Девушка с волосами цвета морской волны закатила глаза.

— Ну, давай же, чего ты ждешь? — нахмурила она гладкий лобик, вернув взгляд к Проявителю. — Жмот!

Он хранит каждую каплю силы — она знала это. Она знала, что он пожалеет Пламя на ненужную ему цель, она знала, что может не назвать свое имя и ничего ей за это не будет. Эта шлюха пришла, чтобы проводить его к Инквизитору — иначе зачем она здесь? Марбасу так не терпится встретиться с ним?

— Чье тело ты украла, чтобы нацепить на себя эти тряпки? — громко спросил Каллахан, его голос раздался эхом между камней, но заглох в гуще сухих зарослей.

— Этот разум слаще чем тело, — проворковала девушка голосом бархатным, как лепестки глоксинии. — Если и выбирать одежду, то с содержимым сладким и мягким, чтобы носить было не в тягость. Она даже не кричала, когда я взяла ее. Ее сознание угасало медленно и ей понравилось, — глаза у девушки были такого же цвета, как и ее волосы — зеленые по-морскому. — Хочешь, я назову имя? Эллиэль — так ее звали.

В саду, где орхидеи алые цветут,

И пчёлы сладкий мёд берут,

Танцует дева в светлом платье,

В сиянии лучей и утренних объятий. — пропела она и глаза девушки сверкнули. — Вот, теперь ты знаешь. И чья это вина? Твоя, твоооояяя…

Единственное, что Каллахан мог сейчас себе позволить — узнать правду. Для этого не нужна была растрата силы. Умение распознавать ложь пришло вместе с Пламенем еще много лет назад и стало таким же легким, как дышать.

— Сколько вас? — спросил он, сдерживая в себе бушующее Пламя.

— Нас — легион, — ответила, улыбаясь, девушка и повернулась к нему спиной.

Не боится, сучье отродье. Надеется вернуться назад, если вдруг все-же решу спалить ее, понял Каллахан. Неужто мы стали так слабы? — с огорчением подумал он. Неужели наши молитвы так плохи, что все они плюют и скалятся нам в лицо, зная, что вернутся назад?

«Нет, вовсе не так… просто нас очень мало, а их — легион».

Их действительно много, но здесь, на этой горе, не больше трех-четырех сущностей. Все остальное лишь бравурность и наглая самоуверенность. Девушка соврала, но только наполовину. А Каллахан давно уяснил, что лучшая ложь — это полуправда.

Не удержав внутри, Каллахан позволил Пламени пыхнуть. Глаза зашлись белым, и он пару раз моргнул, пытаясь унять их. Шут на камне взвизгнул, прикрывшись маленькими ручками. Одежда на его теле обуглилась, и он скатился с возвышенности кубарем, кинувшись на четвереньках вслед своей спутнице.

Они принялись продираться сквозь заросли, орудуя мечами направо и налево. Асгред вел за собой лошадей, уверенный, что они им понадобятся. Или ему просто хотелось чувствовать себя быстрым, когда они будут убегать отсюда… Асгред даже не пытался отогнать эти мысли — пусть роятся в голове, он боится и ему не стыдно. Только бы не позволить ногам подчиниться его трусливым намерениям…

Тонкие ветви ломались легко, едва чувствуя касание стали. Из пыли они сделаны что-ли? Лошади шли, сбивая сухостой округлыми боками, сразу почуяв, что уколоться здесь нельзя. Он ложился мелкими палками под ногами, а иногда рассыпался в прах. Воздух наполнился терпкой пылью, царапающей горло. Лошади начали вертеть головами, пытаясь избавиться от тлена в своих ноздрях.

— Дождика бы не помешало, — досадливо сказал Павел, и, видимо, сглазил.

Крайнон над головой заволновался и пошел явственной рябью. Брюхо его сократилось по всему небу, по воздуху прошелся глухой гортанный гул, словно затрубила тысяча широких ржавых труб. Отвратительный, ужасающий звук. Широкие волосяные щупальца толщиной с несколько дубовых бревен отделились от брюха и упали вниз, как склизкие безвольные плети. Они тянулись от самого неба и до земли прозрачными бледными ногами. Что-то позади идущих грохнуло, вверх поднялся ворох пыли, послышался треск деревьев.

— Какая же дрянь, — выругался Павел, оборачиваясь. — Отстойная, отстойная дрянь!

— Жжется… — заморгал Асгред, когда ему в глаз попала капля дождя.

