Последний пункт и был выбран Л. А. Карпинским для постановки предварительной разведки, тогда как разведка в пределах Черемхово, большого села, вызвала бы разные осложнения с крестьянами, а добыча угля потребовала бы переселения их на новое место. Замечу, что несколько лет спустя вблизи с. Черемхово было все-таки открыто и разведано крупное месторождение угля, и село сделалось центром первого в Восточной Сибири каменноугольного рудника, расположенного у самой железной дороги и до сих пор снабжающего ее и город Иркутск минеральным топливом. Это открытие могло бы быть сделано еще в 1889 г., если бы Л. А. Карпинский не побоялся всяких осложнений административного характера.
Я отправился сначала на лодке вниз по р. Ангаре от Иркутска, чтобы ознакомиться с юрскими отложениями, слагающими берега реки и являющимися угленосными. Ко мне присоединился маркшейдер Горного управления, который мешал внимательному осмотру береговых обнажений, так как торопился по делам в Усолье. Впрочем, на этом протяжении в берегах выступали только однообразные песчаники, залегавшие толстыми пластами почти горизонтально. Мы ночевали на берегу у костра и ужинали гусем, которого я подстрелил на лету из пролетавшей стаи. Но у нас не было с собой никакого походного снаряжения, и мы сварили гуся в котле нашего гребца и ели без соли.
В Усолье я осмотрел солеваренный завод, самый крупный в то время в Сибири, и буровую скважину на острове р. Ангары, которой выкачивали рассол из толщи кембрийских известняков, подстилающих юрскую свиту. Объезд окрестностей завода для осмотра места разведок на уголь, выполненных около 20–30 лет назад, не дал ничего существенного для суждения об угленосности свиты, так как шурфы, конечно, уже завалились и даже заросли лесом или были заполнены водой. Солеваренный завод истреблял массу дров для выварки соли, и открытие угля по соседству было бы очень желательно. Горному управлению следовало поручить мне поставить разведку в первую очередь в окрестностях завода, которая была бы успешной, так как позже на берегу Ангары, немного ниже Усолья, пласт угля был открыт и доставка его на завод по реке была вполне удобна.
Затем я проехал по почтовому тракту дальше, до ст. Зиминской на р. Оке. Указание А. И. Лушникова о выходах угленосной свиты в берегах этой реки подтвердилось. Верстах в двенадцати выше станции, вблизи заимки (выселка) Кулгунай, в береговых обрывах выступали пласты угля. Этот выселок стоял на окраине тайги и состоял из нескольких изб, в которых можно было поселиться. Сговорившись с крестьянами о помещении, я вернулся в Зиминское для найма рабочих.
В то время главную рабочую силу в Сибири составляли ссыльнопоселенцы, так как крестьяне были заняты хлебопашеством, а в зимнее время извозом. Ссыльнопоселенцы представляли собой людей, сосланных из Европейской России в Сибирь за разные менее тяжкие преступления, а также отбывших срок каторжных работ и оставленных в ссылке. Они жили в селах у крестьян и существовали заработками разного рода, главным образом на золотых приисках. В каждом селе их можно было найти хоть несколько человек. Я обратился в сельское управление и в течение двух дней нанял человек двенадцать, знающих земляные и горные работы; закупил лопаты, кайлы, ломы, топоры, веревки, ведра, пилу и пр. и вернулся в Кулгунай вместе с рабочими. Последние поселились у крестьян – одни в сарае, другие на сеновале, третьи в избе.
Я нанял себе небольшую комнату в доме одного крестьянина, но так как хозяин предупредил меня, что в ней много клопов, я пользовался ею только днем, а спал в сарае того же крестьянина, где стояли сани, телеги, плуги и другое имущество. Сарай не запирался изнутри; мои рабочие, конечно, знали, что у меня с собой деньги, так как я каждую субботу выдавал им заработанное, но не было даже попытки обокрасть меня ночью со стороны моей команды, состоявшей из уголовных элементов.
Работы продолжались больше месяца. Сначала по крутому берегу р. Оки, сложенному из угленосной свиты, рабочие проложили тропинку, затем в нескольких местах обрыв был вскрыт сверху донизу расчисткой в виде неглубокой канавки, которая, обнажив пласты горных пород, позволила составить точный разрез свиты и определить в разных местах толщину пластов угля. Наконец, в одном месте, где пласт угля имел толщину около 2 м, по нему была пройдена маленькая штольня на несколько метров в глубь берега, чтобы получить для анализа образцы угля невыветрелого.
