– Там соберутся полторы тысячи человек. Охотники, следопыты, сотни слуг. Наши три десятка человек легко затеряются.

– Кстати, а что это за тридцать всадников наследного принца?

– Его личный отряд. Наш общий знакомый считает, что наследный принц не доверяет военным, вот и нашел себе новых стрелков и телохранителей.

– Они не станут помехой?

– Не только не станут, но и помогут нашему плану. На них ляжет ответственность за гибель наследного принца. Говорят, большинство из них обычные простолюдины чуть ли не с улицы. Наследный принц держит их в Кымгвачжоне, доме Чеан-гона, а младший сын Ван Ёна, Ван Лин, их тренирует.

– Чеан-гон? Он ведь женат на старшей дочери вана и принцессы Чонхва? А Ван Лин, значит, брат Ван Чона?

– Именно так.

– Вокруг наследного принца слишком много людей, связанных с принцессой Чонхва. Что об этом думает наш общий знакомый?

– Чеан-гон слишком покладист, он не станет ни с кем враждовать. А его жена, разумеется, ставит волю его величества превыше всего. Что до Ван Лина… Он полная противоположность своего брата. Наш общий знакомый рад, что вместе с наследным принцем мы избавимся и от Ван Лина, иначе он может стать серьезной помехой в будущем.

– Он так и сказал?

– Да. Вся вина за то, что произойдет на охоте, будет возложена на Ван Лина. Он единственный высокородный в отряде, ему и отвечать.

От напряжения Сан дернула пучок травы, зажатый в руке. Теперь она точно знала, что Лин не связан с заговорщиками.

Что же они задумали? К беспокойству Сан примешивалось раздражение. Из разговора отца с незнакомцем она поняла, что заговорщики снарядили секретный отряд из тридцати человек, который прибудет на охоту с целью убить наследного принца и подставить Ван Лина, однако конкретные детали не обсуждались. Она надеялась, что мужчины продолжат говорить о плане, но ее отец со злорадством переключился на нелюбимого им Ван Ёна.

– Я думал, что у Ван Ёна растут трое прекрасных сыновей, а семейка-то гниет изнутри. Как же я завидовал, когда его сестра стала женой будущего вана! У меня-то нет сестры, которую можно выдать замуж. Конечно, когда принцессу Чонхва выгнали из дворца, я уже не жалел, что не имею сестры, но продолжал завидовать Ван Ёну из-за его сыновей. А теперь, выходит, его второй сын собирается погубить третьего, чему уж тут завидовать.

– Ван Чон не знает, какая судьба уготована Лину. Наш общий знакомый приказал держать его в неведении, так как Ван Чон не умеет скрывать свои чувства и выдаст себя. Если Ван Чону станет известно, что мы готовим, ничего не получится.

Ёнъин-бэк понимающе хмыкнул. Больше мужчины не говорили. Когда они покинули сад, Сан выбралась из-под беседки и отряхнула одежду. Все это ее сильно встревожило. Ей необходимо спасти Вона и Лина, но так, чтобы отца не обвинили в предательстве. Начинала болеть голова, и она с силой потерла виски.

Когда Сан вошла в большую комнату флигеля, нетерпеливо поджидавшая ее Пиён бросилась ей навстречу.

– Госпожа, где вы были? – со смесью осуждения и облегчения воскликнула служанка.

– Я слишком поздно? Прости. Как все прошло в Кванмёнса? Помолилась у колодца, как собиралась? – сказала Сан, улыбнувшись и взяв руки напуганной девушки в свои. Она говорила без остановки, словно пытаясь отвлечься от навалившихся на нее забот. – Нянюшка не догадалась? Ты ведь с ней не разговаривала, как я тебя учила? Нянюшка только кажется бестолковой, а на самом деле соображает быстро. Даже по кашлю смогла бы понять, что ты это не я. Если она прознает, что я отправила тебя к колодцу, будет ругаться и говорить, что я сведу ее в могилу. Но почему у тебя ладони влажные? Ты не заболела?

– Госпожа, я…

– Ты сведешь меня в могилу! – возопила нянюшка, выскакивая из-за ширмы.

Пиён умоляюще взглянула на госпожу. Маленькие глазки толстухи воинственно светились. Она на мгновение остановилась в центре комнаты, уперев руки в обширные бока, а затем грозно приблизилась к Сан, точно генерал к рядовому.

