– Ети вас всех, – сказал Кат на словени. Он рывком вытащил из-за пазухи игломёт и бросил его под ноги. Рыдающая Ариана упала на колени и поползла, шаря в темноте по полу, а Кат развернулся и зашагал вон. В другой ситуации он не стал бы поворачиваться спиной к вооружённому человеку. Но сейчас беспокоиться уж точно было не о чем...
После кормления упырь на короткое время становится крайне энергичным. Мышцы приходят в тонус, обостряются зрение и слух.
Именно поэтому Кат успел отпрыгнуть в сторону, заметив у входа некое движение.
Под ногами скрипнул песок. Полы плаща хлопнули по лодыжкам.
Рядом пронёсся кто-то большой, пыхтя и взрыкивая басом. Ката обдало ветерком с запахом пота и пива.
«Ух, сука», – подумал Кат.
Это был, конечно, Астер.
Промчавшись мимо, рогатый подбежал к Ариане и Петеру. Ариана вскочила. Петер ахнул и отшатнулся, фонарь описал сложную кривую. Тени закружились в тошнотворной пляске.
Астер рявкнул что-то на танжерском. Ариана начала отвечать – гневно, сквозь слёзы. При этом она отступала назад. Далеко уйти не успела: Астер ударил в лицо, сбил с ног. Добавил сапогом по почкам, так, что она хрипло взвыла и выгнулась дугой. Рогатый нагнулся над ней, схватил за одежду, встряхнул. Ариана съёжилась, закрывая живот и голову.
«Что ж ты стоишь, дурень, – с бессильной злостью подумал Кат о Петере. – Самое время валить…»
Тут Астер обернулся. Увидел Петера. Пошёл на мальчика – пригнув голову, поводя плечами. Бык быком, только страшнее.
Петер, мелькая фонарём, попятился вглубь залы.
«Убьёт ведь», – Кат рванулся вперёд.
Астер услышал. Вскинул руку – коротко блеснул пистолет.
«Отобрал у сестры», – понял Кат и на бегу шарахнулся в сторону. Поздно.
Клик! Клик, клик!
Ничего не чувствовалось: наверное, иглы были слишком тонкие и острые. Кат очутился рядом с Астером и послал ему боковой в челюсть. Всем корпусом. Аж звон пошёл.
Астер бревном повалился на пол.
Кат пнул его вдогонку по спине – примерно таким же образом, каким рогатый только что отоварил сестру. Астер ёкнул нутром, издал скрипящий стон и затих. Тяжело дыша, Кат отступил, ожидая, что вот-вот свалится здесь же и на месте помрёт. «Херово вышло, – вертелось в голове. – Херово…»
Однако смерть отчего-то не торопилась.
Петер стоял у стены. Фонарь качался в руке, клинки света рубили темноту на куски и никак не могли разрубить.
Кат огляделся, поискал на полу игломёт. Нашёл. Подобрал.
Вынул магазин.
Он точно помнил, как продавец на Кармеле заряжал оружие: девять ядовитых щелчков, один за другим. Сальная чёлка продавца свисает на лоб, губы поджаты, пальцы чуть подрагивают от напряжения. Вот, наконец, работа закончена. Кат расплачивается, берёт покупку – заряженный игломёт, который ни на секунду не выпускал из виду – и прячет за пазуху. Всё.
Сейчас магазин был пуст.
«Три раза, – мысли мельтешили, взбудораженные дракой. – Он же три раза всего успел. А патронов нет. Или я не заметил, а он всё расстрелял? И промахнулся – девять раз в упор?»
Кат торопливо ощупал грудь и живот.
Никаких иголок, никакой боли.
Только ныли костяшки, отбитые о челюсть Астера.
«Повезло, – мысленно подвёл итог Кат. – Не попал бычара косой».
– Ну и ладно, – закончил он вслух и откинул с лица растрепавшиеся волосы.
Ариана издала стон, который тут же перешёл в кашель. Завозилась на полу, пытаясь сесть. Петер подбежал, взял за руку, помог.
– Выследил, – прохрипела она. – Так и знала…
– Вы в порядке? – участливо спросил Петер, хотя Ариана, на взгляд Ката, была очевидно не в порядке.
– Оклемаюсь… Ничего… – она одёрнула задравшееся при падении платье. Тронула скулу, глянула на руку. Рука блестела, измазанная в крови.
– Вас, может, к врачу? – спросил Петер.
– Не надо, – пробормотала Ариана. – Беспо… лезно.
Петер поглядел на Ката умоляющим взглядом. Тот пожал плечами:
– У рабов страховки нет. Врач её не примет без хозяина.
