Кат и Петер трусцой перебежали через проспект, едва не угодив под мчавшуюся во весь опор коляску, причём кучер нарочно взял в сторону, стараясь их зацепить. Очутившись перед институтом, Петер поднялся по лестнице и, упираясь пятками в побитые мраморные плиты, отворил тяжеленную дубовую дверь.

Внутри обнаружился гигантских размеров вестибюль – полутёмный, тихий, безлюдный. В невообразимой вышине тускло отсвечивали стекляшки развесистых люстр, но ни один кристалл не горел. Свет проникал лишь через окна, и его явно недоставало для такого огромного помещения. Справа и слева из сумрака проступали широкие ступени ведущих наверх парадных лестниц.

Отчётливо пахло варёной капустой.

– И что дальше? – пробормотал Петер.

Кат направился вперёд: ему показалось, что в глубине вестибюля блеснул какой-то огонёк. Через дюжину шагов обнаружилось, что темнота между лестничных маршей скрывает застеклённую будку с окошком, а, когда Кат с Петером подошли ближе, то разглядели в будке вахтёршу – крупную, неопределённого возраста тётку. На обшарпанном столе перед ней лежала газета с крестословицей, рядом горел крошечный масляный фонарь. Из окошка тянуло тем самым тоскливым капустным запахом.

– Здравствуйте! – по-божески сказал Петер и приветливо улыбнулся.

Вахтёрша покосилась на него поверх черепаховых очков. Бросила взгляд в сторону Ката. Брюзгливо искривила верхнюю губу, показав зубы – точь-в-точь собака на привязи.

Прошипела несколько слов на своём языке.

– Мы… занимаемся наукой, – продолжал Петер. – Прибыли для консультации… Э-э… Для консультации со специалистами по… М-м…

Вахтёрша что-то гаркнула – до такой степени выразительно, что перевода не требовалось. Выпростав из-за спины жилистый, в седой щетине хвост, она захлопнула его кончиком окошко.

Петер растерянно посмотрел на Ката.

Кат испытал внезапный, очень сильный толчок злобы. Стукнуло в висках, защекотало под кожей, в ушах зазвенело. «Стерва жирная, – он со скрипом двинул челюстью. – Почуяла свою власть, гнида. Раздолбать её сраную будку на части, а после – за неё саму приняться. Пасть до ушей разделать, чтобы улыбалась повежливей…» Рука сама скользнула в карман, стиснула нагретую гладкую рукоять.

–…делать-то будем? – донёсся сквозь звон в ушах шёпот Петера.

Кат медленно выдохнул. Сосчитал до двадцати, представляя каждую цифру разноцветной, как учил в детстве Маркел. Звон утих, ярость схлынула, оставив после себя муторное томление – будто удержал, не сблевав, подкатившую тошноту. «Ну-ну, – подумал он. – Раздухарился-то, а? Из-за какой-то бабы… Да, нервы никуда стали».

С некоторым усилием вытащив руку из кармана, Кат скинул рюкзак, распустил шнуровку и, порывшись, достал с самого дна один из заветных мешочков, выданных Будигостом. Стукнул в стекло костяшками, дождался, пока вахтёрша поднимет взгляд, и извлёк из мешочка золотую монету.

Глаза, увеличенные линзами очков, алчно округлились.

«А золото здесь, кажется, в цене, – смекнул Кат. – И то добро. По крайней мере, кристаллы не потрачу».

Вахтёрша отворила окошко.

– Ну? – спросила она: ворчливо, но по-божески.

– Разрыв, – сказал Кат. – Телепортация. Пневма. Кто у вас этим занимается, знаешь?

Вахтёрша засопела.

– Тебе зачем? – спросила она.

– Как хочешь, – сказал Кат. – Других спрошу.

И, развернувшись на каблуках, сделал несколько шагов прочь. «Всё она знает, курва хвостатая, – подумал он. – Денег у этого заведения шиш да маленько, держать отдельного человека на вахте им не по средствам. Наверняка она ещё и секретарь, и что-то вроде экономки. Раз не бросила службу, стало быть, числится в штате давно. Сплетничает, как дышит, моет кости всем подряд. Ей известно вообще всё, что тут происходит».

– Погоди, – послышалось сзади. – Не поняла. Пневма? Чего там?

Кат вернулся к будке.

