Кошка застыла над своей жертвой, прижимая её одной лапой. Феникс уже не трепыхался, а его глаза, обращённые к Батокрис, подёрнулись смертной дымкой. Затем изображения кошки и Феникса стали медленно расплываться и вскоре на их месте возникла фигура закованного в броню воина с безжалостным взглядом желто-зелёных глаз, а вместо Феникса у его ног лежали багровое знамя и венец государей Ченжера. В руках воин держал блестящие пластины из отливающего серебром гамелита, в которых Батокрис узнала скрижали из обители Далайрана.

Внезапно видение оборвалось и Батокрис, шатаясь от слабости и изнеможения, опустилась на пол, чуть не свалив треножник с шаром. В голове лихорадочно билась одна и та же мысль: «Опасность!». Ирисэр была права. Не только последователям Феникса, но и всему Ченжеру грозит беда. И если Ирисэр смогла предсказать её, то она нашла, откуда, а вернее от кого, она будет проистекать.

Но возможно ли предотвратить надвигающуюся опасность? Батокрис вспомнила выражение глаз Феникса. Несомненно, Вечная Птица просила помощи у своих верных последователей. Да и появление воина, оказавшегося на месте хищника, указывало на то, что исход битвы между Фениксом-Мироздателем и его врагом будет решён не в небесном Иномирье, а здесь – на грешной земле.

Глава 2

Несмотря на мужество и упорство своих защитников, Тыйфынь всё же пал. Тяжёлые дальнобойные камнемёты, установленные имперцами, пять дней и ночей подряд бесперебойно забрасывали крепость огромными камнями и горшками с горючей смесью, чей огонь прожигал даже железные латы. Днём всю долину заволакивало дымом и пылью, а ночью окрестности озарялись заревом пожара, бушевавшего в Тыйфыне. Большинство защитников крепости сгорели или задохнулись в дыму. Тех же, кто сумел спастись от огня, добили мечи и совни имперцев.

Через три дня после захвата Тыйфыня войска И-Лунга возобновили наступление и, пройдя через несколько перевалов, спустились в долину, откуда вёл путь к столице Гиньского княжества. Навстречу им выступили две рати, собранные сторонниками юнгарха Учжуна и гиньского князя. Они попытались задержать наступление имперских войск. В последовавших двух кровопролитных сражениях обе армии были разгромлены одна за другой, но всё же смогли замедлить продвижение захватчиков.

И тогда гиньский князь Аньло собрал свои последние силы и двинулся навстречу имперской армии. У него под рукой было более пятидесяти трёх тысяч воинов, в том числе восемь тысяч конницы, которую составляли кливуты и их оруженосцы. С этими войсками он готовился встретить имперцев.

Ранним утром князю Аньло донесли о приближении противника. Однако прошло два часа как взошло солнце, но гиньский князь ещё не покидал своей ставки, расположившейся у небольшого городка Абрена. Сейчас он находился в своём шатре, окружённый многочисленными полководцами и военными советниками. Тут же находились и несколько придворных звездочётов и священников бога Чомбе, призванных предсказать военную удачу.

В главную ставку то и дело прибывали гонцы от Туцитара, командовавшего передовым отрядом, и от главного начальника войск – Саваша. Восемь тысяч всадников Туцитара стояли у деревни Ной-Су. Саваш с главными силами гиньской армии в сорок пять тысяч пеших ратников и ополченцев, расположился неподалёку от Белого холма.

Известие о том, что имперцы неожиданно появились со стороны Тыйского хребта и, спустившись на равнину, потеснили передовые разъезды Туцитара, нисколько не взволновало гиньских военачальников. Их армия, по меньшей мере, вдвое превосходила вражескую. К тому же разведчики донесли, что имперцы разделили своё войско и наступают двумя колоннами, держа направление к Белому холму – единственной высоте, господствующей над окружающей местностью.

– И-Лунг раздробил свои и без того ничтожные силы! Воистину, если боги хотят наказать, то лишают разума! – громогласно воскликнул один из гиньских воевод, выслушав донесение очередного гонца.

– Верно! Теперь надо бы вбить между ними хороший клин и разбить по частям. Стебли бамбука легче ломать по одному, нежели целую связку! – поддержал его военный советник, стоящий рядом с князем Аньло.

