Литмир - Электронная Библиотека

Дело в том, что натиск буржуазной пропаганды преследует цель заставить японцев поверить в «японское экономическое чудо», однако в дружном многоголосии раздаются и трезвые ноты: представители прогрессивных сил Японии предупреждают, что почва этого «чуда» зыбка, что чрезмерно высокие темпы экономического роста, демонстрировавшиеся в 60-е годы, навязывались стране монополистическим капиталом в стремлении получить максимальную прибыль. . Но при этом никто и не помышлял о создании базы общественного капитала. А ведь такая база и есть основа благосостояния страны. Тем более она важна, когда речь идет об обществе, в котором сегодня ты имеешь работу, а завтра — нет.

В 1974—1975 годах на Японию обрушился самый глубокий за весь послевоенный период экономический кризис. Монополии, которые в предшествовавший период «бурного экономического роста» могли себе позволить идти на некоторые уступки трудящимся, так что условия жизни работающих японцев относительно приблизились. к показателям других развитых капиталистических стран, в новых условиях должны были спасать собственное положение. А оно оказалось отнюдь не легким. В силу почти - полной зависимости от внешних рынков промышленного сырья экономика Японии более, чем какой-либо другой страны, ощутила на себе последствия роста цен на нефть и другое сырье, что явилось результатом справедливого требования развивающихся государств изменить неравноправное положение в мировой системе капитализма,, возникшее вследствие прошлых колониальных захватов.

Основным законом любого капиталистического общества, как известно, является закон обеспечения прибылей во что бы то ни стало. Здесь японские монополии проявили чудеса «гибкости» и, как теперь говорят, «мобильности». Нетрудно догадаться, что оба эти качества, обеспечив большую жизнестойкость крупному капиталу (средних и мелких предпринимателей, которых в Японии большинство, как и следовало ожидать, монополии оставили на «самовыживание»), ощутимо сказались на жизни трудового народа.

В последние годы Япония недаром получила на Западе название «корпорация Япония»: в условиях, когда существует теснейшая смычка между правительством, промышленными и финансовыми кругами, высшая консервативная администрация не могла не увеличить размеры государственных дотаций «терпящим бедствие» монополиям. Помощь эта, выдаваемая за счет государственного бюджета, соответственно требовала урезывания ассигнований на социальные нужды. К тому же государственный долг, образовавшийся в результате многолетних выпусков займов на покрытие бюджетного де-~ фицита, также требует средств для своего погашения.

Так, по сообщению агентства Киодо Цуссин, в конце мая 1983 года министерство финансов Японии приступило к составлению проекта бюджета на очередной финансовый год. Обращает на себя внимание, что при этом правительственные круги стремятся руководствоваться «принципом уменьшения расходов на 5—7 процентов по всем статьям». Однако для военного ведомства делается исключение, несмотря на то, что сум* ма задолженности, правительства Японии по непогашенным займам и невыплаченным по ним процентам уже превысила 100 триллионов иен (один доллар — более 230 иен). Как и в прошлые годы, «оздоровление» финансов предполагается провести за счет сокращения расходов на социальные нужды, не затрагивая интересы монополий.

Неудивительно, что ситуация, сложившаяся в результате всего этого в Японии, довела внутренние социально-экономические противоречия японского общества до большой остроты.

Теперь о «мобильности». В памяти мира недаром живет образ японца 60-х годов: хатимаки — головная повязка с иероглифами боевого призыва — символизирует японца — труженика и борца за справедливость, за условия жизни, достойные человека труда. Как и следовало ожидать, новое наступление монополий на интересы трудящихся вызвало мощный отпор. Рабочий народ Японии в своих «весенних наступлениях», ставших известными всему миру, отстаивал перед капиталом права труда. Вот здесь и проявилась «мобильность» японских монополий, которые заявили трудящимся: либо вы сами «сознательно» откажетесь от борьбы за заработную плату, либо, с учетом экономических трудностей, вас ждет безработица. Параллельно монополии форсировали экспорт капитала в страны с дешевым сырьем и дешевой рабочей силой и исподволь готовили выгодную им коренную перестройку всей производственной структуры страны. И то и другое означало свертывание производства в отдельных отраслях и на отдельных предприятиях Японии и, следовательно, дальнейший рост безработицы.

При этом правящие силы страны понимали: народ, трудящихся нельзя лишать перспективы. С этой целью идеологи японского капитализма сформулировали лозунг для «новых времен»: «XXI век станет веком Японии— доброго брата». А своего рода основой для такого перехода должна стать «эпоха культуры» — когда каждый японец, прежде чем переступить рубеж XXI века, вспомнит-и возродит в себе все лучшие традиции японской культуры.

Нетрудно понять, о каких «лучших традициях» напоминают «перед дальней дорогой» правящие мира сего. Несложно домыслить и роль «доброго брата», оказывающего «бескорыстную» помощь странам—производителям сырья (столь необходимого Японии!). А между тем был найден и «недобрый брат» —так называемый «предполагаемый противник», с Севера «угрожающий» Японии, которая «вынуждена» поэтому идти на увеличение военного бюджета, на расширение производства вооружений — а по существу, на удовлетворение давних требований своих занятых в военных отраслях производства монополий и заокеанского старшего партнера — союзника по «договору безопасности».

Тащчто же, круг замкнулся?

Без сомнения, в Японии существуют силы, которые хотели бы ответить на этот вопрос утвердительно. Это их представители в военизированной форме, в устрашающих касках разъезжают по городам страны в многочисленных автофургонах, снабженных реваншистскими лозунгами и ревущими громкоговорителями. Но, как говорят сами японцы, производимый ими шум поразительно не соответствует полному отсутствию внимания и интереса к ним окружающих — спешащих на работу или с работы японцев. А ведь именно таких японцев, рабочих-тружеников, абсолютное большинство. К тому же немного настораживающее «отсутствие внимания» — это, хочется верить, не от слепоты и слабости, а от зрелости и силы. И разве не о силе говорит размах народных выступлений последних лет — в защиту прав трудящихся, в защиту мирной конституции, против милитаризации, против развязывания ядерной войны. Разве не об этом говорят 80 миллионов подписей, собранных в Японии против ядерного оружия?

Мы не верим в широко рекламируемую буржуазной публицистикой социальную «гармонию» японского общества — ее не существует, кроме как в расчетах правящих кругов, прикидывающихся «добрым братом» слабого. «Неидеологичность» японца — выгодный власть имущим миф, который служит для доказательства существования лишь единственной, отражающей якобы «общенациональное единодушие», правящей буржуазной идеологии. Этот миф помогает благополучным не слышать многих вопиющих диссонансов в японской «гармонии». Но эти диссонансы доходят до сознания японского труженика, они подчас разрывают честную душу молодого японца.

Юноши и девушки Японии не желают становиться послушными винтиками механизма капиталистического производства: Oi-ш отказываются превращаться в «человека предприятия», их не устраивает намеченный «работодателями» курс на двойную — физическую и духовную — роботизацию, даже если под нее, играя на патриотических чувствах, глубоких у каждого японца, пытаются подвести «национальные традиции». Молодой японец хочет жить и работать в нормальных человеческих условиях.

Сегодня молодость Японии — это ее совесть, ее будущее. И велика поэтому ответственность тех, кто лишает молодость прекрасной романтики юности. Но навязывание псевдоромантики реваншистского толка — это уже преступление. Судьба Японии решается в борьбе сил реакции и сил прогресса за молодежь. В этой борьбе всем тем, кто думает о будущем японского народа, поможет прошлое страны — высокая культура, добрые традиции, богатая опытом история и ее уроки.

2
{"b":"922631","o":1}