– Учжун,– тихо прошептал Динху, словно пробуя на вкус имя будущего владыки Империи Феникса. Он произносил его как молитву, как воплощение силы, которой ничто, и никто не сможет противостоять.
Динху ещё долго стоял у окна, залитый потоком звёздного света, и грезил о будущем. Некоторое время он мог позволить это себе, пока дела могли подождать. Наконец он отвернулся от окна, пересёк келью и, отворив дверь, скрылся в глубине башни.
Глава 7
На следующий день, после прибытия в лагерь, всех новобранцев построили на площади напротив здания войскового Приказа для принятия присяги. В первом ряду тагмы щитоносцев стоял злой и невыспавшийся Кендаг.
Накануне ему пришлось достаточно тяжко, ибо он до полуночи уговаривал коттера, взволнованного тем, что ему придётся принести клятву верности знамени Феникса, так как Джучибер относился к этому очень серьёзно. По мнению тайгета, степняк придавал слишком большое значение словам, которые ничего не значили. Невежественный и глупый язычник боялся навлечь на себя гнев своей Рыси-Прародительницы.
– Ладно,– после долгого и упорного спора, примирительно произнёс Кендаг.– Давай поступим так: ты будешь молчать, а я скажу, что ты не знаешь ченжерского языка. Поэтому ты можешь говорить всё, что тебе взбредёт в голову, а я буду говорить за тебя для них. Тебя это устроит?
В конце концов, Джучибер сдался. Сейчас он стоял в строю рядом с Кендагом, внимательно приглядываясь к тому, что происходило вокруг. Прямо перед ними расположились жрецы ченжерских богов. Каждому иноверцу перед принятием присяги они предлагали отречься от заблуждений и ложных богов, пойдя путём истинной веры. Некоторые наёмники так и поступали. Но когда звучал отказ, то, сопровождаемые неприязненными взглядами ченжеров, в дело вступали немногочисленные священнослужители той веры, которой придерживался присягавший.
Наконец, дошла очередь и до Джучибера. Как и рассчитывал Кендаг, среди присутствующих жрецов и священнослужителей не оказалось кого-либо знающего язык и обряды коттеров, и тогда тайгет предложил свою помощь. Набравшись наглости, он заявил, что его друг не только согласен принести присягу, но готов отречься от своих ложных богов и стать одним из последователей богини Уранами. Его слова вызвали оживление среди ченжерских жрецов.
– Скажи им, что все они полные дураки и трусы,– обратился к Джучиберу тайгет на его родном языке.– Да и вообще, обругай их как следует.
– Это ещё зачем? – коттер подозрительно посмотрел на лукаво ухмыляющегося Кендага.
– Не бойся. Смотри на алтарь и говори прямо в лицо вот этого жреца,– палец тайгета ткнул в сторону человека в тёмно-фиолетовом одеянии.
– Хорошо,– кивнул Джучибер,– раз ты настаиваешь, я скажу. Но запомни: никаких клятв я приносить не буду.
После этого, на каждый заданный ему вопрос он отвечал потоком ругательств и оскорблений, принятых у коттеров, из которых «сын шелудивой собаки» и «верблюжья возгря» звучали как ласковые прозвища. Его кивок и последующие слова были истолкованы Кендагом, как согласие принять все условия ченжеров. Едва сдерживая прорывающийся наружу смех и стараясь сохранить серьёзное выражение лица, тайгет с наслаждением «переводил» на ченжерский язык всё сказанное коттером.
Всё действо заняло не менее четверти часа, после чего оба друга вернулись в строй. Джучибер был несказанно удивлён поведением жрецов, которые выслушали его ругань с самым благостным выражением на их лицах.
Под конец обряд принесения присяги завершился торжественным жертвоприношением. Во славу ченжерского бога Синьду – покровителя воинов, закололи чёрного быка и десяток овец. Жрецы, макая кисточки в кровь жертвенных животных, обошли ряды, обрызгивая ею ратников. Следом за ними, моля ниспослать здоровья и силы всем присутствующим, вдоль строя прошёл священнослужитель бога Чомбе с кадильницей в руках.
