Ему виделись темный лес, неподвижные высокие деревья, кора с застывшими потеками живицы, запах которой напоминает… Нет, не помню. Рынок, по которому он бродил, был шумный и пестрый, повсюду пыль и запах навоза. «Пойду в лесники», – решил Хенрик. Его взгляд остановился на маленьком опрятном немце в котелке: немец был стар, через плечо переброшена дамская блузка. «Его сын бил меня в живот, – вдруг подумал Хенрик. – Это из-за его сына я не могу вспомнить, как пахнет лес». Он ощущал сладковатую вонь трупов и резкую – хлорки, чад от сожженных тел. Эти запахи вцепились в него и шли за ним, а лесных ароматов он не помнил, может быть, их никогда и не было, может быть, он сам их придумал, когда ворочался на нарах в душном бараке. «Я отравлен. Все отравлены. Спрячусь в лесу. Там не будет ни их, ни всего того, что они себе нахапали».

Он успокоился, словно наконец решил мучительную загадку. Единственный способ жить с людьми – это жить без них. Хенрик бродил по рынку, слушая возбужденные голоса. «Всё уже забыли. Снова во власти своих мелких страстей. Хорошо, пусть они удовлетворяют их, но без меня. Мне нужны приличные брюки. Одни или двое, про запас, и я ухожу в лес».

Он представил себе побеленную комнату, коричневые балки под потолком, раскаленные дверцы топки, из которой вырывается теплый запах леса. («Живица, живица, хвоя – не помню!») В комнату вошла женщина, без лица, она была движением, текучестью, амфороподобной формой, начала раздеваться, из разреза рубашки вывалилась грудь. «Черт! Буду думать о том старичке – червь жалкий, худой немец, его сын бил меня в живот». Женщина смеялась, от ее тела веяло теплом, как от свежего теста. «Я должен кого-нибудь себе найти. Но не эту, только не эту», – испугался он, увидев завитую шатенку с длинным хрящеватым носом и грубо накрашенными губами. У нее плотоядный и глупый вид. Женщина скользнула по Хенрику взглядом, точно он был прозрачным, ее глаза приковала кофточка, которую держал немец. Хенрик проглотил слюну и отвернулся. «Меня тянет к каждой идиотке, – подумал он со злостью. – Я должен достать брюки, а лучше двое, и устроиться лесником». Навстречу ему шел молодой человек с красной повязкой на рукаве.

– Что это?

– Милиция, – ответил парень.

– А обмундирование дают?

– Сейчас не дают.

«Отпадает, – подумал Хенрик. – Мне нужно что-нибудь посолиднее».

Спросил:

– Кто в этом городе командует?

– Смотря чем.

– Мне нужна работа.

– Есть правительственный уполномоченный. Но он в замке.

– Постараюсь его поймать, – сказал Хенрик и улыбнулся. «Зачем я улыбаюсь? – спохватился он. – Зачем я стараюсь быть симпатичным?»

Замок стоял позади железнодорожных путей, забитых коричневыми вагонами, в которых ютились переселенцы. Хенрик шел, опустив голову, уставившись в спекшийся шлак.

«Я достаточно насмотрелся на эти вагоны, в них привозили в лагерь людей». От едкого дыма заслезились глаза, он услышал треск горящих щепок. Прошел мимо стоящего на коленях мужчины, который силился раздуть огонь, рядом женщина укачивала на руках раскричавшегося ребенка. Она качала его резко, все быстрее и быстрее, как бы соревнуясь с детским криком. «Боже, помоги им, – подумал вдруг Хенрик. – Уехавшие из своих домов, без своих садов, колодцев и скотных дворов. Я счастливее их, потому что не вспоминаю о том, что потерял. Мне нужны только приличные брюки, остальное я вам прощаю».

– Магда! – услышал он. – Магда! – звал надтреснутый женский голос. («Что за Магда?» – подумал он машинально.)

– Только причешусь! – донесся ответ.

Хенрик остановился. «Веселый голос», – подумал он, ошеломленный, обернулся и увидел, как в дверях вагона сначала показались черные распущенные волосы, а потом девушка в цветастом платье. Она окинула его взглядом, он улыбнулся, и тогда в ее широко раскрытых глазах, темно-голубых, как ему показалось, блеснула симпатия. «Что за Магда?» – опять подумал Хенрик с удивлением. Он направился в ее сторону и все испортил: девушка замахала руками и упорхнула в глубь вагона.

