– Ну и кому ты нужен? – спросил Андрей Андрея, потирая затылок. – Ты загляни в приложение. У бомжа возле продуктового просмотров больше, чем у тебя.

Этот бомж вчера подрался, так у него вообще просмотры взлетели! Ещё бы: всем охота и адреналинчика хапнуть, и на следующий день без фингалов с коллегами общаться.

– Ты скучнейшее создание на земле, – приговорил его двойник в зеркале. – У больного раком многомиллионные посещения. Обыватели думают, что, избавляя его на час от страданий, карму себе чистят. Сам этот больной круглые сутки прыгает по чужим мозгам. А ты? Ты вообще никому не интересен. У тебя даже собаки нет.

Андрей задумался. Была бы собака – к нему могли бы подселяться аллергики. Тискать и гладить пса, к которому в жизни они на двадцать метров не смогли бы приблизиться. Но чем эту собаку кормить? Лайками?

– Ты ничего не умеешь, кроме как бумажки перебирать. Ты никогда ничего не добьёшься, потому что ты серость бесталанная. – Андрей дал сам себе подзатыльник. – Если к тебе кто и подселится, то только твоя мамаша, чтобы проверить, не сидит ли сынок на игле, не думает ли в окно выйти.

Андрей удручённо кивнул отражению. Оно было право, сто раз право. У всех своя фишка. Соседи сверху каждый вечер страстно ссорятся, а потом так же страстно мирятся. Подселенцы их смотрят, как любимую мелодраму. То к девушке в голову залезут, то к парню. Так эта парочка уже на ночные сеансы платную подписку сделала и ремонт затеяла на вырученные деньги.

Девчонка из третьего подъезда в консерватории учится. Подселенцам сольфеджио объясняет и платные уроки даёт от первого лица.

Многодетная мамаша принимает тех, кто не может завести детей, но очень хочет.

Иммигрантка-продавщица из ларька – и та зарабатывает на подселениях. Обучает соотечественников русскому языку, помогает погрузиться в среду и научиться работать с кассовым аппаратом.

– А что же ты, Андрей? В спортзал не ходишь, художественно свистеть не умеешь, живёшь в типовом городе, по которому виртуальных туристов водить неинтересно. Только небо зря коптишь.

Самое гадкое, что даже эти подначки из зазеркалья не побуждали парня к действию.

Помылся, поужинал, лёг. Перед сном сказал себе, до боли почёсывая затылок:

– Ты бездарь и серость. Таким родился. Таким и помрёшь. Никому ты не нужен. Удались наконец из этого приложения, никто к тебе не постучится.

И Андрей удалился. Положил телефон, закрыл глаза. Открыл глаза, проверил будильник, чтобы завтра вновь идти на постылую работу, опять мысленно унизил себя – и уснул.

А майнд-хакер мирового уровня Хорхе Санчес был доволен. Кто будет искать сознание известного преступника в мозгу такого заурядного Андрея? Он заботливо укутал спящее сознание Андрея плотной паутиной, компактно упаковал и убрал подальше, на задворки гипоталамуса. Спи, Андрюша. И смотри счастливые сны.

О том, как ты в совершенстве владеешь испанским и бачатой и клеишь девушек одним гортанным «Hola, chica». Как откуда-то берутся деньги на открытие своего дела в сети, как ты за какой-то год становишься богатым, но подчёркнуто не знаменитым, и переезжаешь на солнечную Кубу. Спи и смотри счастливые сны длиною в жизнь. Жизнь майнд-хакера Хорхе Санчеса.

Сверхмужчина Захар почувствовал, что достиг потолка. Все его подвиги, все его великие деяния – всё это было. Сколько можно повторять один и тот же сценарий? Сколько можно уныло бездействовать только оттого, что не можешь найти для себя достаточно сложной задачи? Равного по силе соперника? Очередного небывалого рекорда?

Сверхженщина Вера зашла к мужу, взглянула, как он, ссутулившись, выводит круги на глади стола, и покачала головой. Творческий кризис. У всех бывает. Но как-то надо его растормошить.

– Сверхдорогой, давай поговорим, – мягко предложила она, устроившись рядом на диване.

