Не менее пристальному изучению потомки «бураку-минов» подвергаются и при поступлении па работу. Несколько лет назад в японской прессе много писали о нашумевшем деле одного частного детектива, который составил целый справочник выходцев из «бураку» и немало заработал, снабжая предпринимателей необходимыми сведениями.

Результаты живучести традиционной психологии налицо. По статистике, до 50 процентов населения некоторых поселков — безработные. Японские коммунисты заявляют: люди «бураку» — это своего рода резервная армия японского пролетариата, необходимая для функционирования капитализма. Практика показывает, что эти трудовые резервы не спешат вводить в действие: монополисты, на все сто процентов солидаризуясь с «мнением общественности» в данном вопросе, предпочитают использовать дешевую рабочую силу стран Юго-Восточной Азии на японских дочерних предприятиях за рубежом, нежели обеспечивать работой нетрудоустроенных, да к тому же по традиции отвергнутых обществом граждан.

По мнению некоторых западных социологов, «бура-кумины» — это не только «экономический резерв» Японии: они приняли на себя роль необходимого в буржуазном обществе «козла отпущения», воплотив в глазах японского мещанина всю ту скверну и порок, откинув которые он как бы получает законное право считать себя «добропорядочным гражданином рангом выше». Думается, однако, что положение представителей национальных меньшинств, прежде всего корейцев и айну, также способствует повышенной оценке своего собственного социального статуса «добропорядочным» японцем...

Много хороших традиций в Японии, бережно сохраняет их народ, справедливо считая, что не может быть будущего без здоровых корней нации. Остракизм — корень недоброкачественный, и если он не способен подорвать здоровье нации в целом, то к отдельным серьезным недугам он неизбежно приводит. Об этом убедительно свидетельствует положение как «неяпонских», так и «нечистых» японцев. Общее число их на сегодня 5 миллионов человек, что составляет около 5 процентов населения страны.

СТРАШНОЕ СЛОВО "РОГАЙ"

Слово «когай» — «загрязнение окружающей среды»— уже давно имеет хождение в японском языке. Теперь же все чаще на страницах газет и журналов можно встретить созвучное ему слово — «рогай». Страшное слово, ибо означает оно — «засорение общества старостью»!

Старики в Японии встречаются буквально на каждом шагу, но иностранцы чаще всего сталкиваются с ними в различного рода гостиницах и общественных зданиях. Многочисленная армия «содзино-обасан» — пожилых женщин-уборщиц, проворно орудуя пылесосами и незаменимыми во всем мире тряпками, легко и бесшумно передвигаясь из помещения в помещение, повсюду наводит безукоризненную чистоту. Сами они незаметны: лица не рассмотришь, так тщательно оно скрыто за белой стерильной повязкой, предохраняющей рот, нос и глаза от пыли. Руки до локтя затянуты в яркие резиновые перчатки, на ногах пластиковые шлепанцы—все современно, кроме собственно одежды — традиционного рабочего кимоно или заправленной в широкие шаровары блузы. При виде постояльца «обасан» стараются двигаться еще бесшумнее, казаться еще незаметнее, как бы вообще не существовать.

Мне нередко приходилось бывать на побережье Японского моря и Тихого океана в летние воскресные дни. Если погода выдавалась хорошая, узкие песчаные полоски суши превращались в настоящий людской муравейник. Истомившись в душных, запыленных и задымленных городах, жители, волнами нахлынувшие на побережье, старались в считанные часы отдыха вдохнуть знойного, но влажного и чистого воздуха. И, подобно волнам, схлынув к вечеру, оставляли после себя малоприятную картину — мусорной свалки. Но вот появлялись группки стариков — мужчин и женщин, и начиналась неторопливая работа: без суеты и перебранки. Привычная работа, в которой нет места лишним движениям, да и нельзя их позволить, поскольку ты слишком для этого стар. Не сгибаясь, наколоть мусор на острую палку и собрать в совок, одновременно рассортировывая: алюминиевые банки из-под напитков — в одну сторону, бутылки — в другую, бумагу и всякие коробки — в третью. И каждую кучку — в виниловый мешок. Наконец, одни лишь аккуратные ряды таких перевязанных мешков ждали прибытия небольшого трехколесного грузовичка. А старики отдыхали неподалеку, спокойно и удовлетворенно беседуя. Запомнилась речь их — как тихий шелест...

