Конвей оценил расстояние до озера и качество местности между ним и собой.

— Слишком долго идти туда пешком, мне надо взять антигравитационный пояс… — сказал он.

— В этом нет необходимости, — сказал Арретапек. Земля внезапно ушла у них из-под ног, и они понеслись к далекому озеру.

Классификация ВУХГ, напомнил себе Конвей, когда смог вздохнуть; обладает некоторыми пси-способностями.

Они мягко приземлились у края озера. Арретапек сказал Конвею, что хочет на несколько минут сосредоточиться на своих мыслительных процессах, и попросил его вести себя тихо и неподвижно. Через несколько секунд где-то глубоко в ухе у него зачесалось. Конвей мужественно воздержался от того, чтобы ткнуть в него пальцем, и вместо этого сосредоточил все свое внимание на поверхности озера.

Внезапно огромное серо-коричневое тело, похожее на гору, вынырнуло на поверхность, длинная заостренная шея и хвост с оглушительной силой ударили по воде. На мгновение Конвею показалось, что огромный зверь просто всплыл на поверхность, как резиновый мячик, но затем он сказал себе, что дно озера, должно быть, внезапно выгнулось под чудовищем, создавая оптически похожий эффект. Продолжая бешено молотить шеей, хвостом и четырьмя массивными колоннообразными лапами, гигантская рептилия добралась до берега озера и забарахталась, вернее, погрузилась по колено в грязь. Конвей прикинул, что упомянутые коленные суставы находились по меньшей мере в десяти футах от уровня земли, что наибольший диаметр огромного тела составлял около восемнадцати футов, а длина от головы до хвоста животного превышала сто футов. Он предположил, что вес животного составлял около 80 000 фунтов. У него не было естественной брони, но на конце хвоста, который демонстрировал удивительную подвижность для такого тяжелого существа, была костяная выпуклость, из которой торчали два острых, загнутых вперед костяных шипа.

Конвей наблюдал, как огромная рептилия продолжала взбивать грязь в явном волнении. Затем она внезапно упала на колени, и ее огромная шея изогнулась так, что голова оказалась под ее собственным брюхом. Это была нелепая, но странно трогательная поза.

— Он сильно напуган, — сказал Арретапек. — Эти условия не соответствуют его естественному окружению.

Конвей мог понять этого зверя и посочувствовать ему. Компоненты окружающей его среды, без сомнения, были воспроизведены точно, но вместо того, чтобы быть подобранными в натуральную величину, они были просто перемешаны в большом грязном месиве. Вероятно, это было сделано ненамеренно, подумал он. Должно быть, при выходе возникли какие-то неполадки с системой искусственной гравитации, что и привело ландшафт в такой беспорядочный вид. Он сказал:

— Психическое состояние пациента имеет значение для цели вашей работы?

— Даже очень, — сказал Арретапек.

— Тогда первый шаг — сделать так, чтобы он был немного более доволен своей участью, — сказал Конвей и присел на корточки. Он взял пробы озерной воды, грязи и нескольких видов растительности поблизости. Наконец он выпрямился и спросил: — Нам нужно еще что-нибудь сделать?

— В данный момент я ничем не могу помочь, — ответил Арретапек. Переведенный голос, естественно, был бесцветным и совершенно лишенным эмоций, но по интервалам между словами Конвею показалось, что собеседник был глубоко разочарован.

Вернувшись к входному шлюзу, Конвей решительно направился в столовую, предназначенную для теплокровных, дышащих кислородом форм жизни. Он был голоден.

Многие из его коллег были в зале — гусеницы ДБЛФ, которые были медлительны везде, кроме операционной, земные люди — ДБДГ, такие как он сам, и огромный, похожий на слона Тралтан по классификации ФГЛИ, который вместе с маленькой формой жизни ОТСБ, жившей в симбиозе с ним, был на верном пути к включению их в ряды высокопоставленных диагностов. Но вместо того, чтобы распрашивать всех подряд, Конвей сосредоточился на сборе всех возможных данных о планете происхождения пациента-рептилии.

