Может, она испытывает слабость к мальчишке Фурстов.
Глупая. Никто и никогда не сможет заставить его отказаться от привязанности к Золе.
Я до скрипа сжала зубы. Деревенские жители совсем не в себе. Я действовала импульсивно, потому что Аксель мой давний друг, не более того. Не каждый смелый поступок требует романтики в качестве причины.
Мы с Акселем доходим до фермы Данцеров, где он живет с семьей Золы. Я быстро прощаюсь и бегу искать Хенни.
Я осматриваю стойла. Хенни любит оставаться наедине с коровами, но ее там нет. Ее нет и дома, так что она может быть где угодно. Когда она заканчивает работу по дому, она часто уходит, чтобы заняться любыми незначительными делами, которые ей нравятся, и всегда возвращается домой к заходу солнца.
Отсутствие Хенни никогда не беспокоило ее родителей, что странно, особенно после того, что произошло с Золой. Они по-прежнему беспокоятся о старшей дочери, так сильно переживают из-за нее, что даже не думают волноваться о младшей. Хотя, по правде говоря, Золе всегда доставалось больше их внимания, даже до того, как стала Потерянной.
В конце концов я оставляю поиски Хенни и возвращаюсь домой. В полумиле от фермы Данцеров прохожу мимо заброшенного коттеджа, места, где жили Трагеры до того, как стали Потерянными. И когда я сворачиваю с тропинки на другую сторону, замечаю свою лучшую подругу.
Хенни стоит на коленях с корзинкой у локтя и собирает дикую бруснику с куста рядом с приграничными ясенями. Все растет лучше, когда находится ближе к лесу. За чертой, в лесу, ландшафт пышный и зеленый, но на деревенской стороне зелень увядает, приобретая желтоватый и гнилостный оттенок. Птицы, белки и другие дикие животные больше не посещают Лощину Гримм. В отличие от жителей деревни, животные могут свободно пересекать черту и предпочитают жить там, где много еды.
– Если это для джема, – говорю я Хенни, – то пообещай, что дашь мне попробовать.
Она оборачивается через плечо и ухмыляется. На летней жаре ее щеки становятся розовыми, и на мгновение она кажется такой же здоровой, какой была когда-то.
За последний год, с тех пор как пропала Зола, круглое личико Хенни похудело, а ее полная фигура заострилась. С возрастом она становилась все больше похожа на сестру. У обеих девушек одинаковые миниатюрные носики, большие, как у лани, глаза и блестящие светло-каштановые волосы. Но во многом они отличаются. Зола высокая и гибкая, а Хенни невысокая и с более широкой костью. Зола ходит широкими и грациозными шагами, а Хенни – маленькими и робкими. Красота Золы поражает и пугает, в то время как обаяние Хенни простое и располагающее.
Она смеется.
– Если ты знаешь кого-то, у кого есть сахар, я с радостью приготовлю джем.
У меня текут слюнки. Как бы мне хотелось знать кого-то, у кого есть сахар.
– Значит, это для красок? – Брусника не самая вкусная, хотя я знаю некоторых, кому она нравится. Но точно не Хенни. Она предпочитает использовать их для рисования. Она всегда экспериментирует, чтобы создать новые оттенки.
– Мне нужен более темный красный, – говорит она, – но это самый лучший оттенок, который я нашла. – Она хмурится, когда смотрит в корзинку. – Хотя я сомневаюсь, что из этого получится много краски.
Прихрамывая, я подхожу на шаг ближе, положив руку на ноющую поясницу. Ее корзина не заполнена и на четверть, а куст почти весь оборван.
– Тогда я помогу тебе найти еще.
– Спасибо. – Ее улыбка увядает, когда она замечает, как я криво стою. – Но сначала тебе нужно поправить танкетку.
Только тогда я замечаю, что маленькая танкетка на моем левом ботинке находится не на своем месте. Я сажусь на землю, развязываю шнурки и поправляю ее.
Мой позвоночник имеет изгиб, из-за чего бедра стали неровными. Танкетка, которую я ношу, выпрямляет их и облегчает большую часть боли в спине, хотя я уверена, что она будет мучить сегодня, напоминая о моей глупости.
Взгляд Хенни опускается на пятна травы и грязи на моей юбке.
– Кто выиграл лотерею?
