Клара была свидетельницей гаданий, когда выкладывали целых семь карт для человека, хотя три были гораздо более распространенным явлением. Однако гадания Клары всегда ограничивались двумя картами. Если повезет, на этот раз все будет по-другому.

Бабушка перевернула первую карту: Полночный Лес. Он символизировал то, что было запрещено.

Она вытащила вторую карту: Клыкастое Существо.

Сердце Клары упало. Клыкастое Существо было худшей и самой страшной картой, картой, которая предсказывала неминуемую смерть.

Это было безнадежно. Ее история осталась неизменной. Запретный выбор оборвет ее жизнь. Если только…

Рука бабушки замерла над единственной картой на столе с четкими, неизношенными краями. У Клары перехватило дыхание. Очень осторожно она подтолкнула обветренные пальцы бабушки к перевернутой карте, окрашенной в красный.

Но бабушка так и не перевернула Красную Карту. На самом деле она даже не прикоснулась к ней. Она открыла лицо, посмотрела на две вытащенные карточки и низко опустила голову.

– Это все, – заключила она. – Твоя кровь перестала петь мне.

Клара сморгнула слезы и выдавила улыбку.

– Все в порядке. Не расстраивайся, Mémère[2]. – Будучи маленькой, она часто так обращалась к своей бабушке. – Это не твоя вина.

Входная дверь распахнулась. Вошла взрослая копия Клары с почти черными волосами, молочно-белой кожей и лучистыми зелеными глазами. Женщина поставила ведро с колодезной водой и уперла руку в бедро.

– Что здесь происходит? – спросила она, вглядываясь в мрачные лица матери и дочери, и, хотя ее вопрос был четкий, он не звучал резко. Розамунд Турн была прямолинейной женщиной, но редко впадала в ярость.

Ни бабушка, ни Клара не ответили ей, потому что ответ был очевиден, как овца, которую пора стричь. Все, что нужно было сделать Розамунд, – это взглянуть на две перевернутые карты.

Она подняла бровь, сняла фартук и повесила его на крючок у двери. Подойдя к верхней полке в углу, она достала что-то из коробки и сунула в карман платья. Повернувшись к дочери, своему единственному ребенку, она протянула ей руку.

– Пойдем. Я хочу показать тебе кое-что.

Не задавая вопросов, Клара переплела свои пальцы с пальцами матери, и они вышли на улицу. Миновали сад, овечье пастбище, плетенную из прутьев и тростника изгородь и, наконец, ручей, который отделял их ферму от Леса Гримм.

– Ты знала, что однажды бабушка погадала мне на картах? – спросила у нее мама, когда они подошли к большому дубу. Луна осветила небо и разогнала сумерки, окрасив зубчатые листья в серебристый цвет.

– Правда? – Клара уставилась на нее. Ее мать, казалось, никогда не интересовалась бабушкиными предсказаниями, хотя это не означало, что ее не интересовала ее собственная судьба. Клара знала об этом, поскольку ее мать уже попросила исполнить свое единственное желание у Sortes Fortunae. Отец Клары поступил так же.

– Мне тогда было еще меньше, чем тебе.

Клара попыталась угадать, какие карты бабушка вытянула для ее матери. Дама с Лилией символизировала незапятнанную красоту. Каменный Замок – долгую жизнь. Узел из Девяти Нитей – нерушимые семейные узы.

– Какую историю рассказали тебе карты? – спросила она, когда они проходили под деревом.

В тени дуба лицо и фигура ее матери расплывались, становясь скорее призрачными, чем живыми.

– Мне рассказали твою историю.

Клара не поняла.

– Бабушка вытянула для тебя Пятнистого Олененка? – карта, предсказывающая рождение ребенка.

– Нет. – Голос матери дрогнул, словно она то ли сдерживала смех, то ли рыдания. Возможно, и то и другое. – У нас с тобой одна история. Нам нагадали одно и то же. Бабушка и для меня вытянула Полночный Лес и Клыкастое Существо.

Клара отшатнулась, встревоженная новым призрачным обликом матери.

– Но… ты все еще жива.