– Нам нужен учёный, который исследует вопросы, связанные с Разрывом, – сказал он. – Вы же тут в курсе, что на мир пустыня надвигается? Кто по таким вещам главный?

Вахтёрша дрогнула буклями.

– А-а, – сказала она. – Тебе, наверное, в отдел экспериментальной энергетики надо.

И замолчала, выжидая.

Кат через окошко бросил монету ей на стол.

– На третий этаж подымешься, направо, до конца. Увидишь большие двери с табличкой. Дальше спросишь, кто там остался за старшего, – проговорила вахтёрша, ловко смахивая монету хвостом в подставленную ладонь. – Много их было, да много и уволилось.

– Пойдём, – сказал Кат Петеру, подбирая рюкзак и пряча мешочек с золотом. – Покажем чертежи, потолкуем с учёной братией. Если повезёт, найдём того, кто разберётся.

Он двинулся к лестнице. Петер пошёл рядом, заглядывая ему в лицо.

– Тебе всё это явилось во сне? – спросил он шёпотом.

Кат неопределённо качнул головой.

– С ума сойти, – Петер беззвучно хлопнул в ладоши. – Демьян, да ты же настоящий провидец!

– Рано радуешься, – сказал Кат, поднимаясь по ступенькам. – Ещё ничего не…

Тут он оказался в полной темноте.

Успел обречённо подумать: «Опять».

А потом услышал голос.

– Радость, как мы берём её в самой себе, есть очень простая абстракция, – сказал голос. – Прямую с ненулевым вектором будем полагать мысленным человеком. Тогда нет никакого учителя в душевной экономике. Следовательно, радость в виде субъективной страсти мысленно прибывает. Она прибывает и для нас разрешается коллинеарно. Человеком она разрешается. Это всё, что нужно для наличного бытия. И…

Уши резанул крик. Полный ужаса и боли, захлёбывающийся, отчаянный. Так кричат люди под жестокой пыткой. Так кричат звери, попавшие в капкан. Так могла бы кричать земля, пожираемая Разрывом. Кату хотелось заткнуть уши пальцами, заорать изо всех сил самому – лишь бы не слышать этот кошмарный вопль. Но у него не было ни ушей, ни пальцев, ни голоса.

Была только тьма.

Кончилось всё так же внезапно, как и началось. Мрак развеялся, крик затих. Над головой возник потолок с нерабочей люстрой, под ноги вернулась лестница – длинная, с исшарканными мраморными ступенями, с дубовыми перилами. Кат вцепился в эти перила из всех сил.

– Ах ты блядь, – прохрипел он, крутя головой.

– Что ты сказал? – испуганно переспросил не знавший словени Петер.

Кат с отвращением отбросил со лба потные волосы. Шипя, втянул сквозь зубы воздух.

– Я ж провидец, – ответил он. – И провижу, значит, что всё будет очень херово. Вот это самое и сказал.

XIV

Затевая эксперимент, Основатель планировал создать демократическое общество, где отношения между гражданами строились бы на честном обмене пневмой. Задумывалось, что колонисты получат равные магические силы, и каждый при этом будет способен полностью контролировать собственный энергетический баланс. Таким образом, никто не сможет присвоить чужую пневму принудительным способом. Донор просто не отдаст энергию реципиенту, как бы тот ни хотел её отнять. Ведь даже боги ставили алтари в храмах, чтобы люди жертвовали энергию добровольно!

На практике всё обернулось гораздо печальней. В старину люди действительно отдавали пневму богам добровольно – после того как те казнили бунтовщиков и сжигали их деревни. Так и жители колоний научились отбирать энергию у себе подобных под угрозой смерти или насилия.

Лучший Атлас Вселенной

Дверь в квартиру была высокой, даже выше Ката. На отделку пустили какой-то дорогой сорт древесины с волнистым, будто бы пламенем нарисованным, узором. По краям шёл бордюр из круглых резных шишечек, а в центре неведомый краснодеревщик выложил мозаикой задумчивую звериную морду. У морды имелось три глаза: два на обычных местах, и один посередине, причём в последний был искусно, почти незаметно встроен дверной глазок.

Состояние бордюра, мозаики и всего остального свидетельствовало о том, что в дверь неоднократно и сильно били твёрдыми предметами. Кроме того, об неё много раз тушили окурки, как минимум трижды взламывали фомкой, и, кажется, совсем недавно кто-то справил нужду на коврик для ног.