Для большей непринужденности разговора он вынул Арретапека из пластикового контейнера и положил его на стол между картофелем и блюдом с подливкой. В конце трапезы Конвей был поражен, обнаружив, что существо растворило или проело двухдюймовую дыру в скатерти!

— Когда мы глубоко задумываемся, — ответил Арретапек, когда Конвей довольно раздраженно поинтересовался, зачем он это сделал, — процесс сбора и поглощения пищи происходит у нас автоматически и неосознанно. Мы не относимся к еде как к удовольствию, как это, очевидно, делаете вы, это снижает качество нашего мышления. Однако, если я причинил ущерб …

Конвей поспешно заверил его, что пластиковая скатерть в нынешних обстоятельствах не представляет особой ценности, и быстро ретировался из заведения. Он не пытался объяснить, почему сотрудники общественного питания могут испытывать раздражение из-за своего относительно бесценного имущества.

После обеда Конвей занялся анализом взятых образцов, а затем направился в кабинет начальника технического обслуживания. Там сидели один из нидианских плюшевых мишек с нарукавной повязкой с золотой окантовкой и землянин в зеленой форме, на воротнике которого над инженерной нашивкой красовались знаки различия полковника. Конвей описал ситуацию и то, что он хотел бы сделать, если такое возможно.

— Это возможно, — сказал красный плюшевый мишка, после того как они углубились в изучение образцов Конвея, — но…

— О'Мара сказал мне, что расходы не имеют значения, — перебил Конвей, кивнув на крошечное существо у себя на плече. — Максимальное сотрудничество, — сказал он.

— В таком случае, мы можем это сделать, — оживленно вставил полковник-наблюдатель. Он рассматривал Арретапека с выражением, близким к благоговейному. — Давайте расссмотрим возможность доставки продуктов с его родной планеты — это быстрее и дешевле в долгосрочной перспективе, чем синтезировать пищу здесь. И нам понадобятся две полные роты инженерного подразделения с их роботами, чтобы сделать этот дом счастливым, а не двадцать с лишним человек, ответственных за то, чтобы доставить его сюда. Его взгляд стал рассеянным, пока за его спиной производились быстрые подсчеты, затем он сказал — Три дня.

Даже учитывая тот факт, что перемещение на гиперприводе было мгновенным, Конвей подумал, что это действительно очень быстро. Он так и сказал.

Полковник ответил на комплимент едва заметной улыбкой. Он спросил: — Для чего все это, вы нам еще не сказали?

Конвей подождал целую минуту, чтобы дать Арретапеку достаточно времени для ответа на вопрос, но ВУХГ хранил молчание. Он мог только пробормотать “я не знаю” и быстро уйти.

Следующая дверь, в которую они вошли, была украшена яркой надписью: “Главный диетолог по видам ДБДГ, ДБЛФ и ФГЛЖ. Доктор К. В. ХАРДИН”. Внутри седовласый и представительный доктор Хардин оторвался от каких-то таблиц, которые он изучал, и рявкнул: — И что же тебе тут нужно…

Хотя доктор Хардин произвел на Конвея впечатление и он очень уважал его, он больше не боялся его. Главный диетолог был человеком, который, как выяснил Конвей, был весьма обаятелен с незнакомцами; со знакомыми он был несколько резок, а со своими друзьями — откровенно груб. Конвей постарался как можно короче объяснить, что его беспокоит.

— Ты хочешь сказать, что я должен повсюду понасажать то, что он ест, чтобы он не знал, что это выросло естественным путем? — в какой-то момент прервал его Хардин. — За кого, черт возьми, ты меня принимаешь? И вообще, сколько съедает эта огромная грязная корова?

Конвей назвал ему вычисленные им цифры.

— Три с половиной тонны пальмовых листьев в день! — Хардин взревел, практически забираясь на свой стол. — И нежные зеленые побеги… О боги! И они говорят мне, что диетология — это точная наука. Три с половиной тонны зелени, точно! Ха-ха…!

На этом они расстались с Хардином. Конвей знал, что все будет в порядке, потому что диетолог не проявлял никаких признаков обаяния.