Гвоздём программы являлся карачаевский шашлык. Это не совсем тот шашлык, что мы привыкли видеть на мангалах.

На двух рогатинах над углями висела пронзённая деревянным штырём целая тушка барана. Её медленно крутили, как это обычно бывает при жарке мяса, периодически поливали соусом – кисломолочным острым продуктом с чёрным перцем.

Над лесом плыл специфический аромат, смешивающийся с еловым запахом деревьев. Это вызвало волчий аппетит, и у всех потекли слюнки.

Борис Тихонович и я, чтобы отвлечься от запаха, решили, что неплохо бы наловить к столу еще деликатеса – форели. Но снастей не было, мы выстругали палку, похожую на гарпун, и стали охотиться у небольшого водопада.

И рыбу видели, и пытались её загарпунить, но навыки охотников нам не давались, так что остались все без ухи, что называется, не солоно хлебавши.

Зато «созрело» главное пиршество – шашлык.

Карачаевцы Керим и Хасан, коренастые мужчины средних лет, пригласили всех «за стол» – расстелённую скатерть, накрытую хлебом-солью, зеленью – непременной добавкой к мясу и всем, чем бог послал.

Водка – а как без неё? – и гранёные стаканы в центре, сполоснутые в холодной горной реке.

Хасан достал из ножен кинжал, и стал нарезать вдоль, вместе с рёбрами куски не очень жирного, с коричневой корочкой, мяса, раздавая присутствующим. Такой цвет мясу придавал соус, обладавший специфичным, острым, но приятным вкусом.

Пошли тосты за дружбу великого русского и карачаевского народов, за сотрудничество Пятигорской маслосырбазы с Нальчинским побратимом, за дружбу хороших людей.

Много-много ещё звучало различных слов под благодатным небом Кавказа, в одном из живописнейших его мест, в долине Махар-Су.

После застолья, сытые и весёлые люди разбрелись по кустам и окрестностям, знакомясь с местной флорой и фауной.

Вечером здесь солнышко быстро садится. Оно уже намеревалось прыгнуть за гору. Стали устанавливать палатки, готовиться ко сну.

Мне раньше не приходилось бывать в походных условиях, никогда не ночевал в горах, не имел даже с собой тёплой одежды, ведь это на равнине − бархатный сезон, жара, а ночёвка в горах в костюмчике ночью не предвещала ничего хорошего…

Мои родственники сами в таких делах не намного опытнее, но о них позаботились их карачаевские друзья, я же был здесь «прицепом». Хорошо ещё, что нашёлся лишний спальный мешок, но он оказался не по росту малым, где-то по грудь.

Что есть, то есть. Полный впечатлений, я залез в него и вскоре «отрубился», устав, как и все, за день.

Проснулся часа в три ночи от холода, подсознательно пытаясь влезть поглубже в спальный мешок, но это никак не получалось, как ни старался. Промучившись в полудреме около часа, я уже дрожал, как цуцик, и вынужден был выбраться из ненадёжного ночного убежища и огляделся.

Мои товарищи мирно посапывали, забравшись с головой в свои спальники. Я поискал, что бы ещё на себя надеть, но в палатке решительно ничего не было. Подгоняемый холодом, выскочил наружу. Стояла тёмная южная ночь, из-за высоких деревьев почти не видно было луны, свет которой едва пробивался сквозь густую крону деревьев.

Делать нечего, я решил побегать по окрестностям, чтоб хоть как-то согреться. Зубы выбивали устойчивую дробь, мне казалось, что я промёрз насквозь. В жизни так никогда не замерзал.

После получасового бега, дрожь прекратилась, но согреться не удавалось. Услышав шум реки, повернул в её сторону, среди деревьев в ранней рассветной зорьке блеснула водная лента. Побежав вдоль русла, вскоре увидел деревянный мост, не лишённый изящества для этих глухих мест, словно чудом возникший и манящий к себе закруглёнными перилами.

Что за мастер-плотник сработал это произведение деревянного зодчества в глухих местах, не пожалев своего труда и времени?

Я приблизился и не поверил своим глазам: на поверхности моста блистала изморозь. Иней лежал плотным слоем, и от вида его мне вновь стало не по себе. «В конце концов, − мелькнула мысль, − чего я мучаюсь, есть ведь ещё средство для быстрого сугрева – можно и костерок развести».

