Я кивнула, хотя это была не совсем правда: до сих пор мне приходилось лишь видеть, как стирают с помощью толкушки – приспособления, напоминающего низенькую табуретку для дойки коров, прикрепленную к ручке от швабры. Я погрузила толкушку в металлический чан и принялась проворачивать ее, приподнимать, снова опускать и опять крутить, словно толкла в воде простыни, полотенца, нижнее белье и белые рубашки хозяина. Уже через несколько минут руки у меня ломило, а плечи пылали от напряжения.
– Ну как, получается? – спросила тетушка Хоуп, появляясь на пороге судомойни.
– Да, – сказала я, несмотря на усталость и боль. Мне не хотелось, чтобы тетушка Хоуп думала, будто я не в состоянии справиться со своими обязанностями.
– Готова поспорить, ты проголодалась. Держи-ка, я прихватила хлеб и вареное яйцо. – Она протянула мне завтрак, а сама вынула толкушку у меня из рук и принялась вертеть ее в чане. Тетушка Хоуп была гораздо сильнее меня, хоть и намного старше. Пока я с жадностью уплетала хлеб и яйцо, она проворно месила хозяйское белье.
– Нужно поторопиться, – сказала тетушка Хоуп. – Миссус злится на твою маму из-за того, что Рут отправляется в поездку вместе с мастером. Ты ведь не хочешь, чтобы хозяйка набросилась и на тебя?
Я забрала толкушку у кухарки и стала ожесточенно крутить ее в чане, добавив немного ярости в работу. Вскоре я расправилась со стиркой, отжала белье и повесила на веревку сушиться. Когда я разглаживала последнюю простыню, позади меня внезапно возникла хозяйка. На локте у нее висело пальто мастера Джейкоба.
– Проверь пуговицы, убедись, что все на месте и хорошо держатся. Не хочу, чтобы из-за вашего разгильдяйства муж подхватил смертельную простуду в Южной Каролине.
– Да, миссис. – Я потянулась за пальто.
– Передай Рут, что летние шторы для гостиной должны быть готовы до отъезда мастера Джейкоба. Он отправляется послезавтра.
Мне хотелось спросить, с какой стати хозяйка беспокоится о летних шторах в середине марта, но я молчала, стоя в покорной позе и опустив глаза в пол.
– Скажи матери, чтобы не вздумала бездельничать. Пусть знает: прежде чем уедет, я выжму из нее все соки.
Ворвавшись в швейную, я застала маму, склонившуюся над куском расстеленной на столе ткани; во рту у нее были зажаты булавки.
– Эй, помедленнее, детка, – улыбнулась мама, вынимая булавки изо рта, – а то, не ровен час, расшибешься.
Я передала ей поручение хозяйки. Она ничего не сказала, только сердито засопела.
На первом этаже швейной стоял длинный рабочий стол, деревянная скамья и два стула. Устроившись на одном из них, я взялась перешивать пуговицы на пальто мастера Джейкоба. Как ни старалась я сосредоточиться на своем занятии, крутившиеся в голове мысли не давали покоя. В результате игла соскользнула, и острие вонзилось мне в палец.
– Ой! – Я слизнула языком выступившую каплю крови.
Мама отложила выкройку и забрала у меня пальто мастера. Я с облегчением вздохнула и откинулась на спинку стула: после утренней круговерти руки, плечи, спина и колени ныли от напряжения.
– Ничего не поделаешь, детка, придется привыкать. Меня не будет радом, чтобы помочь. Особенно теперь, когда тебя взяли в большой дом.
Мама ловко орудовала иглой, протягивая нитку сквозь отверстия в пуговицах.
– Я так устала, мама, – пожаловалась я, сложила руки на столе и прижалась к ним лбом.
– Знаю, Долорес. Но ты должна быть сильной, иначе не сможешь выжить рядом с миссус.
Я снова тяжело вздохнула.
– Ни одна белая женщина не будет относиться к тебе так, как относилась мисс Салли. Так что выкинь из головы свои глупые фантазии и делай то, что велит миссус. Исполняй приказы прежде, чем она повторит их. Мы с мастером уедем совсем ненадолго. Постарайся не раздражать хозяйку в наше отсутствие.
Пока мама пришивала пуговицы, я задремала. Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулась, услышав над ухом шепот мамы:
– Долорес, просыпайся. Послушай меня, детка.
Я открыла глаза и увидела склонившуюся надо мной маму, в руке у нее был зажат небольшой холщовый мешочек. Мама извлекла из него пузырек с какой-то жидкостью и вложила его мне в ладонь.
