— Руки за голову! — повторил военный, и дуло автомата опасно приподнялось.

Сашка со Стёпкой послушно вскинули руки вверх. Из-за спины военного показался низенький полный мужчина, тоже в форме, обтянувшей его так, что, казалось, ткни его, и он выскочит из неё, как тугой маленький мячик.

— Вот это дела, — протянул мужчина, оглядывая комнату. Перешагнул через лежащего Кравца и ещё раз огляделся, смешно завертев круглой лысой головой. — Прямо панорама Бородинского сражения. Смешались в кучу кони, люди. А?

Неизвестно кому он адресовал это «а», но Сашка дёрнул головой, словно соглашаясь. Низенький военный Сашкино дёрганье заметил, усмехнулся и, обернувшись, скомандовал:

— Давайте, ребятки, пошуруйте тут.

Тут же из-за двери показались ещё военные, все как подбор рослые, высокие. Двое шустро прошмыгнули в каморку, рассредоточились, быстро и профессионально осматривая трупы.

— Ну, что там, ребятки?

Один из «ребяток», вытянувшись по струнке перед своим командиром, бодро отрапортовал:

— Товарищ майор, все трое мертвы. Застрелены. Судя по пропускам — Татаринов, Костылев и Кравец.

— От ты ж, прямо в яблочко, — восхищённо выдохнул низенький и даже чуть подскочил. — Это который из них Кравец? А ну-ка, соколик, посвети-ка ты в евонный циферблат, для опознания, так сказать, личности.

Пока «соколик» светил фонариком в «циферблат» Кравца, а товарищ майор восторженно крякал и повторял: «а ведь, кажись, он, чтоб нам всем тут утопнуть», Сашка стоял, по-прежнему держа руки за головой и не сводя глаз с того, кто так и застыл в дверях, с автоматом в руках. Сейчас оружие уже не было опущено, дуло автомата было направлено прямо на него, Сашку, или на Стёпку.

Закончив опознание, товарищ майор повернул к ним круглое довольное лицо.

— Вы тут что ль Ледовое побоище учинили?

«Это не мы», — хотел ответить Сашка, но Стёпка его опередил.

— У нас тут раненый, ему срочно нужна помощь. Надо немедленно доставить его в ближайшую больницу. Я его перевязал и остановил кровотечение, но, скорее всего, нужна операция.

Стёпкин голос от волнения дрожал и заваливался на фальцет, но он всё равно выпалил всё про Кира и замолк, тяжело и отрывисто дыша, как будто только что пробежал этажей двадцать вверх без остановки.

— Ткачук, а ну, посмотри, что там, — скомандовал майор.

Ткачук бросился исполнять приказ, отодвинул их со Стёпкой в сторону.

— Раненый, товарищ майор. Да ещё и отделан не слабо. Не жилец, скорее всего.

От этого «не жилец», брошенного спокойно и равнодушно, Сашка непроизвольно качнулся, и страх, почти ушедший, пока они со Стёпкой перевязывали Кира, вернулся снова. Майор недовольно скривился:

— Ещё один жмурик. Чтоб нам всем тут утопнуть.

— Он не жмурик, — подал голос Стёпка. — Он в плечо ранен. Его в больницу надо.

Майор с интересом посмотрел на Васнецова и, потянувшись к карману, достал оттуда рацию:

— Майор Бублик. На тридцать четвёртый медицинскую бригаду организуйте. У нас тут раненый, — и, нажав отбой, снова уставился на них со Стёпкой. — Ну давайте, ребятки, рассказывайте, что тут у вас произошло?

— Мы не знаем… мы тут случайно, — тихо проговорил Сашка. В голове вертелась смешная фамилия майора — бублик, круглая, мягкая, сдобная, она удивительным образом шла этому низенькому и крепенькому мужичку, с хитрыми прищуренными глазками, и Сашка, не отдавая себе отчёта, что думает не о том и не про то, снова повторил на автомате детское и смешное оправдание. — Мы случайно.

— Случайно, чтоб нам тут всем утопнуть. Мимо проходили, да? — Бублик прищурился. — Променад по этажам устраивали? Так что ль? Ты б хоть, соколик ясноглазый, соврал поубедительней. Я б тебе, конечно, не поверил, но, может, и б зауважал. А так… — майор издал картинный вздох. — Давайте пропуска ваши что ли. Буду ваши фотокарточки с копиями лиц сверять.

— Мы не можем, товарищ военный, пропуска достать, — встрял Стёпка. — Нам велели руки за головой держать.

