Глядя на огоньки лампад, Фред ощутил лёгкую тревогу. Ему захотелось сохранить в сердце эти огоньки, эту кухню и, самое главное, Мэя, Варавит и других едва знакомых людей из другого мира. Он боялся, что свечи погаснут, исчезнет свет, и он — Фред — окажется на скамейке под дождём, в парке, а рядом будет бомж, и этот бомж будет рыться в его чемодане. А дальше всё будет прозаично и жестоко: бродяжничество, наркотики, тюрьма.

Но здесь и сейчас, ему было тепло. Ушли даже мысли о табаке. Тётя Варавит, на смеси английского и другого — непонятного — языка, рассказывала истории. От милых и житейских до жутких. Кое-что, обрывками, доходило до Фреда и он смеялся вместе с остальными.

В углу сидел молодой парнишка, похожий на Мэя.

«Младший брат?»

Догадка Фреда подтвердилась — брата звали Теуш. Это он играл загадочный струнный перебор. Имя парня означало «зола». Парень был из молчаливых.

Теуш оборвал игру и, отложив инструмент, уставился на Фреда.

— Русе? — спросил он, прищурившись.

— Чего?

— Он спрашивает... — Варавит засмеялась. — Нет, Теуш, он не русский. Он — американец.

— Канадец! — поправил Берроу.

— Ду шприхст энгелиш, — выдал парень. — Нихт канадиш, одер?

— В смысле? Канадского языка вообще нет. Мы все по-английски говорим. Ну, как все... многие.

— А! Сэ клэр, сэ клэр, — покивал Теуш, как будто что-то понял, и продолжил играть.

— А вы где так английскому научились? — обратился Берроу к хозяйке.

— Преподаю наблюдателям языки, — скромно призналась Варавит. — И не только наблюдателям, — она посмотрела на племянников. — Я знаю больше тысячи языков.

— Сколько?!

— Ой, да я не считала, не могу сказать точно, — смутилась Варавит, хотя было видно, что ей приятно. — Правда, некоторые мои ученики путаются, — она с доброй усмешкой покосилась на Теуша, и тот на минуту отвлёкся от своей лютни. — Правда Теуш?

В ответ, музыкант выдал некую причудливую смесь английского, немецкого и русского с французским акцентом.

— Это он так шутит. Но не думайте, что Теуш какой-нибудь слабоумный. Он очень способный ученик. Знает до сотни языков. И, конечно, иногда путается, — Варавит погасила несколько свечей и аккуратно сложила их в ящик. — Фред, вы не против?

— Так даже лучше.

Варавит о чём-то ненадолго задумалась.

— Я не верю, что вы здесь, — она ласково посмотрела на Фреда и погладила его по руке, словно чтобы убедиться, что перед ней живой человек. — Вас искали сорок лет.

— Сорок лет?!

— Искали и до этого, — поправил тётю Мэй. — Сорок лет назад поиски сузились до Мира Полярной Звезды.

— Тогда у нас работа и закипела, — сказала увлечённо Варавит. — Я поняла, что надо изучать английский. Ведь это самый популярный язык в вашем мире. Ещё я учила китайский, арабский и хинди. На случай, если вы родитесь китайцем или индусом.

— Такая вероятность была? — засмеялся Фред.

— А что, вполне! Учитывая уровень их населения. А если серьёзно, я сосредоточилась на атлантических языках, ведь нам известно, какой расы был великий вождь Инкрим.

— А кроме языков, чем вы тут занимаетесь?

Варавит и Мэй переглянулись.

— Мы поддерживаем историю города, — не без гордости ответил смотритель.

По его словам, весь Чхимтосэн держался от разорения, разрушения и забвения только силами Культа. Вот только город этого, почему-то, не ценил.

— А для чего? Зачем вам это всё? Для чего вам я?

Тётя и племянник опять переглянулись. Фреду это начинало нравиться всё меньше. Варавит даже не сумела подобрать слова, и за неё это сделал Мэй.

— Вы — ж-живой символ. Наша надежда на н-новую жи-жизнь.

Варавит погладила племянника по плечу, когда тот начал дышать глубоко и часто.

— К-как вы мо-можете такое г-г-говорить?

— Тихо, тихо, — она обняла Мэя. — Он очень долго ждал, — шёпотом объяснила Фреду Варавит. — Давайте все спать. Теуш, кончай свои переборы! Утром у нас будет много времени на то, чтобы наговориться.

Этой ночью, впервые за долгое время, Фред заснул. Так крепко и самозабвенно он не спал, наверное, с самого младенчества.

3

Надоевшая мелодия будильника на телефоне раздражала слух. Казалось, телефон вибрирует и гудит как пчела. Берроу откинул одеяло, сел на кровати и отключил сигнал.

«Только не это!»

