Однако Вон лишь отступил от стола, давая проход детям, тянувшимся за мисками с кашей, и спросил недружелюбную женщину:
– Означают ли ваши слова, что благодетельствует госпожа, а пожинает лавры наследный принц?
– Наша госпожа говорит, что следует благородному примеру наследника, – опережая толстуху, быстро ответила молодая помощница.
Женщина, по-видимому, решила больше не обращать внимания на незваных гостей и принялась орудовать черпаком.
Вону понравились слова девушки, и он со значением взглянул на Лина:
– Как хорошо сказано! Госпожа не только добра, но еще и умеет красиво говорить. Интересно, как она выглядит, да, Лин?
Лин молча кивнул. Чтобы в ответ не называть принца по имени, он решил просто не говорить ни слова. Разгадав его уловку, Вон хмыкнул и слегка сморщил нос. Отвернувшись от безмолвного спутника, он вновь взглянул на девушку, которая не сводила с него сияющих глаз и была готова ответить на любые вопросы.
– Осмелюсь предположить, что ваша госпожа столь же красива, сколь и добра.
– Ох, она была настоящей красавицей…
– Была? То есть сейчас она изменилась?
– Теперь у нее на лице большой шрам. Ей приходится носить шелковую повязку, чтобы его скрывать.
– Не может быть! Что же случилось?
– Несколько лет назад, когда она путешествовала вместе с матушкой, на них напали разбойники. Они жестоко расправились с матушкой, а молодая госпожа чудом осталась жива.
– Какое несчастье!
– И не говорите. Бедная наша госпожа! Она теперь не выходит из дома и прячет лицо под повязкой. Одна радость – из-за этого шрама ее не отправят в Юань вместе с другими девушками.
– Разве ее могут отправить к монголам, если она единственная дочь вельможи из королевского рода?
– Неужели вы ничего не знаете? Господин Ёнъин-бэк очень богат, и ни для кого не секрет, что королева положила глаз на его богатство. После смерти господина имущество достанется его единственной дочери, вот он и боится, что жадная королева велит ей ехать в Юань.
– Чхэбон, несносная девчонка! Сколько раз велела тебе не трепать языком! Не ровен час, нам обеим не сносить головы! – прикрикнула толстуха, грохнув черпаком по котлу, и полоснула острым взглядом по Вону, который горько молчал, услышав сплетню о матери. – Хватит выспрашивать и идите уже отсюда. Вы, похоже, ребята из благородных семей, но все равно не ровня нашей госпоже.
Вон проигнорировал женщину с маленькими глазками и опять обратился к Чхэбон:
– А кто именно говорит, что королева завидует богатству Ёнъин-бэка? Да еще так сильно, что готова отослать его дочь в Юань?
Девушка лишь пожала плечами, но все же ответила, когда Вон подарил ей улыбку:
– Да все говорят. О жадности королевы знает в Кэгёне каждый. Разве вы не слышали, что по ее приказу угнали триста рабов из поместья Кванпхён-гона?[8] А еще она возжелала золотую пагоду из монастыря Хынванса. Если уж ей что-то приглянулось, готовься распрощаться с имуществом. На рынке много таких историй рассказывают. Хвалят ее только за рождение достойного наследника.
– Ну что мне с ней делать! Того и жди накликает беду!
– Достойного наследника? – Вон опять не обратил внимания на окрик толстухи, а уголок его рта пополз вверх.
В его темных глазах разгорался гневный огонь, но в то же время принц не мог побороть любопытство. Очень уж интересно было услышать, что о тебе скажет тот, кто не знает, с кем разговаривает.
– Сама я его не встречала, но люди говорят, что он прекрасен, как белый пион. У женщин, прислуживающих во дворце, дыхание перехватывает, когда они его видят.
Вон не сдержался и прыснул. А он-то думал, что речь пойдет о его уме или добром нраве!
Видя, что девушка и не думает останавливаться, толстуха замахнулась черпаком и ринулась в атаку. Каша из черпака разлеталась во все стороны.
– Ты замолчишь или нет, негодница?!
– Ох, вы же всех кашей забрызгали!
Чхэбон ловко уворачивалась от свирепо размахивавшей черпаком женщины, а старики и дети, посмеиваясь над ними, утирали лица и отряхивали одежду.
