Однако сейчас в городе витало что-то ещё. Настроение изменилось. Смесь страха перемен, и, одновременно, их предвкушение. Трепет перед главным торжеством божеств, и, ожидание коронации наследника. Атмосфера такого Гротенберга мне казалась… непривычной. Непривычно живой, что ли. Это волнение выражалось и в новостях, и в разговорах. Стражи на улицах было больше. Чем дальше, тем больше и больше.
Чем дольше я двигался по улицам к центру, тем сильнее это напряжение чувствовалось. Виделось же другое. Улицы заметно преобразились. Сточные канавы прочистили, фонарные столбы обновили необычными чашами. Как они изготавливались, я не знаю, но зажигались те самостоятельно, с приходом темноты, а потом парили на высоте не менее метра над обычным фонарём, удерживаемые тонкой нитью. Улицы расчистили, и украсили так, что сразу было понятно — грядёт какое-то торжество. Красками наносили символы на камни, которые ночью едва заметно мерцали. Так распишут и центральную площадь.
Жрецы и жрицы шествовали по улицам, наставительно втолковывая послушникам то, каким образом будет проходить церемония. Насколько я знал, у каждого были свои роли. Жаль, что площадь ещё далеко впереди, я бы посмотрел, как её перестраивают. Я свернул в один из переулков, тут нужно было спуститься ещё ниже, в подвальчик, где собирались те, кого с лёгкой руки можно было сгрести под категорию «наёмники».
Негодяи всех мастей, от грабителей до убийц. Хотя это тоже ложь. Если тебе нужен очень — ОЧЕНЬ — хороший телохранитель, то это тоже была ваша остановка. Нужно найти по кому-то сведения, или купить тайные карты — тоже сюда. Да и сведут с нужными людьми, в случае чего. Если у вас есть деньги, то знание об этом месте может быть очень и очень полезным.
Само помещение было небольшое, но хозяин паба исхитрился так ловко всё расставить, что оно казалось просто огромным. Сразу встретил меня паб музыкой. Тут на самом деле никто музыканта нанимать не собирался. Просто один наёмник на деле повредил колено. Да так, что о «профессиональной» деятельности можно было забыть. Но он всё равно приходил. Говорил, мол, без этого паба у него и нет то никого. А потом начал играть здесь. Никто против и не был. Всё веселее.
К тому же, каким бы отпетым негодяем ты не был, музыку всё равно любишь. Хоть какую-то. Поэтому вскоре неожиданному музыканту и приплачивать стали, а за ним подтянулось ещё несколько музыкантов-«ветеранов» наёмничьего дела. Так и до группы дело дошло.
Я окинул взглядом помещение, приветственно кивнул Тьюби — хозяин паба, и бывший глава одной из банд, а ныне уважаемый и хранящий в своём пабе нейтралитет информатор — он махнул головой в сторону двери в подсобку. Ага… значит, уже и клиент пришёл, и мои товарищи уже что-то с ним обсуждают.
Благодарно кивнув, я прошёл шустро к двери. Узковатый коридор выводил на бывший склад, перестроенный как раз под нужды тех, у кого работодатели пеклись об анонимности, или замышляли уж что-то очень серьёзное. Тут было несколько укромных, хорошо изолированных комнатёнок, скрывавшихся за неказистыми с виду дверями, какие и должны быть на складе. Только за первой преградой обнаруживалась весьма крепкая бронированная дверца с глазком. И крепости оной мог позавидовать любой банк.
Наша бригада стабильно сидела в самой крайней комнатке. Небольшой — как раз под стать нашей команде — но в меру уютной. Парочку старых потёртых диванов мы сами втащили с разрешения Тью, а стулья и без того прилагались от владельца, хотя обычно и не были нужны. Меж диванами стоял круглый стол. Сбоку — тумбочка, пусть и почти разваливающаяся. Можно было бы туда напихать выпивки, будь у них достаточно денег, но мы предпочитали тратить средства на что-то более… полезное: простейшие отвары для обработки ран, перевязочные материалы.
