– Мы уже давно тут, успели даже кофе сходить попить, поэтому пусть изволят здороваться первыми те, кто позже приходят на работу, – сказал Принцев с укоризной.
– А, привет, – продолжил он, сменив упрек лаской, обращаясь к Афанасию на фоне расчленённой карты, – извини, чрезвычайное происшествие, это учёному секретарю нашему жарко от работы стало вчера, она сквозняк устроила, вот карта твоя…
– Я знаю. Но фотомодель вы всё же спасли от сквозняка.
– Фотомодель? Ах, да, Нестор её с полу поднял и спас, он у нас единственный настоящий мужчина, – уверенно и слёту сказала небольшая суховатая, но не без пикантности женщина, переступая порог помещения, – здравствуйте, кого не видела.
Каждый по своему ответил на приветствие, но не придал значения версии вошедшей женщины, по имени Леночка, о единственном настоящем мужчине в лице Полителипаракоймоменакиса. А тот не преминул принять комплимент не иначе как должный.
(Вместе с тем)
Затем в помещении утряслась рабочая обстановка. Время-то самое, что ни на есть рабочее, околополуденное. К тому же, оказывается, подоспело начало проведения научно-технического совета. Основной докладчик, правда, запаздывал, поэтому люди учёные продолжали умственно разминаться.
Борис Всеволодович спросил у своего коллеги:
– Нестор, ты как недавний геолог, а значит кое-что смыслящий в географии, скажи, почему Греция называется Грецией?
Тот поднял одну из лохматых бровей, не стал отвечать.
– Не знаешь, – Принцев несколько раз хмыкнул, – тогда я тебе поведаю истину. В античную эпоху, когда там жили древние эллины, туда ездили русские люди. Отсюда, из холодной России. Погреться чтобы. Грелись они там. Вот и стала с тех пор та земля называться Грецией.
– Ага, – Леночка решила подыграть Принцеву,– а Эгейское море так называется потому, что с перегрева заезжие русские люди с острова на остров вопили “Эге, эге!” Общались они так.
Нестор смачно в себя произнёс звук “Ц”, отшатнулся от всех. Он ведь в былые институтские времена занимался грандиозным проектом вообще переноса земной оси. По его задумке Северный полюс должен сместиться на континент, а точнее в Северную Америку, тогда как Южный полюс съезжал в Индийский океан. Живо изготовлялась новая ледяная полярная шапка, а старая, антарктическая, таяла, но медленно. Уровень мирового океана снижался, обнажая шельф. Земли нашей страны значительно увеличивались во всех направлениях бывших морей, а чукчи, оказавшись на экваторе, стали бы чернокожими. Были другие варианты. Скажем, воткнуть полюс прямо в Багдад, покончив, наконец, с очагом терроризма, при этом Петербург сохранил бы за собой белые ночи, а чукчи всё равно оказались бы чернокожими…
Никто более не стал издеваться над Полителепаракоймоменакисом. А докладчик так и не появлялся. Поэтому разминка снискала неожиданное развитие.
– Значит, заявляете принцип матрёшки, – сказал тихо Грузь и преждевременно хмыкнул, ещё не запуская мысль в ассоциативную цепочку.
– Да, – обрадовано ответил издалека Иван, – каждый использует свой принцип матрёшки, то есть, вложения или облегания. Но здесь речь идёт о некой целостности. Предметы физические, теоретические, образные, любые, помещаются внутри друг друга до безумного количества. Они подобны по сути своей. Вместе с тем, сколько бы их ни произвелось, они вкупе являют единую целостность. Но и порознь они обладают целостностью сами в себе.
– Умно ты говоришь, Иван, а вот как раз образности-то не хватает. Надо бы пример толковый выставить. Ты готов выказать пример? – заметил Нестор Гераклович, оправляясь от шпилек своих коллег.
– Я тебе преподам такую образность, – сказал Принцев. – Тончайшее пространство измельчается тоже востреньким таким временем и заливается безумно великим числом, и всё это тесто пухнет на дрожжах массы, образуя вселенную по имени «энергия».
– Что это? – Нестор выставил на него тяжёлый взгляд.
– Это уравнение: Е=МС2, – мигом сообразил Иван.
– Да ну тебя, – Полителипаракоймоменакис махнул рукой, – надоел уже.
Иван способен ответить на любой вопрос не только из-за наиболее сильного здесь ума, но и потому что работает одновременно во всех отделах института. У младших научных сотрудников так заведено.