Друзьям удалось выбраться из переполненного шатра и даже не запачкаться кашей. Лин, который в шатре не сказал ни слова, хмурил брови, однако Вон, судя по всему, был в хорошем настроении.
Наследный принц весело зашептал на ухо товарищу:
– Только подумай: пион! Это не тот цветок, с которым сравнивают кого угодно! Я имею в виду: «Любуются друг другом дева и пион…» Будь я женщиной, в Корё могло бы случиться свое восстание Ань Лушаня[9]. Как думаешь, Лин?
Стихотворение, процитированное Воном, написал китайский поэт Ли Бо для императора династии Тан Сюань-цзуна, оно воспевало красоту его возлюбленной Ян-гуйфэй, которую Ли Бо сравнивал с пионом. Лин неодобрительно покосился на принца: ему не нравилось, что Вон легкомысленно приравнял себя к императорской наложнице.
– Только у Ли Бо пион не белый, а розовый; как думаешь, это считается? – продолжал Вон, его глаза улыбались.
– Ваше высочество не женщина, так что не считается.
– С тобой и не посмеешься, – добродушно заметил наследный принц на сухой ответ Лина.
Его спутник поторопился сменить тему:
– За Ёнъин-бэком тянется дурная слава – говорят, что он обогащается любыми способами. Не ожидал встретить в таком месте женщину, которая ему сочувствует.
Вон кивнул в знак согласия:
– Я тоже. Он получил свой титул, когда смог угодить хану, и тот даже одарил его императорским вином. Ёнъин-бэк обдирает всех, лишь бы делать богатые подношения монголам.
– Ходили слухи, что нападение на жену Ёнъин-бэка подстроил кто-то из пострадавших от его жадности.
– Выходит, дети не всегда похожи на родителей, раз его дочь тайно помогает бедным. Пусть ее добрые дела и не искупают проступков отца, но они достойны похвалы.
Юноши уже вышли из переулка и направились в сторону рынка, когда их разговор прервал чей-то резкий голос, лязгнувший точно молот в кузнице. Казалось, голос принадлежит разгневанному мужчине, который находится где-то совсем близко. Следом послышался детский плач, и Вон с Лином остановились, прислушиваясь. Теперь опять вскрикнул мужчина, и друзья, не сговариваясь, быстро зашагали туда, откуда доносились голоса. Из боковой улочки вдруг вылетел, точно мячик, мальчик лет десяти. Его глаза покраснели, он прижимал к груди двух кроликов. Ребенок мчался с такой скоростью, что врезался бы в наследного принца, не увернись тот в последнюю секунду. Проводив взглядом пролетевшего, как стрела, мальчишку, друзья озадаченно повернулись к улочке, откуда он появился. В узком проходе у земляной стены они увидели трех человек: юношу примерно их возраста и двух взрослых бородатых мужчин. Один из бородачей, схватившись за живот, сидел на земле и стонал, раздувая огромные ноздри. Судя по виду юноши, который смотрел на страдальца, уперев руку в бок, это он ударил мужчину.
Второй бородач, поддерживавший первого, заикаясь, проговорил:
– Т-ты… это… усы еще не отрастил, а п-поднимаешь руку на с-старшего?.. Да т-ты знаешь, кто мы т-такие?..
– Как же не знать! Презренные воры, напавшие на ребенка, – ответил юноша чистым и звучным голосом.
Похоже, он остановил воров, которые чуть не отобрали кроликов у мальчика.
Увидев, как упавший на землю мужчина неловко поднимается, Лин зашептал Вону:
– Они вдвоем сейчас на него набросятся. Ему нужна наша помощь.
– Думаю, нам стоит немного подождать, Лин, – с легкой улыбкой ответил наследный принц. – Он как будто совсем не боится этих здоровяков. Давай посмотрим, что будет дальше. Вмешаемся при необходимости.
Вероятно, из-за того, что уже получил в живот, Большие Ноздри не полез в драку, а заорал:
– Воры, говоришь?! Ах ты, паршивец! Да мы из Соколиной службы! Для королевских охотничьих соколов пропитание ищем! А тебя посадят за то, что помешал делу государственной важности!