Решительно двинулся к нашему лагерю. Приблизившись, услышал голоса. Понятно, в такую ночь не только я замерз, почти все мои товарищи повылезали из своих мешков. На прежнем месте кострища потрескивал, метался красный огонёк, а в руках у окружавших его мужчин и женщин отсвечивали гранёные стаканы.

− Ребята, и мне налейте, пропадаю! – Воскликнул я, приблизившись. − Борис Тихонович, стоявший ко мне спиной, обернулся и приветливо развёл руками, словно пытаясь обнять.

− А мы потеряли тебя, Гриша, – засмеялся он, − ты на свидание к медведице что ли бегал?

Все дружно загыкали. Видно было, что они уже «приняли на грудь», расслабились и им было хорошо.

− Однако вовремя ты подоспел, водку-то вчера почти всю выпили, одну бутылку я вот заныкал, как старый поклонник Бахуса, предвидел, что грядёт завтра, то есть сегодня! Так что благодарите меня, неразумные!

Все с воодушевлением стали похлопывать Бориса Тихоновича по плечу, женщины подарили по поцелую. Мне он налил полстакана водки, я выпил и вскоре почувствовал теплое блаженство, разливающееся по телу.

Согревшись и позавтракав, все стали собираться в путешествие вверх, к истокам реки.

Вот тут и пригодился вездеход. Брезентовый верх с него сняли.

Мы въехали в долину. По краям нас величественно окружали заснеженные вершины хребтов, все сидели в кузове вездехода, а он нёсся прямо по руслу реки. Водитель знал, что делает, а для нас это явилось необычным и восхитительным!

Горная речушка была, что называется, по колено воробью. Все держались за поручни борта из-за тряски по камням, вездеход мчался вверх по течению так, что брызги летели из-под колёс.

Взошедшее солнце образовало радугу и мы, словно полубоги в её свете, мчались на железной колеснице вперёд!

Женщины визжали от восторга, а может и от страха. Езда с препятствиями удалась на славу! Проехав с полчаса по реке, ставшей совсем узкой, мы вышли на поляну, где нас встретили двое пастухов. Рядом паслась отара овец.

Завязался разговор, пастух, что постарше, рассказывал о своей нелёгкой, продутой ветрами и омытой дождями, заносимой внезапными зарядами снега, чабанской жизни. Мы с интересом его слушали, задавали вопросы.

Тут я увидел на противоположной стороне речки заросли малины, уходившие оврагом в сторону от речки. На её ветвях краснела крупная спелая ягода.

Перейдя по камням водный поток, углубился в кустарник. Увлёкшись, с наслаждением ел и ел сочную, сладкую ягоду, только успевая класть в рот, забираясь всё глубже в малиновое царство.

Раздвигая очередные кусты, не ожидая, чуть не столкнулся нос к носу с бурым хозяином этих мест – медведем. Он был ко мне спиной и увлечённо делал то же самое − ел малину, лапами притягивая к морде ветки, чавкал, как заправская свинья.

Сначала я опешил, но быстро опомнился, тихо отпустил ветки и бочком, бочком стал удаляться от опасного соседства, думая, что встреча с мохнатым хозяином здешних мест, зная про его недружелюбные манеры, которые не предвещали ничего хорошего и могли окончиться весьма печально.

Тут я заметил, что ушёл довольно далеко от общей группы и, срезая путь, прямиком направился к вездеходу.

Мои спутники разбрелась по окрестности, кто-то собирал полевые цветы, кто-то отдыхал у речки. Я рассказал о встрече с лесным хозяином, все оживились и почему-то заторопились возвращаться назад.

Да и то – у многих завтра начинался рабочий день, а нужно ещё добраться до Нальчика, а оттуда до Пятигорска…

Вернулись на вездеходе до палаточного лагеря, собрали манатки и спустились к ожидавшему автобусу.

В ПАЗике ехали шумно, обсуждая свои приключения, кто-то дремал. Удовлетворённые и умиротворённые, полные впечатлений, кружа по горному серпантину, спускались всё ниже и ниже в лоно цивилизации.

Вениамин Петрович Бабаков, болгарин по предкам, давно обрусевший, плоть от плоти советской системы, был среднего роста, худощав, прилично лысоват, но с правильными чертами лица и вполне обаятелен внешне.