– Нет, не в Пул-Вудс, – сказал Шоукросс.

– Хорошо, а что это был за лес?

Шоукросс уставился в пол.

– Это лес рядом с заправкой «Корки» Меррока?

Кубински ожидал какой-то реакции, но выражение лица задержанного не изменилось.

Молчание затянулось, но потом Шоукросс пробормотал:

– Это могло быть рядом с путями.

– Какими путями?

– Железнодорожными путями.

– Пенн-Сентрал?

– Разве я так сказал? – с хитрым выражением спросил Шоукросс.

– Арт, тело лежит к северу или к югу от путей?

Шоукросс сложил руки на груди и опустил глаза. Детектив сказал:

– Слушай, чувак, не закрывайся. Терпеть не могу эту чушь. Посмотри на меня! Мне нужна твоя помощь, – он сделал паузу и, понизив голос, добавил: – Тебе сразу станет легче, если скажешь правду.

Убийца медленно поднял голову.

– Ладно, Чарли, – мягко сказал он. – Я помогу тебе. И, может быть, ты поможешь мне. Но только… дай мне поспать и все обдумать.

Детектив понимал, что не может форсировать события. Преступник такого типа мог вечно балансировать на грани. Работать следовало медленно и осторожно, вести себя дружелюбно, убедить его, что признание может пойти ему на пользу. Также не помешало бы намекнуть, что у тебя есть кое-какое влияние на судью и окружного прокурора. Хитрость заключалась в том, чтобы сделать вид, что ты что-то обещаешь, но при этом не отдаешь главное. «Наверно, это несправедливо, – признавался себе детектив, – но также несправедливо и то, что невинную маленькую девочку избили, задушили, изнасиловали, надругались над ней и обложили камнями». Он имел тут дело не со скаутом-орлом.

Муниципальное здание почти опустело, когда он допил последнюю чашку остывшего кофе и отправился домой. Фрэнсис, жена Кубински, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи, оставила в покое. Она знала, что бывают моменты, когда он не хочет слушать, как прошел ее день, или же говорить о себе.

Сидя в полутемной гостиной, он снова заставлял себя вспомнить Карен Хилл. Он напомнил себе, что ужасы – часть его работы, и непрофессионально принимать все близко к сердцу. Он не мог представить себе более жестокого преступления, худшего греха. Для такого злодея, как этот, не хватит всего огня в аду.

Когда он на цыпочках вошел в спальню в два часа ночи, перед его мысленным взором все еще мелькали похожие на спички ноги девочки, ее раны и синяки, грязь, набившаяся ей в горло. Усилием воли он повернул мысли к делу Джека Оуэна Блейка. Либо все решится утром, либо не решится уже никогда. В этом Кубински был уверен на все сто.

На следующий день после ареста Арта один из его друзей пришел ко мне с конфиденциальным сообщением из тюрьмы.

– Линда, – сказал он, – Арт просто хотел, чтобы ты знала: он этого не хотел.

Он сказал, что у Арта случился еще один вьетнамский флешбэк, и это подтолкнуло его убить маленькую девочку. Мне вспомнилось, как он ударил меня, когда я разбудила его.

Тут было о чем подумать. Он через многое прошел во Вьетнаме, и это разорвало его на части и полностью изменило. Если он и был чудовищем, то только из-за этого.

Я задавалась вопросом, была ли Карен Хилл его первой жертвой. Может, именно из-за этого он так расстроился в Оклахоме. Может, он убил кого-нибудь в одну из тех ночей, когда не вернулся домой из Форт-Силла. Может быть, именно поэтому он пытался покончить с собой.

Но я держала свои мысли при себе.

После нескольких часов сна Чарли Кубински зашел в кабинет Джо Лофтуса, чтобы ввести своего шефа в курс дела. Он не собирался передавать шефу невнятные сведения о теле Джека Блейка. Пока еще слишком рано. Последнее, чего он хотел, это затевать преждевременные поиски тел с участием сотрудников полиции и собак-ищеек. Пусть убийца сделает полное признание и сам приведет их на место преступления; тогда ни у кого не возникнет сомнений в его виновности, как бы он потом ни изворачивался. Детектив по-прежнему опасался, что еще один преступник сможет обойти систему правосудия на севере штата Нью-Йорк. На его памяти такое случалось слишком часто.

