Я молчал и не мог переварить тот факт, что не умер.

В левой части комнаты было окно, за которым всё так же шёл снег. Только в этот раз он тихо падал обречёнными хлопьями, создавая внешние шторы, прикрывающие вид на сосновый лес. Погода продолжала заботиться обо мне и открывала мир постепенно. Она занавешивала счастливых людей, наслаждающихся зимними прогулками и катаниями на лыжах. Сейчас они абсолютно не подозревали о том, что один съехавший с катушек парень лежит в больнице после попытки оборвать свою жизнь на ржавом мосту.

Выждав, Элла мягко спросила:

– Почему ты решился на такое? После нашей последней встречи что-то произошло?

Я не смог смотреть Элле в глаза и, продолжая наблюдать за падающим снегом, ответил:

– Ничего не было запланировано. Я просто не справился с пустотой, которая резко появилась после письма Герору.

– Мы ведь обсуждали с тобой возможность панических атак ещё до групповой терапии и обговаривали план действий. Я просила тебя сразу звонить мне! – упрекнула Элла.

– Просто чьё-то участие тогда было не нужно. Мне не хотелось утешения или помощи. Хотелось… – Мой голос дрогнул.

– Наказания… – закончила за меня Элла.

Из глаз хлынули слёзы. Грудь сдавило железными клещами боли, и при каждом всхлипе мою голову пронзали невидимые копья. Накопившееся чувство вины брызгало из меня, разбрасывая бриллиантовые осколки истерики. Я копил эти эмоции, как драгоценности, в бессмысленном отчаянии слишком долго. Вместе с ними планировал и умереть.

Элла наклонилась и крепко обняла меня, дав возможность вылить прорвавшийся поток рыданий.

Когда слёзы более-менее стихли, она взяла мою голову в руки, повернула к себе и, глядя в глаза, сказала:

– Послушай меня, пожалуйста, внимательно. Это было его решением! Ты понимаешь? Здесь нет твоей вины! Твой друг закрылся в своих мыслях и не смог с ними справиться. Мы ничего не можем с этим поделать. У каждого свои тайны. Их могут доверять близким, но не всем и не всегда. Что-то навсегда остаётся в запертом на семь замков шкафу. Неизвестно, что за история произошла с Герором, как он мыслил, как вёл личную жизнь. Внутри любого человека или семьи есть скелеты, которые не открываются даже лучшим друзьям.

Как специалист Элла пыталась поставить мою психику на место и избавить меня от вспыхнувшего чувства вины. Не знаю, получилось ли избавление, но моё внимание сфокусировалось на другой мысли – после похорон я ни разу не посетил Амалию, жену Герора. Церемонию погребения она перенесла очень стойко, держалась, как бесстрашная птица в ураганном небе. Она заплакала, только когда стали опускать деревянный саркофаг мужа в вырытую подземную комнату вечного сна. Я бы прыгнул туда, но стоящие рядом люди крепко держали меня. Моё тело пригвоздили руки каких-то родственников Амалии, потому что я уже успел продемонстрировать своё горе-сумасшествие.

Моему другу было важно быть причастным к религиозной конфессии. Родители воспитали его в католических канонах. Без фанатизма, но с уважением. Ещё до погребения мне сообщили, что для Герора как суицидника отказываются проводить необходимые религиозные ритуалы. Я выбежал на площадку перед церковью и начал кричать всем, кто был внутри:

– Да пусть идут на хрен все эти ваши выдуманные лицемерные законы! Кучка идиотов! Изобрели себе правила белых и пушистых верующих ублюдков, которые только и знают, что всем свой ум вставлять! Тоже мне праведники! Катитесь к чёрту со своими отпеваниями и маразматическими молитвами!

Меня быстро подхватили под локти и не выпускали до конца похорон. Я напрочь отказался уходить с кладбища и остался там до темноты.

Амалия ни на что не обращала внимания. Её даже не тронула моя выходка. Она исполняла роль того, кто должен организовывать процесс и контролировать церемонию.

