В организации антибольшевистского движения кадеты претендовали на роль консолидирующей силы, готовой к сотрудничеству с политическими и общественными деятелями, стоящими как левее, так и правее них. При этом руководство кадетов предпочитало ориентироваться не на традиционные партийные группировки, а на вновь формирующиеся общественные объединения. Они играли руководящую роль в московской «девятке» – подпольной организации, созданной из представителей Совета общественных организаций, торгово-промышленных деятелей и Партии народной свободы (из девяти человек шестеро являлись активными кадетскими деятелями). Весной на основе расширившейся «девятки» (за счет привлечения Всероссийского союза земельных собственников и ряда монархических групп) образовался Правый центр. Его возглавили А. В. Кривошеин, В. И. Гурко, С. М. Леонтьев, член ЦК кадетов П. И. Новгородцев. В рядах Правого центра активно действовали кадеты Н. И. Астров, В. А. Степанов, М. М. Федоров, Н. Н. Щепкин, Б. Э. Нольде, А. А. Червен-Водали, П. А. Бурышкин, А. В. Карташев, С. А. Котляревский, Е. Н. Трубецкой и близкий кадетам Г. Н. Трубецкой.
Одновременно кадеты предприняли ряд попыток сблизиться и с социалистическими партиями, но потерпели неудачу. Тогда было решено наладить сотрудничество с представителями этих партий на «персональной» основе путем создания Союза возрождения России (или Левого центра), который объединил кадетов и народных социалистов, правых эсеров, а также отдельных меньшевиков и кооператоров. В Левый центр вошли члены ЦК кадетов Н. М. Кишкин и кн. Д. И. Шаховской. Некоторые кадеты входили одновременно в оба центра (члены ЦК Н. И. Астров, В. А. Степанов, Н. Н. Щепкин), надеясь личными контактами содействовать сплочению антибольшевистских сил.
В свою очередь, руководство партии эсеров после разгона Учредительного собрания призывало не уходить в подполье и не прибегать к заговорщической тактике борьбы, так как это было бы на руку большевикам, которые стремились лишить партию легальной арены борьбы, представив ее врагом народа. В своем обращении «Ко всем партийным организациям» ЦК ПСР подчеркивал, что партийные организации «должны всячески оберегать Советы Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, как политически классовые организации рабочего класса, призванные быть оплотом в борьбе с неприкрытой контрреволюцией. Партийные организации должны стремиться получить в Советах преобладание, ведя энергичную агитацию за перевыборы и отзыв большевистских депутатов. Будучи в меньшинстве, наши товарищи все же не должны покидать Советов, но продолжать внутри них свою работу по разоблачению большевизма». При этом, направляя Советы «на правильный путь», работающим в них членам партии следует рассматривать Советы «не как органы власти», а как «классовые организации», могущие «заменить государственную власть или органы местного самоуправления»[32].
Эсеровское руководство решило принять участие в работе III Всероссийского съезда Советов, в съездах земельных комитетов и женщин-работниц, возвратиться во Всероссийский Совет крестьянских депутатов, в фабрично-заводские комитеты и профсоюзы, отказаться от бойкота «социалистической армии», прекратить забастовку служащих государственных учреждений. Смысл всех этих организационных и агитационно-пропагандистских мероприятий состоял в том, чтобы подготовить массы к тому, чтобы они могли встать на защиту Учредительного собрания. Поэтому борьба за немедленное возобновление работы полновластного Учредительного собрания была провозглашена первоочередной задачей партии. По мнению эсеровского руководства, именно полновластное Учредительное собрание, признаваемое всей страной и всей прогрессивной мировой общественностью, могло закрепить федеративный демократический республиканский государственный строй в России, добиться подлинно демократического мира, осуществить комплекс социально-экономических преобразований, соответствующих интересам трудового народа. Позиция партии народных социалистов была более резкой, однако и они, по крайней мере, на данном этапе не собирались уходить в подполье и начинать вооруженную борьбу с большевиками.
