибка. Драться надо было не по ненависти, драться надо было во имя жизни.
— Восемь! — кричал рефери.
Эдем оттолкнулся и поднялся. Толпа заулюлюкала.
"Выдержишь — лекарство твое", — сказал ему Борец. А мог бы сказать: «Выдержишь — и будешь жить дальше. Болезнь покинет твое тело. И пусть твоя душа уже продана посланцу дьявола, но контракт вступает в силу только после смерти. А впереди у тебя еще будут десятки лет той жизни, которую ты сам себе выберешь. Только выдержи бой».
Борец решил, что пора добить Эдема и на этот раз надежно положить его на ринг. Он сменил тактику и замолотил, как пшеницу дробильная машина. Закрываясь от ударов, Эдем нашел дыру в защите противника и контратаковал. Его кулак дотянулся до челюсти Борца. Тот, ошеломленный ответом, отступил на два шага.
Зрители затихли. Они не ожидали от Эдема такого удачного выпада. Время на мгновение остановилось.
А потом раздался оглушительный свист. Это была Инара.
Борец имел целый зал болельщиков — одетые по офисным стандартам, они, похоже, были задержавшимися на работе подчиненными и, узнав о внезапном бое, завернули прямо сюда. Поддержать Эдема пришел только один человек, но такой, который может заменить и стадион. Инара кричала, хлопала в ладоши и избивала от досады по краю ринга, когда Шевченко получал особенно ощутимые удары. А после того, как он поднялся с колен и через несколько секунд врезал Борцу в челюсть, Инара впервые со студенческих времен положила в рот два пальца и свистнула так, что с хипстеров срывало наушники.
