– А может…– и Бор выразительно посмотрел на вождя.
– Ты о Снеге, как и я, так и ты подумал? – ответил ему в одно мгновение Зиги.
Волхв важно кивнул головой, и весь расплылся в довольной улыбке.
Излечение Гильды
– Сам пойду просить её, возьму своих дружинников, двух или трех для чести, и подарки для Зимы и Снеги, да и внучат не забуду.
– Попробуй к себе в дом в дом пригласить, или попроси присутствовать при излечении дочери. Только жене не говори, а то вдруг не выйдет ничего, – и волхв непритворно вздохнул.
– Это верно. Итак, Нара сама не своя. Скажу, я дочь вынес, прогуляться , покатать на санках, на снежок посмотреть, себя показать.
– С собой меня возьмешь? – с малой надеждой спросил Бор, – слова не скажу. Не пожалеешь, вождь.
– Лучше не стоит, – проговорил, подумав, Зиги, – кто знает, как все повернется. Ладно, пойду к жене, да и отроков пошлю подарки собрать да и к Снеге со скарбом отправлюсь.
– Ну а я домой, к семье пойду. Радостные дни, да и сын выжил.
– Привет им передавай и поклон от меня. – добавил Зиги.
Волхв спешно собрался и вышел, а Зиги пошел к жене в келью. Жена сидела, и вышивала полотенце, часто прикладывая ко лбу ладонь, и морщилась от боли.
– Нара, я чего хотел… Пойду, Гильду на санках покатаю, все ей веселее будет…
–Сходи…Спасибо…– слабым голосом, державшись за больную голову ответила ему жена.
Вождь поспешно вышел из покоев жены, и пошел в комнату дочери. С ней все время находилась сиделка, из дальней родни Нары. Пожилая хорошая женщина, дети её выросли, и сейчас живут на Ямале, китов промышляют, в море всё время. Вот и оставили мать на попечение его жены, а она стала за их немощной дочерью приглядывать. Зиги не нарадовался на Свету, какая ведь немалая помощь от нее, и дочь их полюбила, и нрав не злой.
Рассорились муж с женой, просила Зиги жена слезно ехать в Гандвик зимой, когда там в своих угодьях Эльга гостит. Да не захотел вождь даже Мёртвой Царевне поклонится, что бы она Гильду излечила. А сюда, в верховья Оби, в Варту, по старой памяти Эльга не ездит, обиды помнит, но не мстит, нет.
– Привет, дочка. Поехали, на санках тебя покатаю. Нехолодно на дворе, снежок, красиво очень.
– Спасибо, сейчас Света поможет одеться, – с радостью согласилась Гильда.
Одетую в теплые вещи дочь вождь вынес на руках, и усадил в сани, но сани особые, он толкал их сзади, держась за особые ручки, так что мог следить за дочкой, привязанной ремнем к саням. Раньше были обычные, но один раз упала с саней Гильда, не досмотрел отец. И плакала потом два дня, да не от боли, в снег ведь упала, а от обиды, что немощная такая. Сзади него шли трое дюжих воинов, и везли на санках ларь с дарами для ведуньи. Зиги толкал возок, улыбался в ответ радостной Гильде, которая наконец выбралась из скучного терема, из которого зимой редко выходила, другие ведь заняты, а ей и никак одной не подняться с лавки, и не выйти на улицу. Отец думал, что сказать Снеге, что бы не отказала, и все мечтал про себя, должно же наконец, прийти что-то хорошее для дочери, да и для них с женой. Тем более, праздник какой.
Гильда всё оглядывалась, ведь выехали со двора, и куда отец повёз? А хоть бы и в лес, зло подумала девочка. Быстрее хоть помереть, чем так жить. От холода смерть не лютая, думала она, закрывая глаза.
Вскоре показался дом Зимы, один из воинов постучал в ворота, глухие удары были слышны далеко, залаяли два пса, и мальчишеский голос спросил:
– Кто к нам, в Светлый день?
– Я, это, Зиги, посетить вас в праздник, и попросить хочу.
Мальчик, одетый в тулуп , отворил ворота, быстро окинул взглядом людей, и сказать что был удивлен, значит ничего не сказать.
– Привет , Ван, – проговорила нежным голосом Гильда, открыв глаза, – пустишь нас к себе? Отец подарки вам привез, – и оглянулась на отца, улыбаясь.
– Спасибо, – говорил опешивший отрок, – и тебя с праздником.
– Ван, позови бабушку и Снегу, – сказал на ухо отроку вождь, – не для чужих ушей разговор. – и положил руку ему на плечо, для важности кивнув.
– Хорошо, – сказал сразу покрасневший Ван, и кинулся в дом.
– Красиво как, – говорила Гильда отцу, – а куда Ван побежал? – сказала она, покраснев.
