Костя заметил, как вдруг покраснела Шурочка и сбивчиво отвечала:

– Так удобнее. Я уж давно, как приехала, переставила туалет от той двери, а то мне тут темно.

– Ну, а теперь дуть будет. Изволь на место поставить. Терпеть этого не могу.

– Хорошо, я завтра скажу Василию, – заминаясь, промолвила Шура.

К вечеру у Шурочки разболелась голова, и она не вышла ужинать. Ужин прошел быстро. Все казались уставшими. Алексей ушел к себе первым. Костя медлил, будто чего-то ужасного страшась. Зевая, ушел спать Андрей Павлович. Мария Петровна, забрав газеты, удалилась за ним. Неутомимая мисс Нелли еще щелкала своими спицами, но через полчаса тоже сложила работу и, пожелав спокойных и радостных снов, ушла, туша лампы. Костя волей-неволей должен был уйти. У Алексея было темно и тихо. Костя разделся, потушил огонь и лег, но, не закрывая глаз, слушал.

Так в темноте он пролежал час или даже два. Все было тихо, только полы трещали в зале да мыши изредка скреблись и пищали. Вдруг тихий, но явственный шорох услышал он в комнате Алексея. Костя приподнялся, ужас охватил его. Еще сам не зная, что он сделает сейчас, Костя вскочил с постели и подбежал к двери.

– Алексей, ты спишь? – хрипло зашептал он.

Никто не ответил, но какое-то движение уловило чуткое ухо Кости. Тогда, не помня, не понимая того, что он делает, Костя постучал в дверь и громко, раздельно сказал:

– Алексей, у меня письмо, которое пришло сегодня. Возьми его.

Дверь распахнулась.

Алексей со свечой в руках стоял на пороге. Он был одет, только без сапог.

– Где? – беззвучно спросил Алексей. – Где письмо?

Костя дрожащими руками вытащил из-под подушки розовый мятый конверт и, сев на кровать, тупо смотрел, как, облокотясь на стол, долго читал Алексей тоненький листик, исписанный неровными крупными строчками.

Заглушенная музыка и гул общей залы едва долетали до увешанного мягкими коврами дорогого кабинета у «Медведя». Лакеи убирали уже тарелки, оставив лишь вино и фрукты. Алексей в расстегнутом мундире сидел на полу у кресла, на котором сидела дама. Та опустила руку в кольцах и тихо гладила волосы Алексея, повторяя:

– Нет, я не могу без тебя. Теперь я это ясно поняла.

– А все-таки ты меня здорово напугала твоим письмом. Я принял его за полный отказ. Знаешь, до чего. Нанял извозчика с вокзала домой, потом думаю, чем черт не шутит, и велел ехать к тебе. Я поступил безумно, да?

– Милый, как я люблю тебя, милый! – повторяла дама.

– Это еще, знаешь, счастье, что револьвер мой куда-то затерялся. Не знаю, не Костя ли его благоразумно припрятал, а то в первую минуту я готов был бы…

Дама нагнулась и поцелуем прервала его слова.

– Прости, прости; как я мучила тебя! – шептала она.

– Да еще хорошо, что я денег достал сегодня. Князь выиграл двадцать тысяч, а я на него и наскочил. Кстати, что за история с ним произошла?

– Ах, это ужасно смешно, но раньше расскажи, как ты провел эти дни? – Дама села тоже на ковер и, прижимаясь к Алексею, смеялась.

Они болтали, как дети, прерывая слова поцелуями; казалось, рассказам не будет конца.

– Там была любопытная девчонка, – рассказывал Алексей. – Понимаешь, так сама и лезет. Сидим мы у нее в комнате, а она и говорит: «Помогите мне туалет переставить». Я в первую минуту не понял даже, а ведь туалет нашу дверь загораживал.

– Ну и что же? – с любопытством спросила дама.

– Да Костя помешал. В самую решительную минуту с твоим письмом сунулся.

– Эх ты, прозевал!

– Придется тебе вознаградить мои убытки!

Дама смеялась, и Алексей уже обнимал ее, целуя губы, шею, глаза.

– Милая моя Ани, всю жизнь за тебя отдам, – шептал он.

В эту минуту в дверь постучали.

– Кто там? – досадливо закричал Алексей. – Убирайтесь к черту!

– По важному делу требуют, ваше благородие, – говорил в дверь лакей.

– Я сейчас, Ани, милая, вернусь к тебе, – сказал Алексей.

– Какой ты неудачливый. Всегда тебе письма приносят некстати, – насмешливо промолвила Ани и у зеркала стала закалывать шляпу.

– Ну, что такое? – сердито спросил Алексей лакея.

– Господин вас спрашивает, – отвечал тот.

– Дядя, какими судьбами! – воскликнул Алексей, узнав в старике, закутанном в огромную деревенскую шубу, Андрея Павловича.

Тот, растерянно поводя глазами, сказал тихо:

– Знаешь, у нас несчастье с Костей, – и сел на подоконник, подав Алексею клочок бумаги.

Алексей развернул и, подойдя к свету, прочел:

«Я виноват в смерти брата. Похороните нас вместе».

Декабрь, 1910 г.

С.-Петербург