В начале второго участка дорога, постепенно приблизившаяся по пьедесталу Тянь-Шаня к предгорьям его, пересекает длинный отрог скалистых гор, протянувшийся на юго-запад вглубь пустыни и состоящий из двух десятков отдельных гряд. Дорога проходит здесь по извилистому сухому ущелью с невысоким перевалом, за которым в ущелье северного склона расположена станция Чоглучай, состоящая из трех постоялых дворов. Вода имеется в колодце, но корма для животных в горах нет никакого, и проезжающие должны покупать его на постоялых дворах. Последние необходимы как убежище на случай бури, захватившей караван в этих горах, но мы ночевали на ключах, не доезжая этого отрога, проехали мимо станции, пересекли весь отрог и выехали затем в обширную впадину Дуниенчжэ, ограниченную с севера самим Тянь-Шанем, а с юга этим отрогом, выдвинутым с востока, и другим подобным же, подходящим с запада. В этой впадине расположен обширный солончак с зарослями тополей, разных кустов и тростника, песчаными буграми с тамариском и хармыком, а также отдельными холмами сыпучего песка по окраинам; в промежутках везде видна глинистая почва с выцветами солей. По восточной окраине впадины тополя явно вымирают, молодые деревья видны редко, старые имеют спирально скрученную древесину в уродливо толстых стволах с толстыми короткими сучьями и скудной листвой; попадается много совсем мертвых деревьев и их пней.
Путешественник Грум-Гржимайло, проехавший ранее меня по этой дороге, написал в своем отчете, что громадный лес тополей, некогда покрывавший дно котловины, безжалостно истребляется. Он не обратил внимания на то, что пни достигают самой различной высоты, даже до 4–5 м, представляя в последнем случае весь ствол, иногда с остатками сучьев; лесорубы в подобной стране, вообще очень бедной лесами, не стали бы оставлять такие пни. Кроме того, на пнях нигде не видно следов топора или пилы. Человек не повинен в истреблении этого леса, который, впрочем, никогда не был громадным, а состоял из таких же сравнительно редко стоящих деревьев, как все рощи тополя на берегах рек и в оазисах Центральной Азии. Тополь в этой впадине естественно вымирает, так как она лишена стока и в почве ее постепенно накопляется все больше и больше солей, приносимых водами, стекающими с окружающих гор. Засоление идет в основном с востока, судя по вымиранию тополей с этой стороны; гибнут не только тополя, но и тамариск на буграх и тростник в зарослях.
Эта впадина достигает 40–45 км длины с востока на запад и от 5 до 10 км ширины с севера на юг. В ее пределах находятся три станции у дороги, и мы шли по ней три дня, останавливаясь вблизи станций среди рощ и зарослей. Солончак, рощи и заросли занимают ровную центральную часть дна впадины, окруженную пологим подъемом к окружающим горам, который представляет пустыню, усыпанную щебнем и галькой и почти лишенную всякой растительности. Большая дорога идет по этой пустыне близ окраины зарослей.
В этой впадине также свирепствуют бури, срывающиеся с холодных высот Тянь-Шаня. Нам рассказывали, что лет десять тому назад со станции Цзигэцзинзэ в восточной части впадины выехал обоз из 15 китайских телег. На станции предупреждали, что надвигается сильная буря, но китайцы ответили, что в телегах она им не страшна, и уехали. Но на следующую станцию Чоглучай они не прибыли. Очевидно, буря смела телеги, животных и людей вдоль подножия Чоглучайской цепи гор и погубила всех.
Мы сами испытали на третий день пути по впадине сильную бурю. С 6 часов утра поднялся сильный ветер с запада-северо-запада; к 9 часам он достиг такой силы, что трудно было держаться в седле, а при сильных порывах лошадь шаталась и сворачивала с дороги: мы шли на юго-запад, так что ветер был не встречный, а боковой. Даже завьюченные верблюды пошатывались при порывах и останавливались. Я пробовал бросать вверх камни в 1–2 фунта весом; обратно они падали не вертикально, а под углом в 60–70°, а плоские плитки буря сносила на 10–20 м в сторону. Дойдя до станции Хойтьецзэ, вернее маленького пикета в виде отдельной фанзы, в которой жили два солдата, в западном конце впадины, мы должны были остановиться под защитой гор и раскинуть палатки в ущелье. Здесь было сравнительно тихо, но над нами в воздухе слышен был гул ветра, и по временам налетали шквалы то с одной, то с другой стороны, и со склонов на палатку сыпались пыль и мелкий гравий.
