Я на него выпучиваю глаза – конечно, я россиянка! И что значит – я ему подхожу?!

– Не, да не смотри ты так. Блондинка, глаза голубые. Если бы ты выглядела иначе, я бы тебя сюда не привез. Ну?

И тут я понимаю, что вчера выскочила на улицу без документов. Тогда вообще не до того было. Понятно, что они сгорели. Звонить кому-то? Пожалуй, нет. Пока я все не выясню, пусть меня считают пропавшей, погибшей… Не знаю, чего они там подумают. Телефона, кстати, тоже нет. А я ни одного номера не помню наизусть.

– Слушай, да не придумывай ты историю! Я же вижу, что ты пытаешься выкрутиться. Не надо! – мой собеседник медленно намазывает на тост масло, как будто точит топор для казни. – Мне врать не нужно. Не рекомендую.

Я набираю в легкие побольше воздуха. Решение принято.

– Паспорт у меня сгорел. Я не успела взять документы. Но я россиянка. Приехала подработать. В пожаре не виновата, – произношу я на одном дыхании. Первая половина истории правда, вторая – только что придумана по ходу дела.

– Ага, вот молодец. Ты у той бабули работала получается?

– Нет, – бабушку недавно увезла к себе моя мама из-за плохого самочувствия. А меня заселили в ее дом. То есть, я работала сама на себя? – у ее внучки.

Ну вот – как обычно, я сначала сказала, потом подумала о последствиях. Такой у меня дурацкий характер. Но мне же не дали времени сообразить! И этот мужчина, как гипнотизер, сбивает с мысли!

– Так, а внучка где была во время пожара? Наверное, тусить уехала? Золотая, твою мать, молодежь! – Он откусывает свой тост, демонстрируя белоснежные, ровные зубы. Интересно, свои такие? Боже, боже, боже! О чем я думаю! Какая разница!

– Да, наверное, тусить. Мне же не докладывают, – блею я неуверенным голосом.

– Понятно. Значит, пиши мне свои имя, фамилию. Ну да, и отчество. Попрошу выправить тебе паспорт. Ты россиянка, значит, есть в базе. Ничего не натворила? А? Не привлекалась?

Мне приходится взять себя в руки, чтобы не нахамить в ответ.

– Нет.

– Хорошая девочка. Молодец. Ты мне нравишься все больше. Митрич, дай ей листок какой-нибудь! – рявкает он. Я чуть ни подскакиваю.

Рядом с тарелкой Митрич кладет открытый блокнот и ручку. Блокнот в кожаной обложке, листы из мелованной бумаги – дорогой. Хочу посмотреть, что написано на обложке, но под пристальным взглядом хозяина дома боюсь сделать лишнее движение.

– Пиши. Чего ты такая отмороженная? Понятно, у тебя шок. Но я ж сказал, что помогу. Будешь паинькой, и все будет в порядке.

Я начинаю писать. Соврать? Нет, тогда меня не найдут в базе. А всех туда заносят? А если человек не регистрировался в госуслугах?

Пишу: «Карина». Так, а как он узнает, кто я? Никак. Фамилия у меня по мужу – мы еще не развелись. Бывшая фамилия по папе, его же отчество. В общем, узнать, чья я внучка, непросто.

– Написала? Отдай Митричу.

– А как вас зовут, можно спросить? – лепечу я.

– Спросить можно, получишь ли ответ – не факт, – он смеется, вытирая рот салфеткой. Нет, не бумажной. Это лен. Я уж в этом разбираюсь. На столе скатерть в тон, явно комплект. – Игорь меня зовут. Этого тебе достаточно. Всё, Митрич, кофе в кабинет. Мне пора.

Он бросает салфетку на тарелку, словно она в чем-то виновата, резко встает и выходит из столовой.

Я доедаю свой омлет. Кофе мне никто подавать не будет, но я вижу кофейник на грелке – чтобы не остывал. Грелка фирменная, дорогая и «умная» – сама выставляет температурный режим, отключается, когда надо, включается.

Наливаю кофе. Замечаю, что за мной следят. Митрич видит, чем я занята, и снова исчезает в дверном проеме.

В доме стоит странная, гнетущая тишина. Во что я вляпалась? Я снова вспоминаю тот день…

Дед тяжело вздыхает.

– Всё, идите. Условия вам огласит Сергей.

