К сожалению, на этом все, что можно было назвать хотя бы приближающимся к впечатлению, заканчивалось, когда речь заходила о HEADLIGHTS. Вокруг были другие места, и буквально все они были лучше. Сюда приходили те, кто не мог позволить себе элитные клубы. Последние несколько лет здесь также работала Адель, и, как она и сказала мне в пятницу вечером, здесь было многолюдно.

«Надо любить HEADLIGHTS, брат», — сказал Крэш, улыбаясь вывеске. «Это не самый лучший ресторан, но, если честно, мы тоже».

Я вытер пот со лба. «И в нем есть кондиционер».

«Не забудь про плейлист семидесятых и завышенные цены на напитки».

Благодарный за то, что он не включил в список достопримечательностей ни привычный состав экзотических танцовщиц (ни одна из которых не была такой уж экзотической), ни ужасный шведский стол на завтрак и ужин, я направился через парковку с Крэшем на хвосте.

Вестибюль был маленьким, тесным и почти таким же темным, как и снаружи. Обычная вонь скунсовой пизды, пота и жирной жареной пищи ударила в лицо, как только мы переступили порог заведения. К счастью, кондиционер тоже работал, а на улице было так зверски жарко, что в кои-то веки я смог смириться с этим. Само здание представляло собой большой одноэтажный прямоугольник, и все было выкрашено либо в черный, либо в красный цвет, что должно было придать готической сексуальности, но на самом деле придавало всему помещению вид и ощущение гребаного гроба. В фойе стоял банкомат, который выглядел старше меня и взимал самые возмутительные комиссии, которые я когда-либо видел, стены были увешаны обрамленными постерами хедлайнеров (женщин, которые в любом другом клубе штата были бы, в лучшем случае, в глубокой подворотне), грязный пол из промышленной плитки, покрытый разводами, ожогами и пятнами Бог знает чего, и маленькая черная кабинка со сплошной черной стеной справа от нее и турникетом слева. За турникетом виднелись бар, столики, частные комнаты, VIP-зона и главная сцена.

Мы подошли к кабинке. Адель сидела на табурете внутри. Она возилась со своим телефоном, но как только мы вошли, сразу же заметила нас и одарила меня одной из своих медленных, сексуальных улыбок.

«Не думала, что ты придешь», — сказала она.

«Забежал немного позже, чем планировал», — сказал я ей, облокотившись на узкую стойку. «Как дела?»

«Это лучше, чем быть на улице в такую жару». Она пожала плечами. «Привет, Крэш».

Крэш собрал волосы в хвост и закрепил его резинкой. «Как дела, детка, как поживаешь?»

Адель наклонила голову в сторону бара. «Ребята, если хотите зайти, ведите себя так, как будто вы меня подстраховываете», — сказала она, бросив взгляд на камеру наблюдения, установленную над входом. «У меня перерыв около десяти. Встретимся в баре».

Я посмотрел на Крэша, и он понял, что я могу поговорить с ней наедине.

Он сделал вид, что просовывает несколько купюр через маленькое отверстие в ее кабинке на поднос. Адель изобразила, что забирает их и кладет в ящик для денег, затем нажала кнопку, которая разблокировала турникет, и Крэш прошел внутрь.

«Есть шанс, что у тебя сейчас перерыв?» спросил я. «Мне нужно с тобой поговорить, это важно».

Адель пристально смотрела на меня этими диковатыми бензиновыми глазами, вглядываясь вглубь, оценивая. «Да», — сказала она мгновение спустя. «Конечно».

«Встретимся у входа».

Вернувшись на жару, я стоял, как придурок, и ждал ее, пока она не вышла через дверь и не присоединилась ко мне возле угла здания. Она выглядела хорошо. Действительно хорошо. Слишком хорошо, чтобы сидеть в будке в дерьмовом стриптиз-клубе, брать плату за вход, давать сдачу и иногда брать сет или два на главной сцене в те недели, когда ей нужны лишние деньги. На ней была белая толстовка, от которой она отрезала рукава, шею и низ, превратив ее в крошечную полуфутболку. На ней большими черными буквами был вышит боксерский бренд Everlast, и она свисала с одного маленького плеча, оставляя оголенной среднюю часть тела и выглядя исключительно обтягивающей. Из пирсинга в пупке свисал маленький серебряный шарик, под которым были надеты очень узкие джинсы и кожаные сапоги на шпильках, доходившие до середины бедра. Даже с четырехдюймовыми каблуками она все еще была арахисом. Ее короткие светлые волосы были как обычно нарочито взъерошены и уложены шпильками, помада была ярко-розовой и влажной, а глаза она накрасила обильным количеством черной подводки и теней. Если этого было недостаточно, она пахла еще лучше, чем утром, когда вышла из душа.