По белой веснушчатой коже потекли крупные бурые капли, пахнущие гнилью. Асгред согнулся, схватившись за лицо. С неба сплошным столбом хлынула гнилая влага. Павел закричал, сорвав со своего мерина одеяло и накинул его на голову. Он еле успел, лошади заржали и встали на дыбы, даже Берта, которой это сделать было труднее всего. Черный и рыжий кони помчались вперёд, снося сухие ветки напрочь, Берта и мерин начали кружить вокруг себя. Где-то вдали слышалось мелодичное пение девицы и дикий смех шута.

— Вперед, быстро! — скомандовал Каллахан, зажигая Пламя, — Нужно найти укрытие.

Бурый дождь начал прожигать ветви, превращая их в дымящиеся спички, которые вот-вот вспыхнут. Вверх тянулся ядовитый дымок, от которого кровь шла из носа. Так что же будет с легкими?

— Оторн Каллахан, это кислота, — Асгред заметил, как дрожат его руки, все в больших красных кровоподтеках — туда попали первые капли.

Но Проявитель ничего не ответил, прокладывая зорким взглядом путь до ближайшего укрытия. Пламя показывало ему дорогу, оно ширилось и пульсировало, превращая кислоту в воду в радиусе пяти метров от Каллахана. Храмовники бежали, прячась в куполе из плотной силы и боялись отстать. Даже кони, не имевшие острого человеческого ума, пошли за белесой пульсацией и не поднимали хвостов, чтобы не выйти за пределы свечения.

Они пришли к отвесным валунам, прилегающим к горе почти вслепую. Асгред забился в щель, над ним нависали рыжие с серым камни — прямо как его волосы сейчас. Серая жижа смешалась с ярко-рыжими локонами, прилипнув ко лбу и щекам. По дороге с его головы слетел подшлемник и сложилась под натиском яда броня, закрывающая голову — кислота прожгла кожу и теперь волосы лезли клочьями. Павел держался за камень над головой, осторожно выглядывая наружу — ничего не видать, хоть глаз выколи.

— Пахнет так, будто дохлую свинью трахнула другая дохлая свинья, потом сожрала и высрала, — в сердцах выпалил Павел.

— Это не далеко от истины, — неожиданно согласился Каллахан. — Мне нужно идти за этой шлюхой, она приведет меня к Марбасу. А вы оставайтесь здесь.

— Здесь? — поразился Асгред, стараясь вытерпеть боль. Он схватил Берту за гриву, пытаясь удержать на месте. Вода вымочила ее с ног до головы, кобыла держалась ближе к проему в скалах. — Марбас не один — как минимум с ним тощая девка и этот уродец… не знаю кто он, на шута похож. И она сказала, что их легион.

— Она соврала, — нахмурился Каллахан. — С теми, что внутри я справлюсь, а те, кто могут появиться снаружи — на вас.

Каллахан не знал, действительно ли желал, чтобы его братья остались здесь из-за того, что ему нужна помощь снаружи. Явится ли кто-нибудь еще, и будут ли мечи крестоносцев так полезны… или просто не хотел, чтобы они погибли. Тот, кто находится под Лысой горой им не по зубам. Скорее всего, Марбас переломит их между делом, как молочные печенья, только чтобы позлить его. Нет, Проявитель не мог так рисковать. А шут и шлюха ему не помеха.

— Оставайтесь здесь, — твердо отчеканил Каллахан. — Это приказ.

Он оставил их под скалами, скрывшись в непроглядной бурой жиже, свергающейся с неба.

Глава 4

Вдали маячило пятно бирюзовых волос, с длинных локонов стекали струи ядовитого дождя, не причиняя девице никакого вреда. Волосы слиплись и обвисли, превратившись в грязные сосульки, но не повылезали с головы, как это случилось с Асгредом. «Грязь не запачкает еще большую грязь, она может ее только приумножить». Если девушке и было больно, она этого никак не показывала.

Паяц-дурак бежал впереди, временами перекатываясь через голову и звеня колокольчиками, он боялся отстать и встретиться с Пламенем. Тогда ничего хорошего не жди. Пламя раздулось еще на несколько метров вперед. Теперь Каллахан походил на большую белесую лампу, нырнувшую под крутой навес скал.

— Не отставай, сладенький, — пропела высоким голосом девушка, теряясь в бесконечном разветвлении туннелей. — Мой милый, миилый, мой родноой, забудь о мире, где жил ты в суетее, и дай мне властвовать в твоей душее…