Однажды я подумал: что стало бы со всей этой любовно ухоженной, чисто вымытой и надраенной до блеска страной, если бы не ее старики?

Сам по себе факт существования острой проблемы старости в Японии отнюдь не новый. Уже немало написано о трудной, нередко требующей настоящего мужества жизни большинства японцев на склоне лет. О них, перешагнувших, в общем, не очень высокий возрастной порог 55—60 лет, все чаще говорят как о «социально обездоленных».

Действующая до сих пор по всей стране система обязательного ухода с работы вынуждает японцев оказываться «на покое» уже в 55 лет. Пятьдесят пять —• уже не молод, но еще далеко не стар, поэтому все существо человека-труженика (а японцы — прежде всего труженики) противится такой, с позволения сказать, заботе. Да на практике о настоящем покое, заслуженном всей трудовой жизнью, речь и не идет.

В настоящее время в Японии сохраняются три вида пенсионного обеспечения: для государственных служащих, для занятых в частном секторе экономики (в том числе в сельском хозяйстве), а также домохозяек-надомниц и для работников мелких и мельчайших предприятий. Казалось бы, теоретически пенсионное обеспечение охватывает всех японцев. Однако в действительности лишь самый ограниченный контингент — государственные служащие — начиная с 55 лет получают гарантированную пенсию. Две другие группы работников обеспечиваются регулярными ежемесячными пособиями лишь через пять лет после обязательного ухода с работы. Но и тогда средства, поступающие в виде пенсий, не могут покрыть и половины расходов, необходимых для прожиточного минимума.

Перед «пенсионерами», таким образом, неизбежно встает проблема так называемого вторичного найма — поиска уже в немолодом возрасте работы, по самой сути унизительного, к тому же нередко безрезультатного. В Токио и во многих крупных городах Японии существует бесплатная служба вторичного, или повторного, найма пожилых людей. Однако лишь 15 процентов обращающихся получают работу, да и то в большинстве случаев такую, которая в японском обществе считается грязной — как правило, это работа мусорщиков или разного рода подсобников.

Большинство японских компаний отказываются нанимать пожилых людей, несмотря на решительные требования профсоюзов, входящих в Сохио ². Как заявил недавно начальник отдела кадров одного из крупных универмагов Токио, «вряд ли наши двери откроются для пожилых работников, во всяком случае, это произойдет не раньше, чем профсоюзы пойдут на такие значительные уступки, как упразднение системы выслуги лет».

Таким было положение даже в -наиболее благополучный для японской экономики период 60-х годов, когда при высоких темпах хозяйственного роста не нашлось, что выделить старикам с «богатого стола».

Последствия кризиса 1974—1975 годов продолжают сказываться до сих пор, и, пожалуй, никто не ощущает его жестокой реальности острее тех, «кому за пятьдесят». Кризис вызвал общий рост безработицы, в первую очередь досрочно уволенными оказались старики. По данным канцелярии премьер-министра на конец октября 1982 года, общая численность безработных в Японии все возрастает и достигла 1 миллиона 340 тысяч человек. В этой связи начальник канцелярии премьер-министра К. Танабэ заявил, что уровень безработицы в стране будет оставаться по-прежнему высоким в течение неопределенного времени, так как растущая инфляция резко отражается на деловой активности предпринимателей. При этом в сфере услуг коэффициент безработных оказался самым высоким—около 4 процентов. Это означает, в частности, массовое разорение людей, занятых в розничной торговле, большинство из которых—«старики»: уйдя не по своей воле на «покой», не достигнув желаемого в поисках новой работы, они на выходное пособие, как правило, спешат приобрести собственное «о-мисэ» — небольшую лавчонку, позволяющую кое-как существовать за счет разницы между розничными и оптовыми ценами.