Я прошла как можно тише и послушно села.

Все переводили взгляды со столовой посуды на Кларису Райвен, словно чего-то ждали.

Удивительно, но никто в этом доме не читал молитву перед ужином.

Наконец миледи улыбнулась, взяла в руки вилку и нож:

– Отведаем пережаренный бифштекс. Приятного аппетита.

– Приятного аппетита, – разнеслось по залу.

И все принялись за еду, услышав благословение хозяйки.

Я поймала мрачный взгляд Грея и отвела глаза, наблюдая за изящной рукой Кэт, в которой еле заметно дрожала вилка. Дама внезапно вздрогнула, и вилка выпала, звонко стукнувшись об пол.

Кэт всхлипнула и прижала руки к лицу.

– Леди, – я протянула ей свою нетронутую вилку, но сестра госпожи лишь молча покачала головой.

– Оставь меня, дитя, здесь душно, слишком душно, – она быстро сжала мою руку, встала и ринулась прочь.

– Остановись, Кэтрин! – громким голосом произнесла миледи, но сестра даже не подумала ее слушать.

Я увидела лишь след черной вуали в дверном проеме, а потом дама в трауре скрылась из виду.

– Не обращайте на нее внимания, – усмехнулся Барри, с довольным видом уплетавший ростбиф. – Наша добрая Кэт любит страдать и готова вечно носить траур по своему прошлому.

Он фыркнул и жестом позвал слугу, который наполнил его бокал виски.

Я лишь вздохнула, плотно сжав в кулаке крохотный листок бумаги, оставленный Кэтрин в момент рукопожатия.

Одно ловкое движение свободной рукой, и вот бумажный лист развернут у меня на коленях.

«Второй этаж, комната 8, зайди».

Очевидно, леди желает меня видеть. Только зачем?

Где-то внутри я по-прежнему ощущала интуитивный трепет перед этой странной особой.

Тем временем компаньонка Зои ополовинила бокал виски и весело смеялась над шутками мистера Барри.

Я поняла, что сижу, застыв с вилкой на весу, перед нетронутым бифштексом.

Он выглядел весьма аппетитно, только розовая сердцевина казалась не совсем прожаренной. Что за странный вкус у этих аристократов!

Ловким движением я отрезала кусочек и отправила к себе в рот. Божественно. В приюте нас никогда не кормили так вкусно!

Грей вяло ковырялся в тарелке. Поймав мой взгляд, он фыркнул так, словно перед ним был назойливый комар.

– Щелк-щелк, – зазвучали спицы мадам Зои. Со своим уродливым вязанием в руках она напоминала огромного паука.

От этих мыслей аппетит исчез.

– Тебе нравится Лейстрим, Маргарита? – Внезапно спросила мадам.

Я поперхнулась и громко закашлялась. Боже, какой стыд!

– Здесь весьма скромно и уютно, – словно не замечая этого, продолжала миледи. – По утрам ярко светит солнце, а ночи такие ясные, правда, сынок?

– Ужасное место, – с ненавистью в голосе ответил Грей, – настоящая тюрьма. матушка.

Он поднялся со стула, собираясь покинуть зал вслед за дамой в черном.

– Сядь, – В голосе миледи чувствовался лед – нет, скорее, целая глыба льда. – Помни о своем долге, сынок. Ты наследник рода. Так завещал твой отец.

Немного поколебавшись, Грей с обреченным видом сел обратно.

Он достал из кармана что-то блестящее, раздался механический скрежет, а затем случились два абсолютно странных, иррациональных события.

Мадам Зои выронила из рук фиолетовую пряжу, вскочила на стул и заорала:

– Жук!! Там жук!! Уберите его!

При этом она комично размахивала руками и сама походила на огромного майского жука.

– Вот он! – Толстый палец Зои указал на стол, туда, где на маленьких юрких ножках действительно ползло большое золотистое насекомое.

Жук ловко огибал тарелки с пудингом, бутылки с виски и графин с водой, а затем остановился напротив меня.

Я осторожно взяла его в руки. Большой, размером почти с ладонь. Тяжелый. В руку впился острый металл, несомненно жук был…

– Мадам, – я улыбнулась, – он механический, не живой. Вам нечего бояться.

Высокая прическа компаньонки вопросительно качнулась. Зои поджала губы и слезла со стула, видимо, осознав, в каком глупом положении находится.