На поверхности горы, которая оканчивалась обрывом к реке, на расстоянии 300 м метров от обрыва, в двух местах были углублены шурфы, чтобы пересечь ту же свиту и пласт угля и узнать, изменяются ли его толщина и качества по простиранию и падению, и чтобы вычислить запас угля на разведанной части всей площади.
Эти работы были выполнены в течение двух недель с небольшим, а затем разведка была перенесена на две версты выше по той же реке Оке, где та же угленосная свита снова выступала в береговом обрыве. Здесь также были проведены расчистки обрыва сверху донизу и шурфы в двух пунктах, в полуверсте от берега, в лесу, с той же целью получения образчика свежего угля и определения его запаса на второй разведанной площади.
Между первой и второй площадями разведок можно было познакомиться с почти нетронутой тайгой. Тесно стояли старые сосны, ели, березы, осины, поднимаясь высоко вверх над подлеском из тех же пород, образовавшим густую чащу, по которой без топора трудно было пробраться. Мелкие кусты, папоротники, трава выше колен скрывали почву. Тропа, проложенная охотниками вверх по долине р. Оки и обозначенная затесами на стволах деревьев, делала извилины, огибая заваль, т. е. упавшие от старости или поверженные бурей толстые деревья, если лошадь не могла перешагнуть через них. Эти поваленные великаны представляли второе препятствие для движения по тайге в любом направлении: через них нужно было перелезать. Иные, давно уже сгнившие под ковром мха, покрывавшего ствол, проваливались под ногой путника. Полной тишины в тайге не было. Даже в тихие дни легкий ветерок то тут, то там шумел в кронах. Часто слышался стук дятлов, пение или посвист мелких птиц, призывный крик кукушки, карканье ворона, иногда стоны выпи, стрекотание сороки. Пробираясь по этой тропе из заимок Кулгунай на вторую площадь разведочных работ, я часто останавливался и внимал голосам тайги; дичь не попадалась – пернатые в это время сидели еще в гнездах. На случай встречи с медведем или косулей на плече висела двустволка.
Эта предварительная разведка показала, что угленосная свита залегает почти горизонтально, распространена на большой площади, содержит два рабочих, т. е. достаточно толстых, пласта угля хорошего качества (как показали анализы, выполненные в лаборатории Горного управления) и на двух разведочных площадях запас угля составляет столько-то сотен тысяч пудов. Удобное положение на берегу сплавной реки и недалеко от трассы предполагаемой железной дороги позволяли считать, что эта местность заслуживает более детальной разведки и на бо́льшую глубину, чтобы выяснить ее угленосность ниже уровня реки. Последний вопрос предварительная разведка не могла решить, так как на отпущенные мне небольшие средства нельзя было проводить более глубокие шурфы и бороться с сильным притоком воды в них, а для разведки буровыми скважинами Горное управление еще не имело соответствующих инструментов.
Эта первая удачная разведка на уголь не была использована ввиду последовавшего через несколько лет открытия угля возле ст. Черемхово, как упомянуто выше. Угленосная площадь на правом берегу р. Оки все еще остается в запасе для будущего.
Закончив эту разведку, я перевел своих рабочих на заимку Маркова, расположенную на том же берегу р. Оки, но ближе к ст. Зиминской, в овраге среди леса, так как мне сообщили, что в этом овраге среди болота обнаружилась большая кость, может быть мамонта. Интересно было использовать готовую рабочую силу с инструментами и остаток средств для раскопок, которые продолжались целый день. Болото, питаемое источником, не позволило очень углубиться, но мы извлекли из грязи много костей – несколько позвонков, в том числе копчик (редко попадающийся), куски ребер, кости двух ног и таза и даже кусочек кожи. Можно было думать, что в болоте остались остальные кости скелета мамонта, который, вероятно, погиб, увязнув в этой топи. В общем костей накопали столько, что заполнили ими большой ящик, который я со ст. Зиминской отправил в Иркутск, в музей Восточно-Сибирского отдела Географического общества.