На миг всё замерло, словно мир освободился от звуков, а потом скрипнула дверь – глухо, протяжно, как полуночный призрак, молящий о вечном покое.

Слуга схватил меня за руку.

– Быстрее, миледи!

Оцепенение прошло. Я рефлекторно последовала за ним, молясь о том, чтобы преследователи нас не настигли. Только не сейчас. Надо торопиться, пока они меня не уничтожили.

«Быстрее, – эхом отдавалось в голове. – Ну же, Марго, надо торопиться, пока они тебя не уничтожили».

«Жила на свете девочка в красивом замке с хрустальными башнями, – думала я, спасаясь от назойливых страшных мыслей (повторяла, как молитву, некогда услышанную историю). – И не было не свете никого счастливее её. Каждый день был похож на сказку. Все ее любили. Утром она гуляла в саду, любуясь клумбами роз, а вечером слушала мелодии флейты, которые наигрывал ее отец».

Я судорожно вздохнула, стараясь не потерять сознание прямо сейчас в узком коридоре мрачного замка.

– Дзынннь!

Где-то внизу рухнула тяжелая люстра, издав жалобный стон. Кто-то закричал, за спиной послышались шаги.

Они уже близко. Проклятье!

В унисон моим мыслям раздался протяжный звук скрипки. Неужели оркестр в бальном зале продолжает играть, несмотря на царящий вокруг хаос?

«Только любой сказке рано или поздно приходит конец, и история девочки в прекрасном замке тоже закончилась».

– Сюда, миледи! – Слуга открыл оконную створку, и через несколько секунд мы оказались на крыше.

– Вьюю, – поприветствовал нас ветер, всколыхнув подол моего платья.

«Сказка закончилась. Наступила Вальпургиева ночь, и всё исчезло, осталась только бесконечная тьма, сотканная из грусти и сожалений. Девочка оказалась совсем одна в большом, неприветливом мире».

– Что будем делать дальше, Гюстав?

Я с надеждой взглянула на слугу. В толстых линзах его очков играли блики лунного света. Он улыбнулся, достал из нагрудного кармана фрака миниатюрную флейту и протянул ее мне

– Думаю, время пришло.

Флейта казалась невесомой. На миг я закрыла глаза, меня захватила ненависть к этому замку, в груди что-то сжалось от давно забытого волнения.

Будь, что будет.

Я прикоснулась к флейте губами, и в ночной темноте раздалась знакомая мелодия, грустная и тягучая, как вересковый мед.

В этот момент все изменилось, даже ветер стал другим, он словно шептал: «Слышишь, они идут к тебе, твои верные слуги».

Голоса преследователей затихли. Вместо них я услышала тяжелые шаги и звук механических шестеренок.

– Ты разбудила темную часть замка, – задумчиво произнес Гюстав. – Что будешь делать?

Я лишь пожала плечами и оглянулась. Из темноты коридора на нас смотрело два ярких желтых глаза. Мне вдруг стало весело, и я с улыбкой протянула руки навстречу тому, кого так боялись простые смертные.

В эту ночь я стала ведьмой.

– Марго! Марго!

Голос Жизель раздавался откуда-то издалека. Я тяжело вздохнула и открыла глаза, увидев прямо перед собой испуганное лицо подруги

– Ты кричала во сне. Приснился кошмар? Снова?

Она зачем-то начала трясти меня за плечи, будто от этого мне станет спокойней. Заскрипели пружины старой приютской кровати.

– Тише, тише, Жизель, это всего лишь сон.

Я виновато улыбнулась, приложив указательный палец к ее губам.

В приюте имени святой Марты можно было получить пятьдесят плетей за ночной шум. Вспомнилось строгое лицо наставницы мисс Росс и ее слова: «Да накажет господь непокорных».

– Да-да, помню. – Жизель слезла с моей кровати и села на свою, такую же старую и скрипучую. – Просто волнуюсь за тебя. – Она легла и, тяжело вздохнув, свернулась калачиком. – Теперь мне тоже не спится. А что тебе снилось, Марго?

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, но в памяти царила пустота, темная, как ночь за окном. Наверное, лучше сразу забывать о ночных кошмарах, тем более жизнь в приюте и так не сахар. Шесть дней в неделю мы учимся и помогаем наставницам по хозяйству, мечтая поскорее достичь совершеннолетия и найти работу, ну или выйти замуж, если повезет.