Уже изложив Лофтусу половину подготовленного отчета, Кубински пересмотрел свое решение. Речь все-таки шла о крупнейшем деле в истории Уотертауна, и начальству нужно было точно знать, что происходит.

– Шеф, мне кажется, я знаю, где лежит тело Джека Блейка.

На настенной карте он указал на лесистый треугольник с ручьем Келси-Крик, граничащий с межштатной автомагистралью 81 и местными шоссе 37 и 12Е, примерно в километре от «Кловердейл апартментс».

– Где-то здесь.

Кубински знал, что вскоре после исчезновения мальчика в этом районе тоже велись поиски.

– Если ты так уверен, почему бы нам не послать туда поисковую группу? – спросил Лофтус.

– Я не уверен, шеф. Я хочу, чтобы Шоукросс показал нам тело. Тогда мы сможем гарантировать обвинительный приговор.

Лофтус, похоже, не хотел ждать.

– На нас оказывают большое давление, Чарли. Мать паренька не дает нам спуску.

– Мы так долго ждали, – сказал Кубински. – Давайте сделаем все правильно.

Выйдя из кабинета шефа, он узнал от одного тележурналиста, что судья назначил адвоката Пола Дирдорфа представлять интересы обвиняемого. Кубински пожалел, что судья не выбрал одного из тех потрепанных жизнью старых халтурщиков, которые слонялись по залам суда в поисках хотя бы нескольких часов работы. Дирдорф был молод и зелен, но имел репутацию опытного бойца. Он быстро уговорил судью назначить психиатрическую экспертизу «730», чтобы выяснить, способен ли Шоукросс предстать перед судом. И пригрозил подать еще несколько ходатайств. Кубински понял, что должен закончить свои дела с убийцей до того, как его закроют по решению суда. Адвокаты-выскочки вроде Дирдорфа разбирались в правилах Миранды и методах работы полиции намного лучше, чем их подзащитные.

Во второй половине дня тюремный надзиратель сообщил Кубински, что заключенного обсуждает весь персонал.

– Никто не может сказать точно, в чем дело, но с этим парнем что-то явно не так.

Днем его навестили родители, и Шоукросс говорил с ними детским лепетом и не поднимал глаз. Родители пробыли с ним недолго.

Детектив вызвал заключенного в свой кабинет для еще одного допроса. К этому времени их встречи начинались и прекращались столько раз, что один из сержантов окрестил происходящее «Шоу Арта и Чарли».

Кубински указал убийце на стул с прямой спинкой напротив своего стола. Шоукросс выглядел отдохнувшим и расслабленным, и Кубински задался вопросом, притворяется он или просто не понимает всю серьезность своего положения. Он слышал, как убийца звонил своему надзорному офицеру в два часа ночи, чтобы пожаловаться на копов, помявших его новый велосипед. При этом он не упомянул, что велосипед значится уликой в деле об убийстве.

На этот раз Шоукросс заговорил первым.

– Я тут подумал, Чарли. Если я помогу тебе, что ты сможешь для меня сделать?

– Давай подождем и посмотрим, – сказал Кубински, тщательно подбирая слова. – Я сделаю все, что смогу.

«То есть не так уж и много, – напомнил он себе. – В этом республиканском округе мы, демократы, никто. Я мало что могу сделать для этого скота и благодарю Бога за такую крохотную милость».

Шоукросс, похоже, остался доволен.

– Я помогу тебе, Чарли. Ты знал, что я был в лесу за заправкой в тот день, когда пропал мальчик?

– С Джеком Блейком?

Кубински воспринял молчание как «да». Но уликой молчание быть не могло. Он решил надавить:

– Ты хочешь отвести меня туда?

Шоукросс не ответил, а когда детектив повторил вопрос, убийца пробормотал:

– Да. Может быть, я отведу тебя туда.

– Хорошо, – сказал Кубински, вставая. – Я возьму машину.

– Подожди! Мне нужно немного времени.

Кубински сел.

– Ты хочешь поговорить с кем-нибудь еще? – спросил он.

– Нет. Я буду говорить только с тобой. Но… не гони коней.