В Стёпкином голосе послышалась дерзость, и Сашка ещё больше побледнел. Кто были эти люди, чьи они, на кого работает этот хохмач-майор со смешной фамилией Бублик и сам напоминающий это самое хлебобулочное изделие? На Рябинина? Скорее всего, на него. И вряд ли дерзить им — хорошая идея.

— А ведь и верно, не можете, — майор подошёл к Стёпке, глянул на него снизу-вверх — лысая голова майора была вровень со Стёпкиной грудью, и проговорил, как-то даже грустно. — Чтоб нам всем тут утопнуть.

И всё ещё глядя на задранный кверху подбородок Васнецова, добавил:

— Обыщи, Ткачук, этих красавцев — хошь до трусов, а пропуска достань.

До трусов их обыскивать не пришлось, пропуска нашлись у обоих в карманах.

— Васнецов и Поляков, — майор повертел в руках их пропуска. — Ну так что? Будем и дальше играть в партизан? Хотя мне-то что? Мне ничего. Повесим на вас три трупа, по полтора на брата, а этот вон загнётся, так и по два покойничка каждому в архив запишем. А? Да, кстати, — он обернулся к Ткачуку. — Этого-то тоже обыщи. На предмет идентификации.

Ткачук приблизился к Киру, наклонился, принялся обыскивать — быстро, небрежно. Наверно, задел рану, и Кир застонал, впервые за всё это время.

— Эй вы там, поосторожней! — вскинулся Стёпка. — Ему же больно!

Щёки Васнецова пошли красными пятнами, и на миг Сашке показалось, что сейчас Стёпка кинется прямо на этого Ткачука, не задумываясь о наставленном на них автомате. А ведь Кир был для Васнецова никто и даже больше, чем никто — Кир был соперник, Стёпка на дух его не переносил, они же однажды даже чуть не подрались, там, в квартире Савельева.

— У этого в карманах пропуска нет, — Ткачук разогнулся и уставился на майора.

— Выясним и установим, — майор пожал плечами. — От майора Бублика ещё никто не уходил, чтоб нам всем тут утопнуть.

Внезапно у майора опять ожила рация. Засигналила так, что у Сашки уши заложило. Бублик схватился за неё, поднёс к уху и, по мере того, как до него доходила передаваемая информация, лицо майора становилось всё строже и строже, и под конец совершенно утратило добродушное выражение.

— Ах ты ж бога в душу мать, — выругался майор, отключил рацию и, повернувшись к своим бойцам скомандовал, быстро, собранно, растеряв все свои поговорки. — В Башне объявлено военное положение. Приказ прибыть по месту своей постоянной службы и пребывать в полной боевой готовности. Ткачук, ты остаёшься здесь, ждёшь медиков — со сто восьмого обещали приехать. Раненого госпитализировать. Трупы — в морг. Петренко и Колесников, этих двоих — на следственный этаж до выяснения. Остальные за мной наверх.

Сашка ничего не успел сообразить. Только почувствовал, как в спину, между лопатками, уткнулся холодный ствол автомата.

В пассажирском лифте, предназначенном только для избранных, который организовал им расторопный и вездесущий помощник Величко Слава Дорохов, Олег попытался собраться с мыслями.

«Да, всё познаётся в сравнении», — размышлял он, отстранённо наблюдая, как переговаривается Константин Георгиевич со своим помощником, и прокручивая в голове весь сегодняшний долгий день, начиная с внезапного воскрешения Савельева и заканчивая всё тем же Савельевым, который ловко, словно и не было этого двухнедельного перерыва, перехватил власть в свои руки. Как бы не раздражал Мельникова Павел, как бы не были ему отвратительны его методы, стоило признать, что известие о том, что Савельев жив, он воспринял скорее с облегчением. Потому что без Павла жизнь в Башне вдруг стала сыпаться, разваливаться, началась грызня в Совете, проблемы с бюджетом, и получалось, что именно на Савельеве держалось если не всё, то многое, и что именно Павел и являлся тем самым связующим звеном, основой.

Понятно, что незаменимых у них нет, вытянули бы и без Савельева. Но, чего уж греха таить, сейчас Олегу стало проще. Та же атомная электростанция, в которой Олег ни черта не смыслил, и где пока ясно было только одно — надо приложить все силы, чтобы у Руфимова получился этот запуск. Он бы, безусловно, приложил, они с Величко и так сделали максимум из того, на что были способны. Люди, оборудование — это, конечно, Константин Георгиевич. Но и сам Мельников извернулся, выкроил из своего и так до безобразия порезанного бюджета очень немаленькую сумму, обескровив свой сектор. Но что потом? Деньги и ресурсы небезграничны, и даже сегодня с утра, когда Олег просматривал финансовую документацию, в душе медленно и противно поднималась паника.