Он кивнул.

– Я понял. Вообще-то я тоже так не делаю.

Она подозрительно прищурилась, попытавшись распознать ложь.

– Клянусь, со мной такое впервые, – он поднял руку, словно давал показания в суде. – Можешь мне поверить, но я был очень удивлен, проснувшись сегодня утром и обнаружив здесь тебя. Понимаю, что это звучит как реплика из дешевой комедии, но это правда.

Он улыбнулся неожиданно теплой и обаятельной улыбкой, которая потухла от ее колючего взгляда.

– Я тебя не виню, что ты отнеслась ко мне с подозрением.

– Я просто не… – Ребекка замялась и замолчала.

– Не надо ничего объяснять.

– Я вообще ничего не помню.

– Если тебе от этого станет легче, то я тоже мало что помню. Наверное, оттого, что мы здорово набрались вчера, поэтому сейчас голова у меня просто раскалывается. – Он жестом показал на чашку кофе, которая все еще испускала пар на тумбочке рядом с кроватью. – У меня есть парацетамол, если нужно. Могу дать.

Ребекка оглядела комнату. Простыня была по-прежнему плотно обернута вокруг нее, но напряжение, в котором она пребывала, стало немного ослабевать.

– Кембридж, – произнесла она.

– Что?

– Кембридж. Я родилась в Кембридже. Вот откуда я родом.

Мужчина просиял:

– Кембридж – супер! Обожаю этот город. У меня там друг в аспирантуре учился, и я его несколько раз навещал. Но по твоей речи кажется, что ты уже долго живешь в Штатах.

– Двадцать один год. Я здесь с восемнадцати лет.

– Ага, вот почему ты умудрилась испортить такое чудесное британское произношение, – он снова ей улыбался.

– Мой покойный отец родом из Бруклина. – Она посмотрела на его влажную футболку, на полотенце вокруг талии и опять почувствовала себя неловко. – Наверное, мне пора идти. Чувствую себя очень скверно, да и вообще…

Она подумала о дочках, и в груди тотчас защемило от чувства вины. Вполне возможно, она даже не отправила Гарету сообщение прошлой ночью, предупреждая, что не вернется домой. Ребекка не помнила.

– Послушай, мне не нужно было этого делать, – пробормотала она. У меня… у меня дома…

– Можешь не продолжать. Я все понял, – просто сказал он.

– Я уверена, ты хороший человек, но…

– Я все понял, честное слово.

– Спасибо, – только и сказала она.

Кажется, мужчина осознал, что ей требуется привести себя в порядок, и вышел из спальни, плотно закрыв за собой дверь.

Ребекка перевела дух.

Она просто хотела забыть о том, что это случилось, но не могла.

Когда она добралась до дома, Гарет ждал ее на ступеньках крыльца, наблюдая, как Кира играет в мяч. После того, как она обняла девочек, и они отошли чуть в сторону, где их было не слышно, он спросил: «Почему ты не послала мне сообщение? Я за тебя волновался, Бек».

– Гарет, я уже взрослая.

– Знаю, но…

Она посмотрела на него и почувствовала укол совести: он был искренен, он действительно за нее волновался. Значит, ему до сих пор не все равно, что с ней происходит.

И она, конечно же, ни в чем не могла ему признаться.

– Я осталась на ночь с Кирсти и… мы немного перебрали. Прошу прощения, что не предупредила.

Он пристально смотрел на нее. Неужели распознал ложь?

– Прости, что так вышло, – сказала она, хотя слова «Я переспала с каким-то типом, которого видела первый раз в жизни» так и рвались наружу. Она опустила глаза, чтобы не смотреть Гарету в лицо. – С девочками все в порядке?

– С ними все отлично. Мы прекрасно провели время. – Гарет любовался играющей дочкой.

Когда Гарет ушел, Ребекка подавила чувство вины и позвонила Кирсти. Та сразу же накинулась на нее с расспросами, что случилось с ней в клубе и куда она пропала прошлой ночью. Ребекка ответила, что не помнит, не пускаясь в подробности, и в этом была доля правды.

