Но иногда правды хочется настолько сильно, что вздуваются вены на висках.

Выглядывая из-за широкого клёна, я всем своим естеством превратился в камень, где живой осталась только нарастающая волна из ярости, удивления и смятения, жаждущая истины. Моё личное доверительное лицо, мой терапевт, фактически моя подруга и мой ящик тайн существует не просто как наблюдатель и помощник, а, оказывается, живёт в моей истории.

Я вспомнил все наши разговоры с Эллой на консультациях, где наружу были выставлены все мои страхи и ужасы. Она была в курсе не только горя по умершему другу, но и всех мельчайших подробностей моего прошлого и настоящего. Даже о той истории из детства, когда я потерялся в цирке.

Я совершенно забыл о ней, но уже на второй психосессии, медленно выводя меня из траура по другу, Элла неожиданно спросила:

– Тебя ведь самого когда-то потеряли?

Мой затылок похолодел, все мысли о Героре и его похоронах, мрачно описываемых мной ранее, исчезли, и я будто бы вернулся из воспоминаний в момент здесь и сейчас – кабинет Эллы с рисунками бамбука на стенах, на широкий мягкий диван с бежевым вязаным покрывалом.

– С чего такой вопрос? – спросил я.

Элла откинулась на спинку крутящегося стула.

– Вы не были с Герором родными братьями, любовниками или сиамскими близнецами. Но ты ощущаешь его потерю, как часть себя, верно?

– Конечно! Хотя в твоём вопросе я слышу намёк на некую странность. Разве с близкими друзьями ничего подобного не может происходить?

– Может… Но этому должна быть причина, корни которой всегда кроются очень глубоко. Посмотри, как ты сидишь! Плечи опущены, спина сгорблена, ноги скрещены, руки обнимают предплечья – будто маленький испуганный мальчик. Тебе явно знаком опыт потерянности.

На мгновение задумавшись, я искал способы опровергнуть теорию Эллы:

– Но… а как же вся эта связь на расстоянии? Я знал: с Герором что-то случилось ещё до того, как новость дошла до меня. А эти наши сны об энергетическом единстве? Я не мистик, но не могу игнорировать эти факты. На другом пространственном плане у нас есть странная близнецовая связь. Разве она не может быть объяснением того, что вместе с оборвавшейся жизнью Герора ушла и какая-то часть меня?

В моём горле пересохло, во рту явно ощущалась пыль. Я готов был вступить в спор, решив, что все мои предыдущие рассказы, хоть и звучали достаточно эзотерично, воспринимались не всерьёз. Но взгляд Эллы стал очень мягким, и я почувствовал холод в затылке.

– Безусловно, это всё и лежит в основе вашей дружбы. Но это неизвестная нам тонкая глубинная материя, которую я не вправе тревожить. Я психолог и работаю с психическим планом. Да, эти мистические вещи в вашей жизни давали вам особое чувствование друг друга. И если верить во всё это, то сейчас, когда душа Герора в другом измерении, ты тоже можешь её чувствовать. Можешь сохранять вашу дружескую связь и вспоминать его со всей теплотой, но на психическом плане ты как разрушенное здание, у которого поломана часть несущей стены и вся конструкция вот-вот развалится. В тебе застрял корень непринятия горя. Моё профессиональное чутьё подсказывает, что он лежит в твоём личном опыте потерянности.

Я смотрел вроде куда-то вправо, но ничего не видел. Коричневые стены из лакированных деревянных реек выросли из пола, который стал превращаться в престарелый паркет. Потолок стал грязно-белым. Справа появились тяжёлые двери, которые стала открывать женщина в бордовом костюме с чрезмерным начёсом обесцвеченных волос. Люди зашагали вокруг – все спешили к открывшемуся входу. В воздухе появился странный запах. Я не мог дать ему название, он пах давностью и нервозностью. В животе зашевелилась смесь предвкушения и страха. Я просто перенёсся ни с того ни с сего в детское воспоминание.

– Почему-то после твоих слов мне вспомнился цирк, в который меня водили родители в детстве.

Элла спросила, чуть наклонившись ко мне:

– И что там произошло?

Возникшие вокруг образы растворились в одно мгновение и не хотели подчиняться моей воле. Мне было тяжело воспроизводить событие в памяти, и я завис.

Элла внимательно посмотрела на меня и предложила:

– Давай так: представь, что перед тобой большой белый экран и ты единственный зритель перед ним.

Я закрыл глаза.

