В институте я готовил себя к хирургической деятельности, ближе к окончанию учебы уже оперировал и был готов к общей хирургической практике. Но получилось так, что хирургом я не стал. Я стал авиационным врачом и начал интересоваться всеми факторами, которым подвергается человек во время полетов. Именно это направление моей работы помогло мне при отборе.
Для ускорения решения вопросов, связанных с подготовкой космонавтов в Союзе было принято решение специально не готовить врачей для работы в области космической медицины, а набирать их из авиации и морского флота. Эти врачи уже знали, что происходит с человеком при его попадании в экстремальные условия и какую помощь ему надо оказывать. Так авиация помогла мне приступить к работе в космической медицине.
Мне было поручено разрабатывать средства оказания медицинской помощи космонавтам, включая даже в условиях длительных полетов. Вот как широко ставилась задача. Но конкретно мне сказали, что я должен заниматься комплектацией аптечки. Я сказал, что я не фармаколог и этим заниматься не буду. Можно ли представить, что военный, майор, отказывается от выполнения порученной работы? Начальство посмотрело на меня с удивлением, но я быстро нашелся и попросил дать мне неделю на обдумывание того, как правильно построить эту работу.
Через неделю я представил комиссии свое видение, как я мог бы разрабатывать систему по оказанию медицинской помощи космонавтам. А смысл моих предложений свелся к тому, что для решения поставленной передо мной задачи необходимо привлечь к работе все научно-исследовательские институты министерства здравоохранения СССР. Каждый из этих институтов с учетом своей специфики должен отвечать за решение конкретной проблемы. Институт хирургии – за профилактику хирургических заболеваний, терапевты – за профилактику терапевтических заболеваний, стоматологи, гинекологи и т. д. по всем медицинским специальностям.
Тогда у меня были умные учителя, и они быстро подхватили эту идею. Через два месяца был издан приказ министра здравоохранения, который позволил в каждом институте выделить два-три неординарно мыслящего человека в мое распоряжение для работы по своей специальности. Я ставил перед ними конкретные задачи. Например, как бы они предотвратили возникновение заболеваний у практически здоровых людей таким образом, чтобы те в космическом полете выполняли поставленные перед ними задачи и при этом не болели. Например, аппендицит. Почему он возникает? Как его предотвратить? И так по всем направлениям.
И вот тогда на первом заседании комиссии, которое происходило в Институте медико-биологических проблем, первый заместитель министра здравоохранения СССР Бурназян, посмотрев на присутствующих в зале сказал, что здесь присутствует практически весь ученый совет министерства здравоохранения в лице ее лучших представителей. И ему представляется, что именно с этого дня создается новая отрасль медицины, которая называется «космическая медицина», а инициатором ее создания, которому надо отдать должное, является Иван Павлович Неумывакин.
Я стоял у истоков «космической медицины» именно в плане привлечения всей медицины во всем спектре ее деятельности, в привлечении всех специалистов, собранных воедино, и это стало называться в полном смысле этого слова «космической медициной». И мне приписали факт, что я стоял именно в этом плане, повторяю, у истоков «космической медицины».
Поэтому я признателен своей судьбе, что я с этим справился. Результаты моей работы представлены в докторской диссертации, которая имела соответствующий гриф. Прошли десятилетия, и я решил ее рассекретить, она опубликована в моей книге «Космическая медицина – земной». В книге написано, как с помощью специалистов всех профильных организаций Минздрава в целом, являясь фактически инициатором всех этих направлений, я создал «космическую больницу».
При ее создании оказалось, что, все, что использовалось на Земле, было абсолютно не пригодно для космических условий. Вы можете себе представить очень маленькую тесную кабину космического корабля. Габариты, вес и другие характеристики земных приборов не отвечали предъявляемым требованиям. Требования были жесточайшие. Например, нужна портативность, эффективность, универсальность, устойчивость к ударным и вибрационным перегрузкам, отсутствие побочных видов действия и многие другие. Ни один «земной» прибор этим требованиям не отвечал. Пришлось создавать все заново.
То, что было создано мною, отвечает не только требованиям космического полета. Это мечта любого врача – иметь такое оборудование в каждой больнице. Это маленький чемоданчик, весом 5–8 кг, который можно носить с собой. В этом чемоданчике есть все для оказания любой медицинской помощи. Например, реанимационная укладка вместо большой реанимационной машины. Вместо больничного операционного блока – герметичная камера из прозрачной пленки с фильтром для воздуха, внутри которой стерильная обстановка. При ее использовании можно в любом месте проводить оперативное вмешательство практически в стерильных условиях. Или портативная бормашина весом 420 грамм, которую можно положить в карман.
И все это было сделано, это есть и работает сегодня. И тот факт, что обо мне пишут, как о человеке, который стоял у истоков зарождения космической медицины, мне, конечно, приятно. Тем более что журнал «Клуб 100 лет» был посвящен 65-летию моей научной и творческой деятельности.
– Вы занимались также отбором и подготовкой космонавтов. С какими проблемами вам пришлось столкнуться?
Самое главное, я столкнулся с тем, что здоровым человеком никто не занимался и не знал, каковы его физиологические возможности и каков предел, после которого наступают функциональные нарушения или патология. Этим не занимаются и сейчас. Мне пришлось серьезно заняться изучением вопроса, что такое здоровый человек. Мы не знали, какие нормы должны быть для здорового человека, чтобы он мог лететь в космос. Нормы были взяты с потолка, на примерах больных людей, а для здоровых людей нормы должны быть другими, и их надо было определить. Приведу несколько примеров.
Мы столкнулись с тем, что у одного космонавта пульс 48–50, и его не допускали к космическим полетам. Пришлось доказывать, что для этого конкретного человека такие показатели являются нормой.
Проверяли анализы крови у другого человека и вдруг ни с того, ни с чего оказалось, что лейкоцитов у него в 1,5–2 раза выше нормы. Проведенные проверки показали, что для этого человека при всех прочих равных условиях это норма.
Был такой летчик-испытатель Анохин. Он один глаз потерял во время аварии, но хотел летать. После соответствующих тренировок он восстановил способность к пространственной ориентации и начал летать на самолетах. Но захотелось полететь и в Космос. Несмотря на то, что он был абсолютно здоров, на медкомиссии ему в этом было отказано.
Мы добились, что ему разрешили лететь в космос. К сожалению, он не полетел. В Космос хотело лететь много молодых людей. Сергей Николаевич Анохин был глубоко нравственным человеком, он не хотел перекрывать им дорогу и стал руководителем космонавтов-ученых.
Более драматическая ситуация случилась с кандидатом в космонавты Яздовским Валерием Александровичем. При полном здоровье у него повысилось СОЭ, это такая реакция на любые воспалительные процессы. Стали искать причину. В Центральном институте стоматологии, который отвечал у меня за состояние зубов у космонавтов, врачам не понравился один зуб, который и вырвали. К радости всех, СОЭ снизилось, но … не надолго. Валерий был готов на все, даже лишиться всех зубов, но причину падения СОЭ так и не обнаружили. Получилось так, что он, будучи неоднократно привлеченным не только к подготовке к полетам, но и включенным в число дублеров, так и не слетал в Космос. Потом он мне с горечью говорил, что единственным светлым пятном от подготовки к полетам в Космос, у него остался бюгель (съемный протез), который позволяет ему сохранять зубы как у негра. Хотя в отряде космонавтов он был с 1967 года более 10 лет.