– И чем же занималась наша ловкая госпожа, когда отправила меня в Кванмёнса к служанке? Почему опять в мужской одежде? Да еще вся такая грязная? Неужели с кем-то подралась?!

– Что ты выдумываешь! Я занималась с Кухёном и перепачкалась, – ответила Сан, изображая обиду и избегая смотреть нянюшке в глаза.

Та гневно выдохнула через нос.

– С Кухёном, значит? С тем самым Кухёном, который тут слонялся без дела, пока хозяин не отправил его с поручением в Чхольдон? Ты никак в Чхольдоне с ним занималась? Что ж тогда вернулась одна? Опять его бросила?

– В Чхольдон? С поручением?

– А чего ты так удивляешься, как будто не знаешь? Ты же с ним занималась все это время! – фыркнула нянюшка, все еще сверкая глазами.

Сан не ответила. Она подумала о подслушанном разговоре: отец с незнакомцем говорили о человеке, отправленном в Чхольдон. Отец сказал, что это надежный человек. Стало быть, он имел в виду Кухёна. Кухёну поручили подготовить что-то перед королевской охотой.

Видя, что воспитанница умолкла и призадумалась, нянюшка решила, что это признак раскаяния, и начала причитать:

– И за что мне все это на старости лет? Я уж ее и растила, и берегла как зеницу ока, а она переодевается мальчишкой и сбегает от старой няньки. Является вся в грязи, где была – не говорит, а ведь отвечать мне. Сведет, сведет в могилу, не так долго мне и осталось. Встречу на том свете ее матушку, а сказать-то и нечего, не смогла я усмотреть за молодой госпожой. Нет бы рассказать старой няньке, что стряслось и почему убежала из дома. Уж нянюшка-то всегда поймет, всегда выручит…

– Ты прекратишь, если я честно все расскажу? – с ласковой насмешкой спросила Сан, протягивая руку.

Нянюшка с жаром схватила ее ладонь, в глазах вспыхнуло любопытство.

– Так уже прекратила. Где же ты была?

– На горе Мансусан.

Брови нянюшки взлетели вверх. Воспитанница смотрела на нее серьезно и грустно.

– Я была на горе Мансусан у могилы матушки, – повторила Сан.

– Но зачем ты туда отправилась? Можно было вознести молитву о матушке в Кванмёнса.

– Скоро мне исполнится восемнадцать – и меня выдадут замуж. Не подумай, что я мечтаю стать чьей-то женой, это отец вчера заговорил о замужестве. И меня сразу же потянуло к матушке. Она отдала свою жизнь, защищая дочь, и вот дочь выросла и скоро покинет родительский дом, но матушка этого не увидит. Мне стало так грустно… Конечно, можно было и помолиться, но мне захотелось побывать на ее могиле.

– Что ж ты не сказала? Мы могли бы отправиться вместе. – Нянюшка расчувствовалась до слез.

– Пришлось бы брать слуг и паланкин, сборы бы затянулись, да и добираться всем вместе гораздо дольше. Еще и отец бы переживал. Я подумала, что лучше взять лошадь и добраться туда одной. К тому же мне хотелось поговорить с матушкой наедине.

– Ох, бедное мое дитя…

Растроганная нянюшка прижала Сан к себе и заплакала. Ей было грустно от того, что девушка тоскует по умершей матери, однако новости о грядущем браке ее обрадовали.

– И все-таки не стоило так рисковать. Знаю, знаю, ты прекрасная наездница и умеешь за себя постоять, но вокруг слишком много опасностей. Если опять захочешь совершить такое путешествие, возьми с собой хотя бы Кухёна.

– Хорошо. Прости, что заставила тебя волноваться, – мягко сказала Сан.

Взяв с воспитанницы обещание, что та непременно предупредит о следующей отлучке, няня, шмыгая носом, отправилась по своим делам. Сан обернулась к Пиён, которая все это время стояла ни жива ни мертва. Глаза и кончик носа Пиён покраснели – она была такой же чувствительной, как и нянюшка.

– Завтра я приболею, – заявила Сан.

– Что? – От неожиданности Пиён забыла закрыть рот.

– Утром, когда нянюшка принесет завтрак, скажу, что так вымоталась от скачки до горы Мансусан и обратно, что не могу встать с постели. Нянюшка оповестит всех, чтобы меня не беспокоили, а ты будешь вести себя так, будто я в комнате.