Барри Хеббер отвернулся, стараясь сдержать смешок, а вот Грей улыбался во весь рот, откинув темные волосы назад. На миг я залюбовалась его улыбкой.

Жук в моих руках зашевелился и взлетел к потолку.

Миледи неожиданно тоже улыбнулась:

– Тебе нравится это насекомое из металла и шестеренок, Маргарита?

– Да, госпожа, оно прелестно.

Услышав мой ответ, Клариса Райвен склонила голову набок. И тут я поняла, насколько они с Греем разные.

Хозяйка замка сейчас походила на затаившуюся кобру, в ней не было и капли обаяния Грея, словно эти двое созданы разными творцами: Грей – одаренным скульптором, а его мать – сумасшедшим ученым.

– Этот механизм сделал мой сын. Он весьма талантлив.

– О, это восхитительно! Мистер Райвен – настоящий мастер.

Услышав мои слова, Хеббер недоверчиво хмыкнул, а Грей лишь тяжело вздохнул, снова уставившись в тарелку. Наверняка он опять думает о несравненной Эллин.

Тем временем собравшиеся вспомнили об остывшей еде. Конец ужина прошел без особых событий.

Только мадам Зои постоянно интересовалась у меня подробностями приютской жизни, то и дело сочувственно качая головой:

– Бедная девочка, и платьице-то на ней штопаное.

А я боролось с желанием кинуть тарелкой в ее голову с толстыми щеками и глазами-бусинами.

Наконец все пожелали друг другу спокойной ночи и начали расходиться.

Когда платье госпожи исчезло за дверью вслед за Греем, пьяный Хеббер начал меня звать:

– Мышка! Мышка-норушка! Пойди сюда…У дяди Барри кое-что для тебя есть.

Плохо дело. Я вежливо поклонилась и стремглав выскочила из столовой, делая вид, что не слышу.

Этот человек пугал меня гораздо больше механического жука.

«Второй этаж».

«Комната 8».

«Зайди».

Эхом отдавались в голове строки записки черной леди, пока я стремительно поднималась по лестнице

В коридоре перед глазами то и дело мелькали двери покоев обитателей замка.

Наконец я нашла дверь с потертой синей цифрой 8 и табличкой «Леди Кэтрин Райвен».

Моя рука на миг замерла в воздухе, когда из комнаты послышались приглушенные всхлипы, и все же я набралась смелости и постучала.

– Войдите, – голос Кэтрин был таким грустным и слабым, что мое сердце сочувственно сжалось.

Дверь скрипнула, и я очутилась в полумраке комнаты, весьма скромной: письменный стол, кровать и венский стул, на котором сидела миледи.

Сейчас она не плакала, просто смотрела на стену, где висел портрет молодого мужчины во фраке. Что-то в его чертах мне показалось знакомым, но что?

Светлые, почти белые волосы, озорная улыбка и глаза цвета аквамарина.

– Тебе он нравится? – Неожиданно спросила леди Кэтрин.

Я вздрогнула:

– Да, очень мм… интересный молодой человек.

На миг лицо ее озарила улыбка:

– В свое время мне тоже так показалось. Это Джозеф Рэнделл, он был моим женихом много лет назад.

После этих слов в комнате повисла тишина. Мне вдруг стало неловко. Наверное, надо продолжить разговор. Наконец, набравшись смелости, я спросила:

– С ним что-то случилось?

– Он умер, – бесцветным голосом ответила женщина в черном, – с тех пор я ношу траур и стараюсь не снимать черную вуаль, дитя. Но ты так испугалась одного моего вида, что пришлось сделать исключение.

– Простите, мэм.

– Не стоит извиняться, – она обхватила руками голову, – это случилось давно. Такая трагедия! Сотни смертей, и ради чего? О, будь проклят этот трон!

– Миледи, вам плохо? – Я склонилась над ней, стараясь не замечать, как неровно бьется собственное сердце.

И тут она крепко схватила меня за руку. Дыхание леди участилось, волосы разметались, словно от порыва ветра, я почувствовала холод ее рук и наткнулась на взгляд, что смотрел как будто сквозь меня.

– Будет битва. Будет кровь и смерть. Все повторится снова. Великое сражение во имя власти. Но карты спутались, ибо последний станет первым, и душа будет продана за тень свободы. Все случится в ночь ведьм. И папоротник зацветет раньше времени.