– Забыла.

– Жаль. Кстати, Марго, мне холодно, – пожаловалась Жизель.

– Прекратите уже шептаться! – проворчала веснушчатая Рози с соседней кровати.

Я подошла к подруге и приложила ладонь к ее лбу:

– Жизель, может, у тебя температура? Позвать наставницу?

Она сморщила нос.

– Нет-нет, к утру станет легче, мы ведь хотели поехать в город, Марго. Лучше расскажи мне что-нибудь. Сказку, – с мечтательной улыбкой прошептала Жизель.

Я легла на край ее кровати.

– Сказок не знаю, но могу спеть.

Мне вспомнился уличный музыкант, который играл на гитаре знакомую мелодию там, в городе, где по выходным проводили ярмарки, продавали сладости, показывали кукольные спектакли, где по небу летали огромные дирижабли, а на станциях гудели громадины-паровозы.

Я закрыла глаза и тихо запела, стараясь не разбудить соседок:

– Вспомню нашу любовь, сеньорита, когда за окном льет дождь.

– Фьюююю, – послышался звук ветра за тяжелыми приютскими ставнями.

Я невольно вздрогнула и продолжила:

– Мы будем вместе, как в тот день, когда в саду цвела душистая сирень.

Рядом послышалось мирное сопение Жизель. Как можно заснуть под такую песню! Ее ведь исполняла сама несравненная Эллин Форнейт – любимая певица приютских девушек и звезда нашего ирландского города.

Я вспомнила афиши кабаре «Мон-Дон» с распрекрасной Эллин, изящной и тонкой, как фарфоровая статуэтка. На ней было великолепное платье с расшитой розами юбкой, на голове красовалась изящная шляпка, а улыбке мисс Форнейт могла позавидовать сама королева!

Для нас она стала воплощением грации и предметом обожания. В глубине души все приютские девчонки мечтали стать похожей на несравненную Эллин.

С этими мыслями я и заснула, а проснулась, когда за окном сияло солнце. Жизель все еще спала, а остальные собирались на завтрак.

Я снова приложила ладонь ко лбу подруги. Горячий. Плохо дело. Пришлось быстро надеть потертые туфли, платье и бежать за помощью.

В коридоре мне встретилась мадам Розенберг, наставница для младшей группы. Повезло!

Я схватила ее за подол и быстро сказала:

– Мисс, у Жизель температура, ей надо в лазарет, срочно!

На суровом лице наставницы появилось взволнованное выражение, и она молча пошла за мной в спальню.

Там, осмотрев подругу, которая лишь слабо улыбнулась нам, наставница принялась ворчать:

– Плохо-плохо. Юные девицы – сплошное легкомыслие, ветер в голове, а потом жар, простуда. В лазарет, – властным голосом подвела итог мисс Розенберг.

И мы повели несчастную Жизель в обитель покоя и горьких микстур.

– Не хочу болеть, хочу в город, на ярмарку, – плаксиво жаловалась она.

Я сочувственно кивнула:

– Да ладно тебе, Жизель, нам всего семнадцать – вся жизнь впереди. Вот вылечишься, и пойдем не только на ярмарку, но и на концерт самой Эллин Форнейт, а потом на вокзал смотреть паровозы.

– Паровозы! – радостно повторила Жизель. Почему-то именно этих паровых гигантов она обожала больше всего, даже больше дирижаблей и электромобилей.

В лазарете наставница вручила ей градусник, а мне велела уходить, дабы не нарушать священный покой этого богоугодного места.

Я пожелала подруге скорейшего выздоровления и помчалась в столовую. Все-таки сегодня особенный день. Предстоит поездка в город, о которой я мечтала весь последний месяц.

Город! Ярмарка, сладкие леденцы и пряники – от этих приятных мыслей закружилась голова, а в желудке предательски заурчало. Бедная Жизель – разболеться в такое прекрасное утро, вот же не повезло!

В столовой было пусто и холодно, я даже чихнула, озябнув в один миг, и пожалела о том, что не захватила из комнаты шаль. Похоже, все уже отправились на воскресную службу в приютскую церковь, но мне абсолютно не хотелось слушать скучные проповеди святого отца. К черту!