Солнце скрылось за краем земли, когда всё кончилось, и воины вернулись в расположение своих отрядов. Все были утомлены, затянувшейся на целый день церемонией и потому большинство завалилось спать ещё до того, как прозвучал сигнал погасить огни.
Ратники жили в больших двухскатных палатках, рассчитанных на десять человек каждая. Сами палатки были изготовлены из лёгкой ткани, натянутой на каркас из бамбуковых жердей. Для дополнительной защиты от дождя их верх был укрыт ещё одним куском материи, пропитанной смолой. Внутри находились десять лежаков, на которых спали воины и две бронзовые жаровни, предназначенные для приготовления пищи и обогрева.
Лежаки из лёгких, но достаточно прочных досок, были складными. На них укладывали набитые соломой или сеном тюфяки. Те из воинов, что были побогаче, покрывали свои постели циновками и даже войлочными одеялами. Командиры, начиная с сотника, жили в отдельных палатках. Перед входом у каждой палатки устанавливался небольшой навес, под которым были козлы с оружием.
Для новобранцев потянулись однообразные бесконечные дни службы и учений. Теперь Джучибер учился ходить с большим щитом в строю, что ему как прирождённому наезднику давалось с великим трудом. При этом ещё следовало повиноваться командам и терпеливо сносить оскорбления начальников. Если бы не Кендаг, мерно шагавший рядом, то коттер взбунтовался бы уже на второй день.
Утро в лагере начиналось с всеобщего построения на площади. Затем они завтракали и отправлялись на учебное поле, где занимались до полудня, после чего в течение одного часа они обедали и отдыхали. Потом они проводили ещё четыре часа в непрестанных упражнениях, и только тогда их обучение заканчивалось. Лишь стрелков дополнительно заставляли лишний час заниматься боем на коротких мечах-чимканах.
Джучибер невольно обратил внимание на необычных соседей, проводивших занятия недалеко от расположения их тагмы. Они носили необычные для простых ратников одежды фиолетового и багрово-красного цвета. Это были младшие жрецы и послушники Братства Богини.
В отличие от имперских воинов они проходили обучение с восхода солнца до самого вечера. Бойцы Братства бились на учебных мечах и булавах, бегали строем, метали дротики и топорики, стреляли из самострелов. Как и копейщики, они учились орудовать длинными совнями и тяжёлыми бердышами. Их подготовка была куда серьёзней, чем у обычных ратников. Да и на вооружение для своих бойцов Братство не скупилось.
Как и всякий воин, Джучибер знал толк в оружии и разбирался в его качестве. После двух дней упражнений с совней он обратил внимание на то, что лезвие быстро тупится, а пластины доспехов часто гнутся от сильных ударов. Как-то вечером коттер достал свой палаш и совню решил испытать оба клинка.
– Я бы не советовал тебе этого делать,– раздался голос Кендага, внимательно наблюдавшего за действиями коттера.– Иначе тебе придётся точить лезвие совни до самого утра, а то и вовсе заработаешь наказание за порчу оружия.
– Почему? – Джучибер остановился.
– Ты всегда удивлялся, что в империи столь много железа. Это так,– принялся объяснять Кендаг.– Однако ченжерские кузнецы, до сих пор так и не научились, как следует закаливать сталь и варить булат. Поэтому-то они так ценят изделия наших и ваших мастеров. Эта совня, что у тебя в руках, не самое плохое оружие, я видал и похуже, но по качеству она уступает твоему палашу.
Джучибер задумался над словами тайгета, которые многое прояснили ему. Значит, вот почему после битвы у Длани Света всё захваченное у ченжеров оружие пошло в переплавку.
В свободные от службы вечера, когда их не направляли в караул, делать решительно было нечего. Большинство ратников играли в кости, занимались какими-то своими делами или просто слонялись по расположению. Единственным развлечением в самом лагере для воинов были наказания провинившихся или учебные поединки между представителями разных отрядов.
Первое вызывало у Джучибера раздражение. Он считал, что единственным наказанием за воинский проступок может служить только одно – смерть. Коттер сторонился тех, кто бегал смотреть, как провинившихся порют кнутами у позорного столба.
