О да, она прекрасно знала, что на уме у этого привлекательного пэра. И это была отнюдь не еда. Те несколько дней, что она провела с ним в одном фургоне, почти лишили ее решимости, и она едва не пала жертвой его обаяния, поэтому теперь ей необходимо было во что бы то ни стало держаться от него подальше.
Со стороны могло показаться, что столь тесное общение делало его более земным, этаким своим парнем, но на самом деле ничего подобного не случилось. Было в этом мужчине нечто такое, что заставляло Сесиль чувствовать себя четырнадцатилетней девчонкой, преисполненной благоговейного восхищения, у которой сладко кружилась голова и перехватывало дыхание. Менее всего она хотела, чтобы ее жизнь осложнилась присутствием в ней мужчины, особенно такого, отношения с которым наверняка закончатся разочарованием, а то и вовсе разбитым сердцем.
Нет, не настолько она глупа. В один прекрасный день Дарлингтон станет герцогом, а она будет все такой же артисткой цирка. И ей никогда не стать для него чем-то большим, нежели временное увлечение.
Она, конечно, могла бы сказать ему, что и сама обладает титулом герцогини, но он вряд ли поверит, а если даже это произойдет, то сейчас таких обедневших французских аристократов вокруг пруд пруди.
Сесиль вспомнила, как познакомилась с герцогом-французом и его женой, управляющими ломбардом, когда впервые оказалась в Англии. Двадцать лет назад французское сообщество разрасталось так быстро, что большинство англичан, особенно представителей высших классов, считали наводнивших их страну эмигрантов в лучшем случае помехой, а в худшем – напастью.
Сесиль на протяжении многих лет ощущала себя предметом насмешек, хотя в последнее время это перестало быть для нее проблемой, особенно теперь, когда она работала на Барнабаса. Будучи эмигрантом, хотя и переехавшим в Англию задолго до революции, он не терпел подобного отношения к своим соотечественникам, и по меньшей мере половина его работников были французами.
Но такой человек, как маркиз Карлайл, наверняка посмотрел бы свысока на обедневшую француженку, вступившую в брак, лишенный супружеских отношений, с умиравшим в тюрьме герцогом. Тем более у нее не было никаких доказательств, что этот союз действительно имел место.
Нет, эту часть ее жизни лучше оставить там, где ей и место: на дне Ла-Манша.
Из ее влечения к лорду Карлайлу ничего не выйдет, и ей лучше об этом не забывать.
«То есть ты действительно хочешь, чтобы из этого что-то вышло? И с каких это пор ты хочешь чего-то большего, чем покувыркаться в постели?»
Сесиль недовольно скривила губы. Нет, она не хотела замуж, но также не хотела, чтобы ею попользовались, а потом выбросили, как ненужную тряпку. Она привыкла сама контролировать отношения. Это она поняла после того, как первый и единственный раз возомнила, будто влюблена. Это случилось много лет назад, когда она была невинной девятнадцатилетней глупышкой. С тех пор у нее было много любовников – а почему бы и нет, ведь ей не перед кем держать ответ, – и ни разу она не пускала отношения на самотек.
– Привет, красотка, – произнес кто-то тихо по-французски, и огромная мужская ладонь, высунувшаяся из двери, мимо которой проходила Сесиль, крепко схватила ее за руку, а потом уже две ручищи толщиной со ствол дерева обхватили ее за талию и прижали к чьей-то широкой груди.
– Помогите! – вскрикнула Сесиль, отчаянно лягаясь. Очевидно, ее каблук достиг цели, судя по тому, что улицу огласил крик.
– Sacré bleu![6] – вскрикнул негодяй, толкнув Сесиль с такой силой, что она оступилась и ударилась о стену.
К счастью, ей удалось вовремя подставить руки, иначе она разбила бы себе нос о грубую кирпичную поверхность. Внезапно высвободившись из цепких рук, она развернулась и бросилась к выходу из переулка, поскальзываясь на влажных камнях мостовой.
– Не так быстро, красотка, – взревел незнакомец, схватив Сесиль за накидку и дернув назад с такой силой, что она едва не упала.