«Очередной обман, – подумал он, переходя пути. – Но ведь я ее видел! Она мне улыбнулась! Я должен ее найти».

Хенрик петлял между вагонами, высокий, худой, распрямившийся, на этот раз не отводя взгляда от мешков, кастрюль, корыт и ночных горшков. В воздухе носились запах копченой солонины, мокрых пеленок, духота сна и аромат смолистых щепок. Один вагон был похож на другой, одна женщина на другую – Хенрик потерял ориентировку. Но он помнил черный зев вагона, гибкую фигуру в цветастом платье, удивленный взгляд девушки, довольной и ошеломленной тем, что кому-то нравится. «Она ничего о нас не знает, – подумал он. – Она ничего не знает обо мне. И хорошо, что не знает. Сейчас. Пока ее не сгноили. Ведь ее сгноят, как сгноили всех нас. Уничтожат. Обабится и поглупеет, обремененная детьми и негодяем мужем, пьяным хамом. Я сам хам и негодяй, и это к лучшему, что я ее не отыскал».

Потом он шел по анфиладе холодных и темных замковых зал. Никто его ни о чем не спрашивал. По каменной лестнице он поднялся на второй этаж и очутился в мрачном, сплошь уставленном ящиками зале. Огляделся. Никого не видно, только в углу, за толстым каменным столбом, поддерживавшим стрельчатый свод, стоял какой-то мужчина и робко озирался.

– Эй! – крикнул Хенрик. – Эй, там!

Мужчина не отвечал. Когда Хенрик поднял руку, высокий мужчина ответил ему аналогичным жестом. Прошло некоторое время, прежде чем он понял, что это было зеркало, а мрачная личность напротив – он сам.

Хенрик сел на ящик и свернул папиросу. «Надо надеяться, что в нем не динамит», – лениво подумал он и закурил. Послышались шаги. Кто-то подымался по каменной лестнице. Хенрик встал. Между ящиками показался маленький седой человек с вещевым мешком в руке. Хенрик кивнул ему. Тот остановился.

– Вы здесь кого-нибудь знаете? – спросил Хенрик, подходя к нему.

– Кое-кого.

– Мне нужен уполномоченный.

Человек в нерешительности потер нос. Нос у него был плоский, на конце раздвоенный и сильно поросший волосами.

– Зачем? – буркнул незнакомец.

– Раздобыть деньжат. Человек некоторое время молчал.

– Вы из лагеря? – спросил он.

– Да, заметно?

– Есть что-то в глазах. Что вы хотите делать?

– Работать в лесу.

– Это ваша профессия?

– Научусь.

– А что вы умеете делать?

– Я окончил педагогический институт.

– Пойдемте со мной.

– Но я никого не намерен учить, – проворчал Хенрик, следуя за человеком. – Скажите вашему уполномоченному, что учитель из меня не получится.

Они очутились в небольшой солнечной комнате. Человек молча сел за миниатюрный столик и склонил голову. Казалось, что он погрузился в сон. Хенрик спросил:

– Вы?..

Тот кивнул головой.

– Учителем я не буду, – повторил Хенрик.

– Почему?

– Не могу. Не сумею. Дети, родители, нет, нет, только не это.

– Вы и не будете учить. Надо создавать школы. С самого начала. Дети…

– Знаю, – прервал его Хенрик, – пусть их учат уму-разуму, но только без меня.

– Ну так что?

– Лесничество.

Уполномоченный взял со стола листок бумаги.

– Как ваша фамилия?

– Коних. Хенрик Коних. Уполномоченный записал.

– Наведуйтесь через неделю.

– Через неделю я буду искать счастья в другом месте. Вы не могли бы мне выписать какие-нибудь брюки?

– Не можете изловчиться сами?

– Неохота.

– Я одеждой не распоряжаюсь. – Уполномоченный смерил Хенрика взглядом: – Мои вам будут малы.

– Черт побери, ведь я ничего такого не прошу! Мне нужны брюки и работа в лесу, и это все.

– Все, – повторил уполномоченный. – Вы слишком требовательны.

Хенрик молчал.

– Надо брать что подвернется. А вы ни в какую. Или то, что подвернется, или ничего. Вы мне не поможете с организацией школ?