Каждый из нас напоследок желает деду выздоровления:

– Выздоравливай, папочка!

– Дедуль, держись!

– Вениамин Арнольдович, берегите себя!

С этими, по большому счету, пустыми словами мы выходим за дверь. Судя по дедовой кислой физиономии, мы ему успели надоесть. Нас просят пройти обратно в гостиную.

– Печальное, конечно, событие, – Егор снова наливает себе виски, – но наш дед не юноша, плюс нервная работа. Вполне ожидаемо.

На него все шикают.

– А чего вы шипите? Вы думали, он будет вечным? Я вот не думал. Однако сюрприза в виде соревнования за его наследство не ожидал. Вот о чем нам надо думать! Только бабе Ане повезло. Интересно, Катьке тоже в любом случае денег отвалят?

– Егорушка, не будь таким злым! – бабуля качает головой, словно отчитывает не почти уже тридцатилетнего мужика, а пятилетнего болвана.

– Господа, попрошу внимания. Мне нужно зачесть вам условия, которые для вас прописал Вениамин Арнольдович! – дедов помощник встал у буфета и старается обращаться ко всем, хотя мы, как нарочно, расселись по разным углам гостиной. Мы замолкаем. – Итак, каждый из приглашенных сюда имеет право вступить в соревнование на право наследования компании, а также иных активов. Нельзя передавать это право отсутствующим сейчас здесь членам семьи или будущим членам семьи. Важно отметить, что некоторые из вас в любом случае будут обеспечены согласно завещанию Вениамина Арнольдовича.

– Кто? – вскрикивает мама.

– Это будет оглашено только после смерти Вениамина Арнольдовича.

– Господи упаси! Дай ему Бог долгих лет! Я уверена, он оправится, – бабушка говорит искренне, я уж знаю. Измена деда и развод никак не повлияли на ее к нему отношение. Мне кажется, она к деду относится, как к отцу или брату. Наверное, после стольких лет совместной жизни это логично.

Сергей делает вежливую паузу и продолжает:

– Анна Васильевна, понятно, включена в список наследников. Вам не нужно включаться в соревнование. Вас, Анна Васильевна, позвали, так как вы должны быть в курсе событий.

– Спасибо, – бабуля поджимает губы: еще бы ее не позвали. Она не так проста, как кажется наша бабуля. Проживите столько с дедом, пройдя через массу испытаний, и вы тоже, при внешней мягкости, будете как кремень.

– Так что делать-то надо? – Егор презрительно смотрит на Сергея.

Думаю, он уверен в том, что компания останется за ним. Старшему брату мамы пятьдесят пять. Он профессор, давно преподает. Понятно, что ему компания нафиг сдалась. Младшему брату мамы – сорок. Он книжки пишет и издает их за свой счет. Точнее, за счет деда. Понятно, что ему компанию не оставят. Поэтому Егор считает, что он является первым в праве наследования. Женскую половину нашей семьи, как настоящий антифеминист, брат в принципе не рассматривает.

– Каждый из тех, кто хочет участвовать в соревновании, должен выбрать себе любую работу в компании. Кто не захочет, кроме Анны Васильевны, рискует остаться ни с чем. Правда, и участникам тоже ничего не гарантируется. Они должны доказать свое право на компанию. Итак, вы выбираете любую позицию, любую должность, – Сергей откашливается, – хоть уборщика. По итогам каждой недели Вениамин Арнольдович будет принимать доклады о ваших успехах. Критерий один – процветание компании. Вениамин Арнольдович разработал гибкую систему оценки. Кто-то будет уходить в плюс, кто-то в минус…

– Рейтинг, короче. Как у студентов, – подает голос мой дядя профессор.

– Да, совершенно верная аналогия, – кивает Сергей.

– Хорошо, а если дед помрет посреди соревнования? – ухмыляется Егор. – Кто будет решать нашу судьбу?

– У нотариуса все распоряжения на этот счет. У кого будет выше… э-э-э… рейтинг, тот и выигрывает. Ваш дедушка надеется продержаться подольше, чтобы оценка была максимально объективной. Срок для соревнования установлен в год. Это максимум. Если Вениамин Арнольдович будет достаточно крепок, он может и вернуться к непосредственному руководству компанией. Но наследник будет выбран и займет руководящий пост. Пока все решения принимаются правлением. Естественно, их согласуют с Вениамином Арнольдовичем.