– Помогите! – вновь закричала Сесиль, только на этот раз по-французски. – Пожалуйста… кто-нибудь…
Мясистая и не слишком чистая рука закрыла ей рот, и Сесиль принялась развязывать тесемки накидки, отчаянно извиваясь в попытке освободиться. Затем рука нападавшего сжала ее талию, точно железным обручем, и Сесиль почувствовала, как в ее ягодицы упирается тугая плоть.
Ужас пронзил ее, подобно удару молнии, придавая сил быстро слабеющим мышцам.
Мясистые пальцы негодяя заглушали рвущиеся из ее горла крики так основательно, что даже она сама с трудом могла их расслышать.
Мужчина усмехнулся, с ужасающей легкостью удерживая запястья Сесиль одной рукой и ощупывая ее тело другой.
– Какое славное маленькое тельце! – протянул мерзавец, обхватив ладонью ее грудь, а затем скользнул вниз по животу и нащупал ремень, на котором висела кобура. – О-о-о, а это что у нас тут такое? – Он провел пальцем по ремню к правому бедру и, ослабив хватку буквально на долю секунды, чтобы развернуть ее лицом к себе и разглядеть находку получше, пробормотал: – Какого черта?
Сесиль только этого и ждала. Слегка наклонив голову, она что есть силы ударила насильника затылком.
Раздался отвратительный, но такой ласкающий ухо хруст.
– Ах ты сука! – взревел негодяй, тут же отпустив ее.
Сесиль рванулась от него, но мужчина успел ухватить ее за накидку и дернул назад так легко, словно вытаскивал рыбу из пруда.
– А ну-ка постой! Я еще не…
– Ты сейчас же уберешь свои грязные руки, мерзавец, или я порву тебя на куски, – раздался спокойный голос с дальнего конца переулка.
Более ужасающего акцента Сесиль не слышала никогда в жизни, но сейчас он прозвучал словно музыка.
Удерживавшие ее руки больше не пытались притянуть ее ближе.
– Я не знал, что это твоя женщина, – произнес нападавший, словно извиняясь за свои действия.
– Отпусти ее сейчас же. – От спокойно произнесенных слов исходила такая угроза, что отвратительное произношение вдруг перестало иметь значение.
– Да забирай! – Мужчина оттолкнул свою жертву. – Не стоит она того, чтобы из-за нее драться.
Гай едва успел подхватить Сесиль, удержав от падения. Свет от фонаря падал на него так, что его лицо оставалось в тени.
– Вы в порядке? – спросил он тихо.
Сесиль лишь кивнула в ответ, слишком напуганная, чтобы говорить.
Гай же повернулся к нападавшему и прорычал по-французски:
– Tu pars en enfer avant que je t’apprenne une leçon[7].
– Ладно, ладно! – Стараясь держаться на расстоянии, злодей поднял руки и попятился в тень.
– Вы не ранены? – спросил Гай, когда он скрылся за углом.
Сесиль стряхнула оцепенение от испытанного ужаса. Как ей хотелось броситься в сильные объятия Гая! Да что с ней такое?
– Отпустите меня, – произнесла она холодно, положив ладони ему на грудь и пытаясь оттолкнуть, а потом принялась дрожащими руками отряхивать платье.
– Отпустить? – бесстрастно повторил Гай.
– А чего вы ждали? Награды?
– Ну, хотя бы «спасибо».
Лицо Сесиль запылало в темноте. Она повела себя недопустимо. Набрав в грудь воздуха, она уже хотела что-то ответить, но тут заметила, что висевшая на запястье сумочка исчезла.
– Он украл мои деньги! – закричала Сесиль и бросилась следом за негодяем.
– Подождите! Куда вы, черт возьми? – крикнул ей вслед Гай.
Сесиль остановилась в конце переулка и оглянулась по сторонам. Под уличным фонарем вор рылся в ее сумочке.
– А ну верни! – крикнула ему Сесиль.
Вскинув голову, тот показал ей крайне неприличный жест и со смехом крикнул в ответ:
– А ты забери!
Сесиль выхватила пистолет из кобуры и прицелилась.
Гай у нее за спиной ошеломленно вскрикнул.
– Боже милостивый! Вы же не собираетесь и в самом деле его пристре…
За раздавшимся в тишине громким треском последовал леденящий кровь вопль.