Мы с Амалией очень мало пересекались: впервые – когда нас познакомил Герор, потом на свадьбе и ещё раз, когда мы большой компанией решили встретить Новый год на городской площади около ёлки. За эти редкие встречи я узнал, что она руководит благотворительным центром и пользуется репутацией женщины с твёрдым характером. Кроме того, она умудрялась переключаться на чёткие бесстрастные вычисления, когда планировала или уже делала что-то. Мастерство управления эмоциями налицо. Если бы не она, похороны превратились бы в позорный хаос, переворачивающий память о Героре потоком слёз и истерик.

Мы больше не виделись с Амалией. В своих эгоистических болезненных чувствах я совсем забыл про неё и даже ни разу не позвонил. А ведь её горе не меньше моего.

Элла отпустила меня и села в углу кровати.

– Думаю, мне нужно отдохнуть, – сказал я.

– Хорошо, но пообещай мне позвонить при малейших очертаниях противных мыслей, паники или чего-то похожего!

Небольшой сеанс терапии был завершён, и Элла снова поймала меня на привычке сдерживать обещание. Моё неудавшееся самоубийство – теперь нестираемый кадр в альбоме жизни. Клеймо попытки суицида останется на мне татуажем из красок цвета вечерней зимы. Но при этом на душе стали заживать мелкие раны, которые превращались в мозаику из шрамов, в решетчатую дверь. За ней удерживались прошлое и память боли.

Я твёрдо решил после лечения предложить Амалии вместе пойти на кладбище и окунуться в воспоминания о самом близком человеке, потеря которого нас объединяет. Но, как ни странно, меня ждала неожиданная реакция.

Стресс для человека – это всегда выход из стабильности. Самое обычное утро тому пример. Просто просыпаешься, открываешь глаза, пытаешься осознать, кто ты и где находишься, протягиваешь по привычке руку к краю кровати, чтобы нащупать смартфон, и не находишь его – напрочь забыл, что поставил на зарядку свой мобильный спутник жизни в единственную розетку в самом дальнем углу комнаты. Потом медленно поднимаешься, поочерёдно ставишь ноги на холодный ламинат, почему-то начиная с правой, и идёшь к перегревшемуся от долгого подключения к зарядке смартфону. На автомате заходишь во все приложения в надежде увидеть сообщения от друзей, друзей друзей, ботов, спамеров и прочих пользователей, которые словно совы-наркоманы охотились этой ночью за дозой электронной переписки. Можно совершенно не контролировать свои действия – они перемещают по стабильной ежедневной программе твой сонный организм в душ для дальнейшего пробуждения.

Приблизительно такого утра ты ожидаешь, но вот в одном из приложений находится месседж, высланный вчера поздно вечером коллегой: утреннее собрание всех сотрудников переносится в другой конец города из-за капризного желания начальника встретиться за приёмом его любимого блюда в кафе класса «дороговато для среднестатистического жителя».

Так, в стабильном, отработанном годами утреннем графике появляется необходимое ускорение, и вопрос выбора, какими действиями пренебречь, чтобы успеть неуспеваемое и незапланированное, приоритетно врывается в цепочку твоих мыслей. Рушится всё, мышцы и связки получают дополнительные сигналы действий, которые перебивают другие команды мозга, отправленные им по привычке. Рука со смартфоном дёргается из-за хаоса внутри тебя и роняет его. Другая же действует по отработанной схеме и тянется к крану тёплой воды, но путает направление и оказывается у холодной. Тебе обязательно нужно экономить время, включить режим активной многозадачности, взорвать свою координацию, поэтому ты пробуешь одновременно подвинуть упавший мобильник ногой в безопасную от воды зону, закрыть дверь душевой кабины и повернуть кран… с холодной струёй! От неожиданного ледяного потока все рецепторы прошибает шоковый разряд. Кожа одевается в мурашки, каждая размером с пшённую крупицу. Не понимая происходящего, ты судорожно шаришь руками в надежде остановить весь этот кошмар.

Вот так в твоё утро ворвался стресс от непрочитанного вовремя сообщения, который породил кучу нелепых действий, сбил отработанный алгоритм и запустил неприятную цепочку мини-событий. Мы часто попадаем под юрисдикцию закона подлости и убеждаем себя в том, что народная мудрость, гласящая «Беда не приходит одна», непревзойдённая истина. При этом не пробегает даже маленькой мыслишки о том, что мы сами ответственны за действие на раздражающее событие и дальнейший сбой в нашей ежедневной утренней программе.