Он потянулся и нащупал ногой тапок.

Мачеха Стоун как всегда готовила завтрак. Фред зашёл на кухню в трусах и майке, сел за стол, достал сигарету и закурил.

— Даже «доброе утро» не скажешь? — обратилась к нему Лиза, н оборачиваясь.

— А смысл? Оно бывает добрым?

— Мне, наверное, стоит повесить на кухне табличку «не курить», — она грубо поставила перед ним тарелку. Как обычно, омлет с беконом.

Телевизор был включен. Доносились звуки какого-то весёлого рекламного ролика. Счастливая семья завтракает «Нутеллой» и поёт, как им хорошо живётся.

— Ты опаздываешь на работу.

— Плевать, — Фред задумался. — Мне приснилось, что ты меня выгнала из дома. И выкинула мои вещи.

— Давно пора.

— Бред, — он взял нож и начал резать омлет. Почему-то, на омлете не появилось и царапины. Фред надавил сильнее. Омлет остался невредим. Тогда он нажал с такой силой, что, при желании, смог бы расколоть тарелку пополам. Ничего.

— Доброе утро, кретин!— засмеялась Бетти и бросила в него полотенцем.

И тут Фред открыл глаза.

…

Дыхание участилось. На лбу выступил холодный пот.

Над кроватью, пропуская узкие полосы утреннего света, нависал косой деревянный потолок. Чувствовались запахи древесины, соломы и свежескошенной травы. Пропел петух. За обшарпанной дверью, что была для вида прислонена к коробке, слышались голоса, детский смех, топот ног и скрип половиц. Фред вскочил.

«Нет, это уж слишком!»

Тесная комнатка с деревянными стенами и кривым полом. Та же, что и вчера. Вчера? А разве было какое-то «вчера»? Кровать, тумбочка, круглый табурет на трёх ножках. За окном — склон холма и лес. Фред ещё подумал: «зелёное» озеро. Над холмами к тому часу выглянуло солнце, будто обнимая бесконечную зелень.

«Это какой-то бред», — он выбежал из комнаты, снеся дверь. Та с «бухом» упала на деревянный пол и, наверное, разбудила каждого в огромном доме, кто ещё не спал.

Коридор. Тот же, что и вчера.

«Если было какое-то вч… — одни и те же мысли крутились волчком у Фреда в голове. — Пойло из тыквы, лютня, лампады, башня... башня!»

Босые ноги ступили на мокрый скрипучий пол. Этот пол был так же реален, как и внутренний дворик по правую руку. Там паслись куры и гуси. Так же реален, как и ряд дверных проёмов с драными занавесками. За одной из таких занавесок играл знакомый струнный перебор.

«Теуш».

Медленно продвигаясь по коридору, Фред, или, как теперь правильно, Инкрим, вспоминал вчерашний день. Вернее, уже позавчерашний — сначала появилась Рита Сёрчер, потом Марк, Генрих, и вот он уже в другом мире.

Выбравшись на узкую площадку снаружи, ту самую, не огороженную перилами, он спрыгнул и, чуть не потеряв равновесие и не покатившись со склона вниз, по ухабистой тропе, выбежал на ровную поляну.

Впереди и слева простирался лес. Позади — нелепое нагромождение домиков. Справа — город, а вдали над ним синела башня.

«Это бред, это бред, это бред!» — Фред упал на траву. Дыхания не хватало, чтобы наполнить лёгкие. Он перевернулся на спину и взглянул в океан яркого неба.

Вдох. Выдох. Постепенно, дыхание выровнялось, а мысли собрались в единый пазл.

«Я в параллельном мире. Так сказал Марк. Здесь его зовут Кайрил. А меня — Инкрим. Я — реинкарнация вождя, который вернулся домой. Я дома. Дома. До-ма».

Спина намокла от росы, а в лицо настырно светило утреннее солнце.

«Всё это настоящее».

Фредди потрогал свою грудь, живот.

«Я, вроде, тоже настоящий».

Внезапно Фред захохотал. Громко, раскатисто. Крепко сжал кулаки, но потом расслабил руки и раскинул их в стороны.

Во внутреннем дворике был душ, если так можно было назвать ведро воды на высоте двух метров, со свисающей с него верёвочкой. Что напрягало особенно, вокруг «душа» не было предусмотрено ни стены, ни ширмы, ни банальной тряпки, а стоял он даже не с краю, а прямо посреди двора. Поставив руки в боки, Фред долго не решался раздеваться. Никто не пялился, но и не горел желанием отвернуться. Служители Культа выглядели бодрыми, румяными, и наверняка, уже сами успели помыться. Они суетились и ходили двором туда-сюда. Это жутко раздражало. Мыться с другими в общей тесной душевой не хотелось, так что у Фреда не осталось выбора.