О силе ветров свидетельствовали также грядки, попадавшиеся на дне впадины на голой почве пустыни или солончака между зарослями. Эти грядки состояли из гравия и мелкой гальки, величиной от 2 до 6 мм, достигали высоты 30 см и представляли гигантскую рябь, наметенную ветрами, переносившими не только песок, но и камешки указанной величины. Во время бури воздух над впадиной наполнился пылью, которая вздымалась столбами с голого солончака центральной части и с песчаных бугров среди зарослей, тогда как на окружающей пустыне, давно уже выметенной ветрами, только более сильные вихри вздымали небольшие столбы пыли.
Из этой впадины дорога переваливает по ущелью через отроги Тянь-Шаня в другую впадину – Сииенчжэ, гораздо меньшей величины, но также с солончаком посередине, окаймленным зарослями тростника с лужицами соленой воды, но без деревьев. Склоны этой впадины представляли необычайно сильное развитие пустынного загара, покрывавшего все скалы, обломки и щебень твердых коренных пород. На этом мрачном черном фоне выделялись только холмики у подножия гор, состоявшие из желтых глин и рыхлых песчаников, на которых загар, в связи с их мягкостью и легкой разрушаемостью, развиваться не может. Этот загар очень удручает геолога, так как совершенно скрывает под собой все разнообразие строения гор, которое, ввиду обнаженности склонов, было бы легко быстро установить. А при загаре приходится облазить весь склон, отбивая молотком шаг за шагом выступы пород, чтобы увидеть их цвет и состав.
Это необычайное развитие загара на южном склоне Тянь-Шаня я также ставлю в зависимость от силы и обилия бурь в этой области: пылинки, переносимые ветром, полируют загар и сообщают ему его блеск.
Из этой впадины, в которой расположена станция Сииенчжэ, большая дорога выходит по длинному и извилистому безводному ущелью, пересекающему передовую цепь Тянь-Шаня, на пьедестал хребта, направляясь на юго-запад, к ст. Чиктым. Этим начинается третий участок нашего пути. Пьедестал в начале сильно расчленен оврагами и сухими руслами на столовые высоты, усыпанные щебнем и галькой, но далее к югу представляет черную пустыню, напоминающую, судя по описанию, пустыни Сахары типа гаммады или серир. Почва пустыни состоит из буро-желтого суглинка, содержащего щебень и гальку, которые рассеяны по его поверхности более или менее густо и постепенно уменьшаются в размерах по мере удаления от подножия гор. Растительность состоит из редких и мелких кустиков по неглубоким сухим руслам, слегка врезанным в поверхность пустыни, тогда как промежуточные между ними площади в сотни и тысячи квадратных метров совершенно голые. Усеивающие их галька и щебень сплошь покрыты черным блестящим загаром, и при взгляде на запад или юг под косыми лучами поднявшегося на востоке солнца поверхность пустыни сверкала миллионами синеватых огоньков, а при взгляде на восток, против солнца, она подавляла своим мрачным цветом.
По этой пустыне мы шли целый день и остановились на ночлег среди каких-то развалин, возле которых был колодец, но без воды, глубиной 12–15 м (очевидно, здесь когда-то был постоялый двор).
За день мы спустились по пьедесталу незаметно на целых 700 м. Только на следующий день пьедестал кончился у ст. Тутьецзэ довольно высоким обрывом и откосом, у подошвы которого выбиваются ключи. Тут дорога спустилась в широкую впадину, ограничивающую с севера длинную цепь плоских холмов и увалов Чиктымтаг, сложенных из третичных песчаников и конгломератов. Благодаря выходам этих пород во впадине появляется вода в виде ключей, питающих несколько оазисов и образующих даже ручейки, текущие на юг по долинам, промытым в Чиктымтаге. И здесь это – вода Тянь-Шаня, просочившаяся при выходе из гор в толщу наносов, слагающую описанную выше черную пустыню, и выступающая вновь на поверхность на окраине Чиктымтага, где эта толща кончается, прерываясь выходами более древних пород.