– Ты находишься в удобном кресле и просто смотришь на огромный белый прямоугольник. Ты – заказчик фильмов. Просто включи мысленно кино, где маленький Лиам ходил когда-то в цирк со своей семьёй, и разреши себе его посмотреть. Проиграй запись того случая.

Белый экран в моём мысленном пространстве вдруг помялся и стал вспыхивать синими полосами. Меня это не напугало, скорее привело в замешательство, потому что метафора Эллы явно пошла не по заданному сценарию. Я медленно выдохнул и положил руки на грудь. Сердечный ритм отвлёк меня, внимание сосредоточилось на ровном дыхании. Постепенно экран выпрямился, и на нём появилось изображение.

– Кино включилось? – спросила Элла, дав мне время войти в свои воспоминания.

– Да, вижу, как сижу на седьмом ряду в полном зале. Мы были там с друзьями родителей, у которых тоже дети моего возраста. Нас всех посадили вместе.

– Сколько тебе там?

– Лет пять, наверно…

– Продолжай. Как ты себя чувствуешь на представлении?

– Немного волнующе, но весело. Неприятно большое скопление людей. Ощущение, будто вокруг всё сдавливает. Но на сцене дурачатся клоуны, и это меня веселит.

– Хорошо. И что потом?

– Всё закончилось, я увидел, что зрители вокруг начали вставать и идти в разные стороны. Тогда я стал смотреть по сторонам в поисках знакомых лиц. Оказалось, что вся моя компания куда-то пропала. Я увидел две большие распахнутые двери с левой стороны и пошёл к одной из них. Толпа продолжала двигаться, а я застыл у выхода. За ним начинался другой коридор, который не отложился в моей памяти. Куда идти дальше?

Ступор из воспоминаний ощутил я в настоящем времени, поэтому мой рассказ прервался.

– И что ты сделал тогда? – вернула меня Элла в сюжет того дня.

– Я начал выискивать взглядом среди выходящих людей маму. У меня скрутило живот, руки вытянулись вдоль тела, а ноги окаменели. Я пытался подать голос, но грудь сдавили невидимые клещи. Всё же мне удалось выкрикнуть, и вместе со словом «Мама!» вырвались слёзы. Солёная жидкость застелила глаза, а я всё продолжал срывающимся голосом звать её. Казалось, прошёл целый час, а на самом деле буквально минута. Чьи-то руки подхватили меня и пронесли сквозь толпу. Я ничего не слышал, кроме собственных рыданий, и было всё равно, куда меня несут, кто и что хочет со мной сделать.

– И кто же это был? – тихо спросила психолог.

– Папа… – ответил я. – Он быстро нашёл меня и унёс из цирка.

– То есть именно твой отец вытащил тебя из той паники?

– Да.

– И что ты подумал после этого, когда истерика стихла? Какой вывод сделал для себя?

Я открыл глаза:

– Вывод? В пять лет? Ты держишь меня за вундеркинда? Идиотский вопрос…

Элла улыбнулась:

– Я не об осознанных выводах. Просто вспомни ещё раз себя тогда. Что после этого засело в твоей голове?

Меня не покидало чувство несправедливости. Я оказался один. Потерянный. Ужасно, если такое происходит. Особенно с детьми.

– Я решил, что близких нельзя терять, за ними нужно присматривать… Дорогие люди нуждаются в нас.

– Почему?

Такой вопрос мне показался странным:

– Как это почему? Иначе им будет больно. Они же останутся в одиночестве, как я тогда.

– Герора тоже нельзя потерять, нужно было за ним присматривать?

Этот вопрос молнией прострелил мне лоб. Ответом стало моё молчание.

Элла продолжила:

– Да… тебя, пятилетнего ребёнка, совсем маленького, потеряли тогда в цирке. Ты оказался один, это было очень страшно… Все эти рыдания и последующие мысли стали нормальной реакцией. Папа спас тебя, и его поступок был принят тобой как идеальный в подобной ситуации. Но это был твой родитель. Он не мог повести себя по-другому по отношению к тебе – ребёнку. Сейчас я вижу перед собой совсем не пятилетнего Лиама. Взрослого парня, но не родителя-спасителя для Герора. Конечно, у тебя есть возможность выручать других людей из беды, но не все могут этого хотеть… Герор ушёл сам… Таково его решение – потеряться в неизвестности за воротами смерти. – Она сделала паузу. – И ты знаешь, что на самом деле не разрушил связь с ним. Теперь можно просто чувствовать её, зная, что потери не произошло. Нет надобности корить себя за то, что не смог вынести Герора из потока суицидальных мыслей, как твой папа когда-то вынес из толпы тебя.