А потом, в последующие дни и недели, когда она оставалась одна в доме и раз за разом вспоминала, как выгнала Гарета за его измену, то самое чувство вины вернулось и жгло ее изнутри. И она оправдывала себя тем, что они больше не живут вместе и что это Гарет должен страдать, а вовсе не она.

Больше всего Ребекка опасалась, как бы ее ночное приключение не нарушило то хрупкое равновесие, которое они обрели после разрыва, и живо представляла себе их разговор, который мог бы последовать за ее признанием.

Особенно четко в своих мысленных беседах с Гаретом она слышала, как тот вопрошает, с кем же она переспала, а она вынуждена признать, что не имеет никакого понятия о человеке, в чьей постели она проснулась тем утром.

В лесу был ясно виден свет фонарика.

Ребекка выключила двигатель джипа и, не закрыв дверь, побежала вдоль пляжа. Ботинки вязли в песке, дыхание Ребекки сбилось, но тут впереди береговая линия повернула налево, и она увидела бухточку с крохотным деревянным причалом, едва возвышавшимся над поверхностью воды. Но она смотрела не на причал, а на пришвартованную к ней большую рыболовецкую лодку.

Конечно, не совсем траулер, но то самое судно, огни которого она видела в предутреннем море.

Адреналин хлынул в кровь Ребекки, и она помчалась со всех ног, хрипло крича и стараясь перекричать ветер: «Эй, на судне! Помогите мне! На помощь!» Она понимала, что скорее всего ее не услышат, но она видела огни лодки прямо сейчас и пятно от луча фонаря в чаще леса несколько минут назад. Значит, люди совсем близко.

Внезапный резкий звук разорвал ночной мрак.

Ребекка остановилась как вкопанная так внезапно, что потеряла равновесие и упала на колени на песок пляжа.

Выстрел!

Она разглядела метавшиеся взад и вперед всполохи света среди деревьев ближайшего к пляжу леса, а затем услышала голоса.

Разговаривали двое мужчин.

На секунду Ребекка замерла. Ужас сковал ее, и она не знала, двигаться ли ей вперед или спасаться бегством. Только в голове билось: «А что, если это он? Тот самый страшный человек с зелеными глазами?»

Она медленно поднялась на ноги и посмотрела назад, в том направлении, откуда прибежала. Ее машины не было видно, даже когда из-за туч вышла луна и осветила весь пляж своим неверным светом. Значит, джип остался за мысом и сейчас Ребекка оказалась ближе к пристани и к судну, чем к верному «чероки».

Идти обратно?

А если это все же спасатели, на которых она так надеялась?

Но почему они стреляли? Могут ли спасатели быть вооружены? Она крадучись пошла вперед. Каким бы сильным ни был страх, она должна понять, кто именно прибыл на остров, а сделать это можно было, только приблизившись к месту, где светили фонарики. Дойдя до опушки леса, Ребекка оказалась на краю поросшей лесом лощины: склон круто уходил вниз, и до дна впадины было примерно сорок футов от того места, где она стояла. Пришельцы находились среди деревьев на противоположном склоне лощины.

Ребекка никак не могла понять, что же ей делать дальше.

По здравом размышлении она пришла к выводу, что прибывшие на остров точно не были из береговой охраны. Ведь они подошли к берегу на судне без опознавательных знаков. Не были они и рыбаками, поскольку сезон лова лосося в октябре уже закончился. И что рыбаки рассчитывали найти в лесу в три часа ночи? И почему они стреляли?

От страха ее сердце забилось еще сильнее.

Она слишком хорошо поняла, кто высадился с лодки.

Наверное, в глубине души она с самого начала знала, кто они такие, но это осознание пришло, когда она уже осторожно спускалась по склону лощины к тропе, проходившей по ее дну и белевшей в темноте. Внезапно она услышала тихий звук шагов.

Ребекка замерла.

Звук раздался совсем рядом.

Шарахнувшись вправо, она спряталась за замшелым стволом дерева и постаралась определить, откуда приближается угроза. Какое-то время она ничего не видела, а потом на тропе появился человек.

Он был в темной одежде и с налобным фонарем.

Из-за света фонаря разглядеть его лицо было невозможно, но потом мужчина достал мобильный телефон и включил его. Мягкий голубоватый свет экрана осветил его черты: подбородок, рот, а потом и глаза.