– О чем говорить? О том, смогу ли я создать камень, который не сумею поднять? Так я уже создал целый сад таких камней. Спину надорвал. – Он указал на пояс из собачьей шерсти, гревший больное место. – Жизнь потеряла смысл. Кого спасать? И от кого? Кому помогать? Чьи судьбы вершить? Я ненужный герой! Герой на пенсии. И это в тридцать два года…

– Сверхмилый мой, у тебя просто такой период, – утешала жена. – Побольше гуляй, слушай музыку, высыпайся, и твой внутренний ресурс восстановится, откроется второе дыхание!

– Не могу я! Когда я выхожу на улицу, каждый встречный смотрит на меня и думает: «А, это тот самый бесполезный сверхмужчина! Ну и где твои подвиги? Что-то про тебя ничего не слышно в последнее время. Сидишь и бездельничаешь при своих сверхспособностях! Бессовестный лодырь!»

Сверхженщина помолчала, подумала.

– Как ты относишься к героям древности? – спросила вдруг она.

– Уважаю и преклоняюсь, – сухо ответил муж. – Но это здесь ни при чём.

– Очень даже при чём. Ты хочешь славы, новых подвигов, новых свершений. Хочешь всех переплюнуть, даже себя самого. Но с чего-то надо начинать. Тебе нужен разбег.

Захар задумался. В словах жены был резон.

– Что ты предлегаешь? – с неуверенной надеждой спросил он.

– Кое-что покруче Авгиевых конюшен, – выразительно сказала Вера, сжав его ладонь.

Сверхмужчина подобрался, напрягся, будто готовясь к бою со сверхзлодеем.

– Ну?

– Моя мама нашла для себя идеальный частный дом. Просит помочь с переездом и огородом.

Сверхмужчина Захар побледнел. Икнул. Взгляд остекленел, пальцы похолодели. Потом он встрепенулся, влюблённо посмотрел жене в глаза и торжественно произнёс:

– Да. Это задача для сверхмужчины.

Все ученые немного с прибабахом. Геннадий Павлович был ещё и с прибумбумом и с тыртыртыром.

Он занимался какими-то микроскопическими исследованиями, но что конкретно он ищет и какую работу пишет, не знал никто. Настроение у Геннадия Павловича менялось стремительно, как курс акций.

– Геннадий Павлович, что это вы сегодня такой весёлый? – удивлялась лаборантка Лия, неся в хранилище контейнер с чашками Петри.

– Так микробики радуются! – объяснял учёный, и улыбка тут же сползала с лица девушки.

Геннадий Павлович очень сочувствовал микробикам, и каждый раз переживал вместе с ними: то грустил, то злился, то боялся, то скучал… А однажды Лие показалось, что он влюблён. Но это опять были только эмоции микробиков.

И вот однажды Геннадий Павлович, сияя, подошёл к лаборантке, единственной, с кем он перекидывался хоть парой фраз в течение дня, и протянул что-то на ладони. Это был детский калейдоскоп.

– Э-э, – не поняла девушка. – Это мне?

– У меня получилось! – воскликнул учёный. – Я создал эмоскоп!

– Эмоскоп?

– Посмотрите в него.

Девушка взяла игрушку и приставила трубку к глазу. Красивых картинок не было.

– Ничего не видно.

– Покрутите.

Лия послушалась. Видимо, внутри приборчика сменился фильтр. Зеркальный лабиринт окрасился розовым.

– Что чувствуете? – требовательно спросил Геннадий Павлович.

– Э-э.

А ведь действительно… Ни с того, ни с сего нахлынула беспричинная радость, вроде тёплого воспоминания.

– Мне приятно, – сказала девушка.

– Конкретнее.

– Как будто знакомый запах из детства. Смех, качели…

– Очень хорошо.

Послышался шорох ручки по бумаге.

– Теперь поверните на одно деление вправо.

– Ой!

– Что?

Лия поскорее убрала трубку от лица. По коже бежали мурашки.

– Страшно было. Очень.

Она протянула калейдоскоп владельцу, но тот не взял, а снова зашуршал ручкой. Зализанные на лысину волосы покачивались, как лапки паука.

– Отлично, отлично. Давайте ещё раз проверните.

– Нет, Геннадий Павлович, это ненаучно, – возразила Лия. – Надо набрать группу добровольцев, контрольную группу, на них и тестировать. А что это вообще такое?

– Эмоскоп! Любая эмоция на микроскопически тонкой плёнке. Прямое воздействие на мозг через зрительный нерв. Никаких таблеток, никаких побочных эффектов…