Кат постучал в дверь.
Спустя минуту изнутри послышались осторожные шаги – человек, обутый в ботинки с твёрдыми каблуками, пытался ступать без шума. Получалось это у него плохо.
Шаги приблизились, затихли.
Послышался короткий вопрос на местном языке.
– Сударь Энден! – громко сказал Петер. – Мы – мироходцы, нам требуется консультация! Насчёт Разрыва!
Он, как и в случае с вахтёршей, говорил по-божески – чтобы понимал Кат.
За дверью было тихо.
– Сударь Энден? – Петер помолчал, напрасно ожидая ответа, затем ещё громче продолжил: – Нам дали ваш адрес в институте Гевиннера! Сказали, что вы занимаетесь проблемой с пустынями!
Обшарпанные стены подъезда гулко вторили мальчишескому голосу.
– Гельмунд Энден, Тикштрассе, сорок два? – Петер неуверенно нахмурился. – Если ошиблись, извините…
Заворчал, отпираясь, замок. Дверь приотворилась, и в щель выглянуло лицо – бледное, очкастое, обрамлённое неряшливой бородой.
– Вас здесь двое? – опасливо спросил обладатель бороды. Спросил на божественном языке.
– Двое, – сказал Кат. – А сколько вам надо?
Бородач поморщился, словно услышал что-то крайне глупое.
– Заходите, – сказал он и подался вглубь квартиры.
Петер тут же последовал приглашению. Кат по привычке оглядел подъезд и только потом вошёл, брезгливо переступив через коврик.
Бородач дождался, пока они окажутся внутри, и запер дверь на здоровенную щеколду. Его клетчатые, хорошо пошитые брюки держались на шёлковых подтяжках, рубаха был застёгнута до самого горла. Из-под штанин выглядывали небольшие тёмные копыта, при ходьбе издававшие тот самый каблучный звук.
Внутри квартиры стоял крепкий холостяцкий запах: табак, ношеная одежда, вчерашний мусор. Отразившись по очереди в подслеповатом зеркале, что висело в прихожей, Кат с Петером прошли в большую, основательно захламленную комнату. Стены здесь были на две трети высоты оклеены старыми обоями в меленький цветочек. Потолок украшала фантазийная лепнина.
Посреди комнаты стоял круглый стол на кованых ножках, а вдоль стен громоздились книжные шкафы самого разного толка. Тут нашлось место и древнему, антикварного вида чудовищу с дверцами цветного стекла, и паре шкафов попроще, посовременнее, и совсем уж простецким, казённого вида книжным полкам, явно перенесённым из какой-нибудь муниципальной библиотеки.
И повсюду были книги. Плотно теснились на полках увесистые томики энциклопедий. Сгрудившись в ступенчатые холмы, пылились на широком подоконнике справочники. Лавинами расползались по полу журнальные подшивки: дрянная бумага, выцветшие буквы, пахучие коленкоровые переплёты. А на столе, покорно соседствуя с грязной посудой и пепельницами, вповалку лежали увесистые вековые фолианты. Один из них был раскрыт на середине, и весь разворот занимала гравюра какого-то маготехнического устройства.
Кату показалось, что он снова попал в букинистическую лавку. «Как тогда, на Танжере, – пронеслось в голове. – Только тот с рогами был, а этот – с копытами…»
Бородач встал у стола и, натянув подтяжки оттопыренными большими пальцами, произнёс:
– Гельмунд Энден к вашим услугам, господа. Вы что-то говорили про консультацию?
На свету стало видно, что он не так стар, как вначале показалось Кату: лет пятидесяти, а то и меньше. Просто добавляла возраста борода. И очки – круглые, в золотой оправе.
Кат почесал затылок. «С чего начать?»
– Я мироходец, – сказал он. – На мою планету пробился Разрыв. По земле расползается пустыня, всё уничтожает. Ещё немного – и дойдёт до столицы. Нужно это остановить. Вот и путешествую, ищу того, кто бы справился.
– У нас та же проблема, – мрачновато откликнулся Энден. – Боюсь, тут мало чем можно помочь. В принципе, вы обратились по верному адресу. У меня много публикаций о феномене Разрыва, я работаю над его изучением одиннадцать лет. Но не представляю, отчего началось это… бедствие. И как его остановить – тоже не знаю. К тому же, месяц назад исследования пришлось прекратить. Мне, видите ли, дали понять, что в моих услугах институт не нуждается.