– Что, понравился? – засмеялся Зиги, – пригожий отрок. Да не повезло им с сестрой. Видишь, как с отцом- матерью случилось- утонули в Студеном Море, красного зверя добывали.
Тут и подошли наскоро одетые Зима и Снега, идущие твердой поступью, уже с напряженными лицами, не знающими чего и ждать. Навстречу им быстрым шагом, с санками впереди себя пошел Зиги и катил дочь.
– Поговорить надо, с тобой, славница, – он обратился к Снеге, поясно ей поклонившись, – отойдем в сторону. Гильда, – наклонился он к девочке, – я рядом здесь.
Дочь с серьёзным лицом кивнула ему, и вождь подошёл к Снеге, и они отошли от других. Они прошли вдвоем , так что бы никто их не услышал, и девица оглянусь на бабку, и махнула ей рукой, все хорошо, мол.
– Просить тебя, ведунья хочу, – и он тяжело вздохнул, опустив глаза, – не как вождь, а как отец. Видишь, какое горе у нас- Гильда обездвижела, пожалй ее , не меня. Возьмись вылечить, ничего не пожалею, принес дары богатые. Сделай милость.
– Зиги, – и девица мучительно покраснела, – я никому не могу отказать в лечение, такой мой зарок. Но может статься и не выйдет у меня. В Гандвик езжай, Эльга никому в помощи не отказывает, кто её просит.
– Не могу я,– и неожиданно вождь покраснел, – если ты не сумеешь, то тогда…
– Тогда, Зиги, – и Снега смотрела него своим глазами, ставшими как острые льдинки, – и ты клянись, что без вести с Алатыря меня туда сам не пошлешь и никому не позволишь отослать. И другой мой зарок- на жизнь и смерть- Клянись, что не попросишь воскресить никого, что бы не случилось.
– Клянусь, – пробормотал вождь, чувствуя, как у него холодеют руки и ноги, – не бойся, девица.
–Я никого в целом свете не боюсь, вождь. И ты бояться теперь перестанешь. Лишь бы меня не испугался.– и она подошла к нему, – Бери дочь на руки, и пойдем наверх, в горницу.
Зиги поднял Гильду, впереди пошла Зима, с каменным выражением лица, а за ней Снега. В сенях, она как ни в чем не бывало отряхнула веником свои валенки, бабушки и гостей, улыбаясь при том Гильде.
– Ван, Алена! – крикнула Зима, – идите, вас отроки вождя просят, покажите им во дворе, как ты хитро свою колесницу в сарае мастеришь.
– Сейчас, баушка, – и внуки- близнецы, быстро одевшись убежали во двор.
– А куда Ван, – провозила отрока взглядом, и побледнев от обиды, сказала Гильда, – это потому, что я калека, – и заплакала горько, утирая слезы ладонями.
– Не надо, девица , – к ней кинулась Снега, сама с покрасневшим носом, – чего ты, выздоровеешь. Он же отрок, ему бы все мечи да лошади, но он добрый и смелый. Не надо так. Сейчас я тебя травами лечить буду, как никто и не умеет здесь.
– Точно? Не шутишь? – говорила она с надеждой оглядывая совсем юную ведунью.
– Все с тобой будет хорошо, – говорила сама разволновавшаяся ведьма, – все отлично, сейчас отец с тебя тулуп и валенки снимет, а то у нас тепло, сопреешь.
Зиги кинулся к дочери и быстро снял теплую одежду, и сел на лавке. Гильда осталась в вязаном платье, меховой безрукавке и войлочных онучах. Зима принесла питье по кивку Снеги, ведунья сама подала ковш девочке, та взяла двумя руками, посмотрела на отца и ведьму и все выпила, стала засыпать, кланясь к груди подбородком .
– Смотреть будешь? -едко спросила Снега вождя, – как ведовство своё творить буду?
– Не хочу, но должен. – упрямо сказал вождь, – не испугаюсь.
– Ладно, – сказала ведьма.
Она села рядом с девочкой, нажала на одно место на шее, отчего та заснула. Потом погладила ее волосы, сняла браслеты с рук, подтянула свои рукава к локтям, обнажив покрытые татуировками предплечья, и наложила ладони на лоб девочки. Так продолжалось недолго, Зиги заметил, как волосы отроковицы побелели, а лицо будто заледенело, глаза почернели, губы сделались синими, как и ногти на пальцах, а ноги и руки его девочки, о чудо! Стали непроизвольно сжиматься и разжиматься, как у безвольной куклы, но глаза она еще не открывала. Отец пытался подойти к дочери , но его крепко держала Зима своими руками. Светильники освещали все действо, наконец, в изнеможении, с тяжелым вздохом, Снега встала и отошла от девочки, еле передвигая свои ставшими непослушными ноги, и цепляясь пальцами за стену, села на лавку, обводя горницу невидящими теперь глазами.