Адель покатала сигарету между губами и улыбнулась. «Ты всегда смотришь на меня так, как упитанный ребенок смотрит на дюжину пончиков».

«Что я могу сказать? Пончики очень вкусные».

Она зажгла сигарету, сделала глубокую затяжку, затем откинула голову назад и выпустила струю дыма в ночной воздух, на фильтре осталось розовое пятно. «Так в чем дело? У меня не так много времени».

«Что слышно сегодня вечером?» спросил я.

«А что, ты чем-то увлечен?»

«Пока не знаю».

Адель смотрела на дорогу, холодная как лед. Некоторое время она молчала. «Он скоро будет».

«Равидович?»

«Позвонил мне недавно, сказал, что ему нужно поговорить».

«Поэтому у тебя мало времени?»

«Никогда не бывает хорошей идеи, когда вы двое находитесь в пределах досягаемости друг от друга». Она сделала еще одну затяжку и выдохнула через маленький носик. "И раз уж тебе понадобилось поговорить со мной в одну и ту же ночь, в одно и то же время, что ж, это говорит о том, что что-то не так. Я не падала вчера с грузовика, Сонни».

Я старался не выглядеть настолько взволнованным, насколько чувствовал. «Он упоминал…»

«Он никогда ничего не упоминает по телефону».

«Ты слышала какие-нибудь слухи сегодня вечером?» спросил я.

Адель сделала еще одну затяжку дыма в легкие. «Например?»

«Мне нужно, чтобы это осталось между нами, несмотря ни на что».

Адель закатила глаза.

«Я серьезно».

«Что ты хочешь знать, Санни? Здесь жарко, как в пекле».

«Имя Джио тебе о чем-нибудь говорит?»

Адель была хороша, ее жизнь часто зависела от блефа, но со мной она ослабляла бдительность настолько, что могла быстро изменить выражение лица. Это было так незаметно и так быстро исправлялось, что, если бы я не знал ее так близко, как знал, я бы никогда не уловил этого. «Да», — тихо сказала она.

«Кто он?»

«Никто, кого ты хочешь знать».

«Почему?»

Она огляделась, чтобы убедиться, что мы одни. «Он работает на Жабу».

Я притворился невозмутимым и отвернулся, чтобы Адель не увидела, как сильно мне не понравился этот ответ. Я никогда не встречала Жабу, но знала, кто он такой. Господи, да все знали, кто он такой. «Когда ты говоришь «работает», ты имеешь в виду…»

«Он высокопоставленный человек», — сказала она, сложив руки на груди. «Уровень внутреннего круга, один из трех или четырех, но больше я о нем ничего не знаю. Только то, что он — плохие новости и не тот, с кем стоит связываться».

Я не ожидал, что он окажется диснеевской принцессой, но это было гораздо хуже, чем я надеялся. Я не мог дождаться, когда расскажу Крэшу. Инсульт или полная коронарная недостаточность, я полагал, что это все равно деньги.

«Не хочу просить, — сказал я, — но мне нужна пара одолжений».

«Хорошо.»

«Как только он уйдет, позвоните мне и сообщи, о чем Равидович хотел с тобой поговорить».

«Если смогу».

«Что это значит?»

«Да ладно, Санни, ты же знаешь, как это бывает». Она стряхнула длинный пепел с сигареты, наблюдая, как он по спирали падает на цемент. «Иногда с ним все очень сложно. Если я смогу, я сделаю, хорошо? Что еще?»

«Могу я одолжить твои колеса на пару часов?»

«А что, где твоя машина?»

«Какой-то придурок угнал ее».

Она весело рассмеялась, а потом поняла, что я говорю серьезно, и сказала: «Вау, эм, да, наверное. Но у меня выход в два, ты должен вернуться и забрать меня».

«Без проблем», — сказал я. «Я приглашу тебя на завтрак, хорошо?»