Она никогда не присутствует на Дне Преданности, хотя ей скоро исполнится шестнадцать. Ей невыносима мысль, что кто-то пострадает или его постигнет участь похуже, когда лес отвергнет его.
Я поджимаю губы и не спеша затягиваю шнурки.
Хенни наклоняет голову.
– Выбрали не тебя, верно? – В ее тоне, всегда добром, слышится ирония. – Это невозможно.
Я не рассказывала ей о своем плане, она могла бы отговорить меня от этой затеи, а сейчас мне не очень хочется откровенничать. Кроме того, нет никаких доказательств. Прежде чем я ушла с луга, я вытащила из янтарного кубка все бумажки со своим именем. Теперь эти листочки лежат в кармане моего фартука вместе с желудем, который дала мне мама. Большинство людей оставляют свои подношения. Я тоже так поступила, надеясь, что лес будет добр к Акселю. Но после того, как он напал на нас обоих, я разозлилась и забрала желудь.
– Клара, – подталкивает меня Хенни.
– Меня не выбрали. – Я больше ничего не говорю и наконец заканчиваю завязывать шнурки. – О, кажется, там тоже есть ягоды. – Я резко встаю и подхожу к зарослям ягоды неподалеку, делая вид, что роюсь в листьях.
Я не знаю, что со мной происходит. Мне так хотелось найти Хенни, но теперь, когда я это сделала, все, чего я хочу, – это побыть наедине со своей картой. Только у меня ее нет. Я отдала ее Акселю, чтобы он перерисовал ее. Это был мой способ извинений. Сегодня я испытала судьбу. Уверена, именно поэтому его выбрали, но все пошло не так.
Я наклоняюсь, и у меня начинает болеть спина, когда вглядываюсь глубже в заросли. Там явно пусто. Хенни, должно быть, это знает. К счастью, моя подруга не трогает меня.
Мое внимание привлекает красная вспышка за кустами ежевики. Гроздь крошечных цветов, более темного оттенка, чем у брусники Хенни. Именно тот цвет, который она хотела.
Я пробираюсь сквозь заросли ежевики и приближаюсь к цветам. На каждом длинном стебле их по несколько. Они напоминают колокольчики и имеют пять заостренных лепестков, образующих маленькие звездочки.
Что-то в этих крошечных цветочках-звездочках не дает мне покоя. Они мне знакомы, хотя я не могу понять почему.
Я срываю стебель, и он вырывается вместе с корнем, который тоже темно-красный. Он похож на небольшую морковь или пастернак. Идеальный. Хенни сможет использовать и корень.
Я делаю еще несколько шагов и собираю звездчатые цветы. Мне так хочется показать их ей. Хенни заслуживает всех тех маленьких проявлений доброты, которые может предложить эта жизнь и которые так трудно получить с тех пор, как на Лощину Гримм пало проклятие. Я даю ей все, что могу, хотя обычно это просто моя дружба. У меня нет ее таланта создавать красивые вещи.
Однажды она подарила мне небольшую картину, на которой был изображен мой дом, точнее, как он выглядел до того, как увяли мамины розы. В ответ я вышила ей наволочку. Это было невыносимое занятие. Я постоянно колола палец об иголку и путала нитки. Но она настояла на том, чтобы получить подарок, каким бы аляповатым он ни был. Сгорая от стыда, я подарила ей наволочку, похожую на фартук мясника. Она не рассмеялась. Она просто обняла меня и сказала, что всегда будет дорожить этим подарком.
Улыбаясь звездчатым цветам, я открываю рот, чтобы позвать ее, но она окликает меня первой. Мое сердце замирает при звуке ее голоса. Он прерывается, остается лишь слабый вздох.
Я оборачиваюсь. Весь румянец сошел со щек Хенни, и в ее глазах застыл ужас.
– Что случилось? – Мысли лихорадочно мечутся в голове. – Ягоды… – Что, если это была не брусника, а какие-нибудь ядовитые ягоды? – Ты их съела?
Она качает головой. Ее тело дрожит. Она смотрит на меня так, словно увидела призрака. Она что-то бормочет, но я не могу разобрать слов. Теперь она совсем потеряла дар речи. Я не двигаюсь с места, не зная, что делать.
Она поднимает дрожащую руку. Манит меня пальцами. Снова произносит что-то неразборчивое. Наконец я понимаю. Вернись!