– Всё нормально, – сказала Ариана. – Всё… всё хорошо.
Петер порылся в карманах, достал платок и отдал Ариане. Та кивнула и приложила мятую ткань к рассечённой скуле.
– Давайте мы вас отведём домой, – сказал Петер.
Он ещё что-то говорил, осторожно касаясь её плеч, и Ариана отвечала, невпопад, кашляя, утираясь.
Всё это было совершенно бессмысленным. Слова ничего не меняли – как и всегда на памяти Ката. Слова не могли освободить из рабства, залечить рану, избавить от поганой судьбы.
Надо было идти.
Но Кат медлил.
Упырь всегда голоден. Всегда готов пить чужую пневму – «дух», как называл её Маркел, приёмный отец Ката. Жалких крох, которыми делился Петер, хватало, чтобы не околеть после путешествий по Разрыву. Но как же этого было мало!
И как же Кат порой завидовал Аде – зная, что завидовать глупо, что её терзает развившаяся до последней стадии болезнь. Да только Ада всегда выпивала чужой дух подчистую, и в минуты кормления была счастливей любого здорового человека. Её не заботило дальнейшее: возня с трупом или с потерявшим разум болваном. Всё это брал на себя Кат. Всегда, сколько они были вместе. Даже в самый первый раз, когда она убила Валека…
Кат потряс головой. «Не надо, – сказал себе привычно. – Не вспоминай. Дело прошлое. Уже ничего не изменить. Не вспоминай. Не надо. Да и вообще – пора идти. Забирай мальчишку, ступай в гостиницу. Ляг, усни, утро вечера мудренее. Как он тогда сказала…»
Снизу послышался шорох – слабый, тише поступи мышонка. Это зашевелился Астер. Петер с Арианой шороха не услышали. Они сидели, повернувшись спинами к поверженному врагу, и были заняты собой: одна – своей бедой и болью, другой – своим бессилием и жалостью.
Но Кат услышал.
Подумал.
Всё взвесил.
И решил.
Шагнул к Астеру, легко и бесшумно. Скрытый темнотой, опустился рядом на одно колено. Протянул руку, коснулся потного лица. Всмотрелся в тени, угадал проблеск из-под век рогатого – помогло обострённое упыриное зрение.
В этот миг Астер окончательно пришёл в себя. Вытаращил глаза, разинул рот, набрал воздуха для крика. Но крикнуть не успел.
Кат захватил его взгляд скрюченными пальцами. Не сдерживаясь, рванул в себя поток пневмы. Расправил плечи, чувствуя, как разливается по груди тепло, благодать, восторг. Глубоко-глубоко вздохнул. Охота удалась, добыча трепетала в когтях, голод утихал.
Астер захрипел, но Кат свободной рукой закрыл ему рот и ноздри. Астер дёрнулся – Кат навалился девятипудовым телом, задавил, смял. И всё пил, пил, пил – давая порой рогатому глотнуть воздуха, ощущая при этом, как он угасает, выбирая дух подчистую. Как паук. Как нетопырь-кровосос.
Как Ада.
А потом он услышал голос Маркела.
Дуй, ветер буйный, свей росу медвяную, сказал Маркел. Дай мне, ветер, духа испить, духом насытиться.
Пойду я, ветер, из дверей в двери, из ворот в ворота, сказал Маркел. Выйду в чистое поле, на вольную волю.
Воля мне, свобода, дивная дорога, сказал Маркел. Волен я век повеки, отныне довеки.
Запомнил, Дёма? Воля – вот что главное. Твоя воля.
Повтори.
«Духом насытиться, – подумал Кат. – Волен я… Волен».
И очнулся.
Течение пневмы ослабло, от мощного потока осталась дрожащая, готовая порваться струйка. Кат осознал, что творится вокруг. Вспомнил – сквозь торжество и опьянение – что он не паук, не кровосос, а такой же человек, как и прочие. Вспомнил…
Вспомнил Валека.
И, совершив над собой огромное усилие, разжал хватку.
Астера скрутило, подбросило судорогой. Он заревел дурниной, в голос. Замолотил ручищами по воздуху.
Кат отпихнул его, поднялся на ноги. Окружающий мир изменился, и изменения эти были к лучшему. Ярко горел фонарь, озаряя светлый зал – сейчас брошенный и обветшалый, но, по сути, такой же прекрасный, как в лучшие свои дни. Мозг, подстёгнутый непомерной дозой пневмы, помогал глазам увидеть то, что навсегда осталось в прошлом. Вылепливал обвалившиеся барельефы под потолком, заново достраивал паркетные узоры, прял шёлковые кружева занавесей на окнах.