– Вот, держи. Нужно смазать этим тюфяк, на котором спала Рейчел, чтобы ее дух не преследовал тебя. – Затем она протянула другой мешочек со смесью из сушеных листьев, семян и обрезков ногтей. – Зашей в подол юбки. Это охранит тебя от неприятностей, пока меня не будет рядом.
Я взяла иглу и сделала, как она велела.
– А теперь хорошенько запомни мои слова, детка, – снова заговорила мама. – Тебя зовут Фиби Долорес Браун, ты появилась на свет в канун Рождества. Ты внучка Винни Браун, а Винни Браун – внучка королевы Мандары[4]. Тебя называют рабыней, но твоя душа свободна, ты – свободный человек. – Лицо мамы вплотную приблизилось к моему, она заглянула мне в глаза. – Ты рождена, чтобы увидеть свободу. Что бы ни делала миссус, как бы ни относилась к тебе, помни: ты не являешься ничьей собственностью. Поняла?
– Да, мама.
Она протянула мне готовое пальто.
– А теперь иди.
* * *
В утро отъезда мастера Джейкоба миссис Дельфина чувствовала себя неважно. Ее вырвало в умывальный таз. Я вынесла посудину, отмыла и принесла обратно, чтобы хозяйка могла умыться и привести себя в порядок. Вдобавок она испачкала платье, в котором собиралась спуститься к завтраку. Я помогла ей переодеться в другое – темно-синее с плиссировкой на лифе и плотно облегающими рукавами, – затем расчесала волосы и уложила на затылке аккуратным валиком. Я закончила туалет, но хозяйка продолжала неподвижно сидеть перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение.
– Управление этой плантацией лишило меня красоты, – произнесла она наконец, касаясь кончиками пальцев темных кругов под глазами.
– Вы хорошо выглядите, миссис, – сказала я.
– Я выгляжу усталой. – Она пощипала кожу на щеках, чтобы они порозовели. – Неудивительно, что Джейкоб не хочет брать меня с собой. Что я смогла дать ему?
– Вы носите его ребенка, – ответила я.
Она резко обернулась и уставилась на меня пылающим взором.
– Да как ты смеешь говорить такие вещи! Твоего глупого мнения никто не спрашивал. Вон отсюда!
Я опрометью ринулась прочь из комнаты и едва успела отскочить за дверь, иначе летевшая вслед книга угодила бы мне прямо в голову. У подножия лестницы меня поджидала тетушка Хоуп.
– Это у нее от нервов, – сказала кухарка, после чего вручила мне пару белых перчаток и отправила в столовую помогать накрывать к завтраку.
Мастер Джейкоб сидел за столом с раскрытой газетой. Вскоре миссис Дельфина спустилась к нему. Хозяин поднялся и чмокнул жену в щеку.
– Как ты сегодня чувствуешь себя, дорогая?
– Я чувствую себя больной.
– Доктор Уилкс говорит, что тебе нужно больше отдыхать.
– Мне нужно нечто большее, чем просто отдых.
Она сделала крошечный глоток чая.
– Я могу помочь?
Хозяйка отрицательно качнула головой. На этом супруги замолчали и до конца трапезы не проронили ни слова.
Наконец мастер Джейкоб приподнял руку и шевельнул указательным пальцем – знак слугам, что пора убирать со стола. Я сложила посуду, отнесла в судомойню, вымыла, вытерла и расставила по местам. Подметая пол в столовой, я слышала, как остальные обитатели дома собираются возле крыльца – провожать хозяина. Когда я вышла во двор, Парротт заканчивал крепить багаж на задке кареты. Эссекс придерживал лошадей, вполголоса разговаривая с ними и гладя по шее, но его взгляд рыскал по толпе, отыскивая меня среди собравшихся. С нашей последней встречи прошло три дня – три мучительных дня, когда у нас не было возможности побыть наедине. И хотя предстоящий отъезд мамы огорчал меня, я не могла не думать об Эссексе: все мое существо жаждало его прикосновений и поцелуев.
Прошло минут двадцать, и наконец Лавви распахнула широкие двери главного входа. Мастер Джейкоб в сопровождении жены вышел на крыльцо. Дойдя до ступенек, они остановились. Хозяйка склонила голову на грудь мужу, он также наклонился к ней. Каковы бы ни были слова, которые мастер Джейкоб в этот момент нашептывал жене, никто из нас не мог слышать их.