Время от времени там всё-таки бывала выпивка, но покупал её зачастую Огюст, и то, когда восточные корабли захаживали в гротенбергский порт, чтобы торговать шелками, тканями и... людьми. Да-да, красота Востока была слишком многогранна, чтобы иметь спрос во всех широких смыслах. Но, возвращаясь к Огюсту, он просто говорил, что скучает по их винам, по «Алаэ-куассе» — напиток чрезвычайной крепости, что может убить тебя, если ты выпиваешь больше положенного. Черные мелкие кристаллы, которыми усыпано дно каждого такого сосуда, являются чистейшей Тьмой. Никогда не знал только: привирает он, красивая ли эта очередная сказка, или их реальность? И, разумеется, такой экзотичный напиток стоил немало. Но Огюст мог себе это позволить.
Мы с Сиолой так и вовсе себе почти ничего не оставляли. Так что нам было не до дегустации дорогих напитков.
Стараясь не обращать внимания на всё возрастающую тревогу, я достиг заветной двери, размышляя о всякой ерунде. Только атмосфера и здесь сегодня была… та ещё.
Во-первых, из всей нашей команды тут был Диор, да его «левая» рука — Огюст. Южанин, от того весьма и весьма выделяющийся своей загорелой кожей, тёмными воловьими глазами и пухлыми губами. Его взгляд тоже был иным: серьёзным и каким-то недовольным, всегда и всем. К тому же, он, как и Диор, был старше нас всех лет так на пять.
Во-вторых, оба товарища были «мрачнее тучи». Оба «старика» вечно спорили между собой, будто стремились уличить соперника в некомпетентности. А тут, внезапно, такая солидарность. «Дерьмо» — сразу понял я.
Напротив них вольготно расположилась благородная женщина, скрывающая своё лицо белой вуалью, а голову — капюшоном. Если бы не добротная одежда, и аристократическая осанка, я бы решил, что это чья-то служанка. В некоторых домах было принято, чтобы слуга был «зеркалом» своего господина. Если уж не лицом, то манерами и костюмом. Чаще всего это были «безликие» слуги. Вуали и маски — обычные атрибуты дворовых слуг.
На столе было разложено несколько картонных папок для писем, перетянутых верёвкой, а также карта, и договор с заготовкой под восковую печать. Леди пила чай, а её слуга — возможно даже телохранитель, судя по комплекции, и висящему на поясе мечу — говорил. Точнее, говорил он, пока я не зашёл.
— А, Сегель… — проговорил Диор, и похлопал рядом с собой, приглашая меня присоединиться. — Хорошо, что ты пришёл...
Я сел по правую руку от нашего капитана, и в недоумении оглядел материалы на столе повнимательнее. И там было на что посмотреть! Если договор был уже делом обычным и скорее служил для спокойствия наёмников — с печатью-то не отбрешешься, чтобы обмануть с оплатой — то вот папки были… на нас! Вот уж чудо, кто б мог подумать, что кто-то собирает информацию о наёмниках не только как портфолио о заслугах.
Сначала я подумал об этом, а потом до меня дошло, почему все в таком угнетённом настроении. Этих материалов достаточно, чтобы каждого из нас могли бы повесить (о тюрьме и речи не шло). Даже если бы там была ложь — а в этом я сомневаюсь — то стража бы разбираться не стала.
Я бросил недоуменный взгляд на Диора. Его глаза были наполнены такой тоской, что я сразу понял. Дело это не просто будет дерьмовым, а будет связано с убийствами. И очевидно, что выбора «отказаться» у нас нет.
— Поскольку все собрались… — заговорил незнакомец. Голос у него был глухой, то ли прокуренный, то ли сорванный, очень неприятный, режущий нервы, и скрипучий. — Мы можем поговорить о деле предметнее. — Он взял небольшую паузу, склоняясь над одной из папок. Она была на порядок тоньше, чем остальные. Более того, она была не подписана. Легко распустив верёвки, мужчина раскрыл её перед нами. — Господин Венталь уже выслушал наши условия, конечно же, но я повторюсь — в его голосе мелькнуло раздражение, он бросил на меня неприязненный взгляд, как на ученика, опоздавшего на урок, — ваша цель — королевская чета Трейвас.
Я подумал, что ослышался. Нас нанимают для террора?!
В горле пересохло, и я даже не смог бы задать самый глупый вопрос «кто?», какой шокированное сознание хочет выдать просто от того, что не поняло, шутка это, или оговорка, хочет только отрицать очевидную и ужасную правду. Диор помрачнел ещё сильнее. Он сидел всё это время, уперев локти в колени, словно под тяжестью огромного пресса. Скрестив пальцы рук, он хмуро смотрел на женщину перед ним. Если бы взгляд мог убить, вероятно, эти двое уже были мертвы.