– Вас уволили? – спросил Петер.
Энден пожевал губами. Потом шумно выдохнул, как-то сразу сократившись в размерах.
– Моему проекту обрезали финансирование, – сказал он с отвращением. – А лекции читать не для кого. Студентов нет. Что ж – ходить на службу, чтобы плевать в потолок целый день? Я и решил: посижу-ка дома. Хоть записи в порядок приведу. Вот… Перевёз сюда часть книг из института. Там – старое здание, сырость. Здесь сохраннее.
– Сочувствую, – пробормотал Петер.
Энден блеснул очками:
– Я нуждаюсь в сочувствии не больше прочих, молодой человек. Огромное пятно Разрыва постепенно ползёт к Рунхольту. Оно расширяется неравномерно, с малой скоростью, однако… Касталия уже перестала существовать.
– Касталия? – растерянно повторил Петер. – Это же не так далеко!
Энден цокнул языком:
– Красивый был город. Вы заметили, сколько у нас на улицах нищих? Беженцы. И Рунхольт тоже обречён. Рано или поздно мы все превратимся в инертную массу. В серый песок. Есть гипотеза, что он состоит из погибших миров, вы знали?
Петер покачал головой.
– Но всем плевать, – с горечью произнёс Энден. – Обыватели думают, что как-нибудь пронесёт. Учёные, вроде меня, думают в основном о том, как бы не помереть с голоду. О чём думают правительственные шишки, я понятия не имею, но, полагаю, как обычно, планируют наворовать побольше, а потом сбежать подальше.
Кат вытащил из-за пазухи конверт с чертежами и положил поверх раскрытого фолианта.
– Это, как вы назвали, бедствие, – сказал он, – началось по вине Основателя.
Энден посмотрел на конверт. Потом вгляделся в лицо Ката:
– Откуда вы знаете?
– От его техника, – сказал Кат.
– Вы нашли кого-то, кто работал с богом?
– Я и бога нашёл. Только он мне не обрадовался.
Энден снял очки и, выпростав край рубашки, принялся их протирать.
– Допустим, – произнёс он. – Допустим, я вам верю. Но это ничего не меняет…
– Вот это меняет, – Кат постучал по конверту пальцем. – Здесь – схема устройства, наподобие бомбы. Бомбу надо взорвать в любом из оазисов Разрыва. Запустится цепная реакция, и пустыня остановится.
– И кто означенную схему… хм, составил?– Энден посмотрел сквозь очки, подышал на стёкла и снова их протёр. –Уж не сам ли Основатель?
– Вроде бы он, – пожал плечами Кат. – Но это всё не точно.
– Очень интересный рассказ получается, – заметил Энден саркастично.
– Рассказчик малость ненадёжный, – сказал Кат. – Был.
Тут вмешался Петер.
– Извините, пожалуйста, – начал он, – вы специалист в какой области?
Энден нахмурился:
– Я профессор философии по пневмоэнергетике. Уже пятнадцать лет как…
– То есть, читать чертежи умеете? – Петер слабо улыбнулся.
– Умею, – сухо сказал Энден.
– Может, тогда хотя бы взглянете? Мы сами ничего в науке не смыслим. А вы, думаю, сразу разберётесь – пустышка это, или что-то стоящее.
Энден вздохнул и взял конверт.
– Хорошо, – сказал он. – Давайте посмотрю. Как-то глупо с моей стороны отвергать надежду на спасение. Даже если… Гм, ладно.
Он опустился на стул и аккуратно извлёк из конверта сложенные листы.
«Даже если эту надежду принёс неотёсанный болван, который и книжек, поди, в руках не держал, – подумал Кат. – Вот что он хотел сказать. Ишь, выискался мудак бородатый. Сам живёт, как в хлеву, на полу чуть ли не насрано, от каждого стука шугается, а гляди-ка – профессор философии! По пневмоэнергетике! А если кто не профессор, то его с говном съесть можно, так? Ох, недаром тебя с работы попёрли. Небось, там тоже нос задирал, пронял всех до кишок, тебе и указали на дверь…»
– М-м-м… – пропел Энден, изучая чертёж. – М-м! Остроумно!
Он поднял голову.
– Это, знаете ли, весьма и весьма… – взгляд его был устремлён вдаль. – Послушайте, молодые люди, почему бы вам не выпить кофе на кухне? Я бы пока, э-э, углубился…