– Пациевич, о котором вы оба только что упоминали, тоже нашёл пример, – сказал он.
– Такой же?
– Пожалуй, получше. Он мастер. Не только “тот тип”, по выражению Бориса Всеволодовича, знает о его фокусировании пространства. Все знают. Помните, что он вытворял, ещё когда у нас работал? У Афанасия. Всё шумел, мол, не дают ему тут развернуться. Вещи всякие передвигал, а места мало. Нынче у него персональная мастерская в Ухте. Достаточный простор для опытов. Он вольготно вкладывает подогнанные пространства одно в другое. Получает матрёшку. Такая у него забава. Там ходы и переходы. Там всяческие игры. Вы знаете из последних публикаций: он сумел сотворить фокусы не точечные, а линейные. Ну, точке фокуса придал значение бесконечности. Получил фокусную линию. Игры с ходами, с переходами – потрясающие. А потом, но это ещё не всем известно, он уже фокусные линии развернул до бесконечности, создав фокус-плоскость. Матрёшка. Что делается с прыжками в тех пространствах в таком фокусе – не вообразить. А если выйти на сферический фокус? Тут уже такие чудеса пойдут, что описать их трудновато. Матрёшка. Но можно ещё дальше пойти. Взять да переметнуться на время, о природе которого никто ничего не знает, но впихивает его тоже как матрёшку во всё, куда попало. Что если научиться и его фокусировать, подобно пространству? О-го-го. Или с массой повытворять всякое. Оно тоже не возбраняется его уму. Найдутся и в ней свои готовности неуёмных превращений. Забавляйтесь, господа, забавляйтесь. Да уж, таково довольно обычное занятие многих из нас – копаться в том, чего не знаешь. Оно и есть любимая наша забава. И безусловно – добиваться там невиданных успехов. Но вдруг, если дальше пойдёт наш Пациевич в любимых развлечениях – соберёт все проявления мироздания в один суперфокус? Тоже любопытная матрёшка.
Иван застопорил полёт мысли, беззвучно хихикнул и оглядел присутствующих.
– Однако, – сказал он, – всё такое относится к случаям замахивания на построение необдуманного сверхграндиозного сооружения, не имея на то соответствующей потенции. Я вот боюсь, что автор, который нас тут сочинил, побалуется, побалуется, да соблазнится на подобную или иную грандиозность, а потом не сдюжит. Вот и не видать нам никому и никогда света белого.
(Между прочим)
Мы, конечно же, не обидимся и почти не обратим внимания на эту реплику, проведём её мимо ушей, поелику не собираемся ни заигрывать, ни дискутировать со здешними героями, а со слишком умным, и подавно.
(Далее)
А вот Нестор Гераклович мгновенно загрустил, будто от невкусного обеда. Но потом взгляд его слегка осветился надеждой: нетушки, ребятки, я-то лично такого уж не допущу.
– Нет, Вань. Ну его, этого факира-Пациевича в баню вместе с его фокусами, – сказал он, опустив равнодушный взгляд на пол, словно обронил туда не очень полезную вещь. – Поведай лучше эту, забыл, ну, красивую байку о соединении несоединимого. Ты мне уже рассказывал, но я позабыл. А другие твои сотрудники ничего такого не знают. Пусть хоть немного поразбавят свои узкие специализации разделённого труда. У нас ведь каждый по разным отделам тихо занимается мелкими темами, шкурными, но незаметными, а общей работы для всех почти нет. Ну, кроме той, завалящей работёнки, присланной нам из Первопрестольной, настоящей скучищи о вещевом творчестве.
Нестор, криво усмехаясь, обвёл тусклым взглядом окружающих и, в ожидании их поддержки в оценке новой научной темы, добавил:
– Вещевое творчество, надо же такое придумать. Ну, на кой пёс? Вещи заранее, по своему нутру мёртвенькие, и творчества даже унюхать не могут. А нас уверяют: нет, говорят, имеют они там потенцию; нет, говорят, вещи – творцы похлеще людей; нет, говорят, вещи творят бесподобные создания, под названием «стоимость». Ну, стоимость, да – лучшего произведения не сыскать. Ах, молодцы, вот какие они могучие творцы. Восхитительно. Рынок они, видите ли, творят, вздорный, но особый и величественный мир, пребывающий сам по себе, вроде кота. Гениально. Но где здесь творчество? Не вижу и не слышу его сладких плодов, а неприятностей полный огород. Меня от такого художества начинает подташнивать.