Что касается меньшевиков, то в январе 1918 г. ЦК РСДРП(о) признал участие не только в Советах, но и во ВЦИК для «просвещения масс путем борьбы с режимом террора и гражданской войны»[33]. В реформированный ВЦИК после слияния 13 января рабочесолдатского и крестьянского съездов и одобрения объединенным III Всероссийским съездом внешней политики СНК, санкционировавшим Советскую Федеративную Республику, вошли Ю. О. Мартов, Ф. И. Дан, Н. Н. Суханов. Эта «мягкая» позиция по отношению к большевикам критически воспринималась правым крылом меньшевиков. Для них предпочтительней была «координация действий» не только с «классовыми организациями пролетариата» – Советами, но и более широкими общественными элементами, не исключая либеральные круги, отстаивающие лозунг созыва Учредительного собрания. Правые меньшевики все чаще и больше стали склоняться к вооруженным методам борьбы против большевистского режима.
Несмотря на явные консолидационные успехи большевиков, сумевших поставить под свой контроль уже единый Всероссийский съезд, им пришлось столкнуться с очередным внутрипартийным кризисом. Он был вызван началом сепаратных переговоров о мире между Германией и Россией. Ленину с большим трудом пришлось преодолевать сопротивление внутри ЦК партии, буквально продавливать на IV Всероссийском съезде Советов одобрение большинством его делегатов «похабного», по признанию самого Ленина, Брестского мира. Это было вполне оправданно в ситуации, в которой оказались большевики, рассчитывавшие выиграть время, чтобы так или иначе продержаться до начала мировой пролетарской революции. Ее победа позволила бы начавшим, подобно Икару, «штурмовать небо», используя властные рычаги и «военно-коммунистические» меры, удержаться у власти. Это была фанатичная вера лидера большевиков в близость мировой революции и историческое призвание рабочего класса, в возможность методами насилия достичь социальной справедливости. Надежда на скоротечность назревания мировой пролетарской революции оправдывала заключение «похабного мира», который мыслился также скоро преходящим явлением, но обернулась разрывом союзнических отношений между большевиками и их леворадикальными союзниками. Выход их представителей из правительственных и ведомственных структур привел к установлению большевистской диктатуры.
Как видим, разгон большевиками Учредительного собрания и заключение ими сепаратного Брестского мира являлись логически связанными друг с другом тактическими шагами, направленными на укрепление своего диктаторского режима, приведшего в результате к установлению однопартийной системы. Маршрут к ней начался в январские и мартовские дни 1918 г., обусловив перестройку стратегических и тактических курсов остальных российских политических партий. Суть этой перестройки выразилась в дальнейшем ожесточении идейно-политической борьбы, свидетельствовавшей о том, что Россия начиная с февральской революции медленно, но неуклонно вползала в Гражданскую войну.
После заключения большевиками Брестского мира эта проблема стала одной из ведущих в межпартийном дискурсе при обсуждении текущего политического момента. Так, в кадетской партии стал довольно живо и непривычно в жесткой манере дебатироваться вопрос о преимуществах внешнеполитических ориентаций либо традиционно на Антанту, либо на Германию. Учитывая, что ход и результаты этой дискуссии внутри кадетской партии подробно изложен в моей монографии[34], ограничусь итоговыми выводами, позволяющими читателю понять весь драматизм ситуации, в которой оказалась ведущая либеральная партия после большевистского переворота и отказа от коалиционной тактики руководства эсеровской и меньшевистской партий. П. Н. Милюков, будучи как политик не менее циничен, чем лидер большевистской партии, вопреки воле большинства ЦК, предпочел сделать ставку на Германию и, находясь в Киеве, вступил в контакт с немецким командованием, рассчитывая с помощью немецких войск свергнуть большевистский режим. Эта позиция получила поддержку большинства Правого центра, а также оказавшихся в это время в Киеве членов ЦК кадетов И. П. Демидова, Н. К. Волкова, А. И. Каминки, В. Д. Набокова, крымских кадетов Н. Н. Богданова и Д. С. Пасманика.