Выслушав собравшихся, гиньский князь повелел отправить к Туцитару гонца с приказом, чтобы его конница связала наступающего противника боем. Ещё один гонец был направлен к Савашу. Тот должен был, отобрав пятнадцать тысяч лучших воинов, бросить их в промежуток между колоннами имперцев и окончательно разделить их между собой. Остальным войскам был отдан приказ быть готовыми к выступлению из лагеря.

На равнине Чулбы разгорелась жестокая и упорная битва. Гиньские воины дрались отчаянно, десятки раз переходя в атаки, пытаясь остановить железную поступь имперской пехоты. Был момент, когда сабраки имперцев дрогнули и даже заколебались под их яростным натиском. Но всё было напрасно. Вклинившихся между колоннами имперцев гиньцев, отбросили крылатые панцирники тайчи Кастагира. Хоругви Железных Ястребов, словно огромная стальная метла, вымели кулбусскую пехоту обратно на Белый холм.

Узнав об этом, князь Аньло лично отправился к Белому холму, на вершине которого развевались многочисленные знамёна. Его сопровождала тысяча отборных телохранителей. Князь горячил скакуна, время от времени порываясь направиться в сторону, откуда доносился неумолчный шум битвы. Но умудрённые опытом военачальники из его свиты сдерживали своего молодого государя. Полководец должен побеждать врагов игрой своего ума, а не просто махать мечом, словно он простой воин. Лихих рубак и так хватает.

Князь поднялся на вершину холма. Он жаждал увидеть, как от натиска его доблестных воинов враги обратятся в бегство. Но тут его постигло жестокое разочарование. С высоты было видно, как справа и слева от холма, по зелёной равнине медленно, ощетинившиеся сталью похожие на гигантских ежей, ползли большие прямоугольники имперской пехоты. Гиньцы накатывали на них словно морской прибой. И также как волны разбиваются о прибрежные скалы, так и их яростный натиск разбивался об непоколебимый строй имперцев.

Ченжеры неуклонно приближались, тесня гиньских воинов. Их передовые отряды уже начали огибать с двух сторон Белый холм. При виде этого в княжеской свите возникло лёгкое волнение. Перед князем Аньло возник седобородый старец – главный начальник войск Саваш.

– Государь, здесь становится опасно. Я смиренно советую вам покинуть это место, дабы не подвергать вашу драгоценную жизнь напрасной опасности.

– Ты хочешь, чтобы я отступил перед лицом врага?!

– О-о, мой повелитель. Я, ничтожный, не смел и думать об этом.

Саваш согнулся в низком поклоне перед гневно дышащим князем.

– Я хотел предложить государю, дабы он поехал и воодушевил те десять тысяч воинов, что стоят за рощей возле Ной-Су. Оттуда мы нанесём врагу удар свежими силами, окружим и уничтожим его.

Среди стоящей позади свиты раздались одобрительные замечания. Придворные и военачальники и наперебой советовали князю последовать словам главного начальника войск. Один из звездочётов, испуганно косясь на приближающиеся отряды имперцев, громко заявил, что звёзды благоприятствуют столь мудрому решению и сулят несомненную победу над коварным врагом.

Через полчаса после того, как князь Аньло и его свита покинули Белый холм, наступавшие сабраки имперцев неожиданно остановились. Из-за плотного строя щитоносцев выскочили наёмники, собранные из тайгетов и людоедов-синпо. Их было не много – сотни четыре. Они на ходу выстроились в клин, остриё которого устремилось к вершине холма.

Могучие, закованные с головы до ног в броню воины были вооружены тяжёлыми двуручными мечами, шестопёрами и бердышами. Гиньские ополченцы-кулбусы безуспешно пытались остановить их натиск. Наёмники прошли сквозь их строй, словно нож сквозь масло, оставив за собой лишь груды окровавленных тел.

Лишь на самой вершине Белого холма их продвижение несколько замедлилось. Телохранители гиньских полководцев оказали упорное сопротивление. Они умирали, давая своим командирам возможность избежать гибели. Но не прошло и четверти часа, как Белый холм был окончательно занят имперцами. Передовые отряды и правое крыло гиньской армии были разбиты, а обе колонны ченжеров соединились. В сражении наступила краткая передышка.