– Да. – Мать обошла вокруг ствола дерева и провела по нему рукой. – О, как я молила маму погадать мне, но как только она это сделала, я проплакала несколько дней. В конце концов отец утешил меня, помогая посадить этот дуб. Тогда это было лишь молодое деревце, но посмотри на него сейчас. Это дерево живет не так уж долго. – Клара запрокинула голову и посмотрела на ветви над собой. Самые высокие из них, должно быть, были даже выше, чем крыша их дома.

– Разве дубы не растут сотнями лет?

– Об этом я и говорю, – ответила мама. – Они практически вечные.

Но Клара подумала о другом: этот дуб, каким бы большим он ни был, прожил лишь малую толику тех лет, которые он по-прежнему заслуживал.

Ее захлестнул бурный поток эмоций, и она обняла мать за талию. Она больше не заботилась о своей собственной жизни. Она беспокоилась только о матери. Ей была невыносима мысль, что та может умереть раньше времени.

Мать, пораженная поступком дочери, замерла. Тыльной стороной ладони она пригладила волосы на затылке Клары, которые выбились из ее косы, уложенной на макушке.

– Не волнуйся, дорогая. – Ее голос был мягким, как овечья шерсть. – Загляни мне в карман. У меня для тебя кое-что есть.

Клара высвободилась из объятий и сделала, как та велела, достав маленький круглый предмет. В темноте она не могла разглядеть его, но ее большой палец коснулся гладкой скорлупы и шероховатой шляпки. Это был желудь.

– Я собрала его прошлой осенью, – сказала мама. – Ты знала, что дубам Гримм требуется двадцать лет на то, чтобы вырастить желуди? Это первый, который я нашла на этом дереве. – Поцеловав Клару в лоб, она добавила: – Я хочу, чтобы он был у тебя.

– Зачем? – нахмурилась Клара. Она не хотела владеть чем-то, что олицетворяло жизнь ее матери. Что, если она будет неправильно с ним обращаться или потеряет его? – Разве ты не должна хранить его?

– Для чего? – Мама мягко рассмеялась. – Этой осенью у меня будут целые бочки.

«Но сколько осеней будет после?»

Как только у Клары мелькнула эта мысль, ее поразила другая, заставив ее разум содрогнуться, как колесо повозки о камень.

Ей не нужно бояться за свою маму. Она может спасти ее.

Ей не нужна была Красная Карта, чтобы изменить свою судьбу. Все, что ей было нужно, – это желание.

Желание, которое Клара попросит исполнить Книгу Судеб, когда ей исполнится шестнадцать.

Она крепко сжала желудь. Ей предстояло прожить еще семь лет, чтобы увидеть, как изменится история ее матери. После этого уже не имело значения, как закончится история самой Клары. Она с радостью умерла бы, чтобы ее мать могла жить.

– Спасибо, мама. – Она спряталась в теплых объятиях матери. – Я сохраню его.

Меня преследует мама. Я слышу ее голос в зазывании ветра, который прогоняет воронов с овечьего пастбища, ее сдавленные крики в скрипе колеса над нашим высохшим колодцем. Ее смех отражается от неровных вспышек молний. Ее ярость выливается в тихих раскатах грома.

Грозы – всего лишь насмешка. Их ливни почти не касаются земли, а когда это происходит, все, что я слышу в его грохоте, – это шаги матери, удаляющиеся от меня и зовущие следовать за собой.

Меня преследует мама… если, конечно, призраки были не тайной мертвых, а скорее отголоском жизни живых. А она должна жить. Я пожелаю это. Она не умерла, а исчезла – пропала в Лесу Гримм. Прошло три года с тех пор, как она отправилась туда вскоре после того, как магия леса обозлилась на нашу деревню.

Полоски ткани и ленты всех цветов радуги свисают с большого орешника на опушке леса. Дерево Потерянных. Мама была не единственной, кто исчез. Еще шестьдесят шесть человек. Потерянные, как мы их называем, которых мы больше никогда не видели после того, как они ушли в лес. У каждого были свои причины уйти, с тех пор как на нас обрушилось проклятие, хотя большинство из этих мотивов остаются загадкой. Единственная известная связь между ними – это состояние отчаяния, в котором они находились перед тем, как покинуть Лощину Гримм.