— И можно легко понять по краям гнезда, — добавил Шун. — Камышевки стоят на краю, чтобы заботиться о птенцах, и края плоские, а тростянки бросают гнездо, как только закончили, так что края неровные. И камышевки иногда добавляют перья в гнезда. В гнездах тростянок перьев быть не может.

Мальчик часто брали яйца тростянок для шуток над людьми, так что их познания в этом не удивляли. Хоть никто из нас не интересовался теми гадко пахнущими штуками.

Мы сделали записи о найденном гнезде, нарисовали его и продолжили путь, выглядывая больше.

Летний лагерь был не для забавы. Это была часть становления учеными, и каждая команда проводила исследование во время лагеря, а потом сдавала его. У нас была обширная тема «Обитатели у реки Тоно». Перед отправлением мы долго спорили, о чем именно писать, договорились только насчет начала (разве этого мало?), когда Сатору начал рассказывать одну из своих историй в пример.

— Взрывопсы? — я рассмеялась. — Такого странного точно не бывает.

— Говорю тебе, они настоящие, — сказал Сатору с серьезным видом.

Сатору всегда бурно реагировал на сомнения в нем, и мы часто смеялись над его словами, чтобы просто спровоцировать его. Обычно мы лишь отчасти верили в его истории, но в этот раз он звучал слишком неправдоподобно.

— Некоторые их недавно видели.

— Кто? — спросила Мария.

— Я не знаю их имен.

— Вот так всегда. Он всегда говорит, что были свидетели, но имена назвать не может, — торжествовала я, но Сатору не слушал меня и продолжал. Почему ему так нравилось обманывать людей?

— Вы все равно не знаете тех людей. Один сказал, что встретил взрывопса у подножия горы Цукуба.

— И зачем он пошел к горе Цукуба? — Мария попалась на крючок истории Сатору, забыв о вопросе, кем был свидетель.

— Работа для Отдела образования, типа анализа. Детям детали не говорят. Но, когда он подобрался к горе, из пещеры выбрался взрывопес.

Я искала дыры в истории Сатору, а Мамору сказал:

— Как он выглядел?

— Размером с собаку, черный, с толстым телом. Голова была с половину головы обычной собаки и была так низко, что почти касалась земли.

— Это собака?

— Кто знает? Может, и нет.

— Он не кажется опасным, — сказала Мария.

— Ага. Но если он злится, его тело раздувается, как шар, чтобы прогнать врага. Но если его спровоцировать дальше…!

— Он будет раздуваться, пока не взорвется? Разве это не звучит глупо? — вмешалась я, но Сатору тут же сменил тактику.

— В этом проблема.

— А?

— Разве он не отрицает здравый смысл? Для обмана стоило придумать что-нибудь правдоподобнее, да?

Я хотела возразить, но смолчала. Если бы ответила, это означало бы, что я принимаю его дурацкую историю.

Но Сатору все равно меня вовлек.

— Я слышал, что взрывопсы — посланники бога, но мне они кажутся простыми животными. Многие звери пытаются казаться больше, когда их провоцируют, и взрывопсы довели это до крайности. Когда они взрываются, враг, скорее всего, гибнет ли получает серьезные раны, — сказал он.

Шун, тихо слушавший до этого, заговорил:

— Но звучит неправдоподобно.

— Почему? — надулся Сатору.

— Потому что если бы так происходило, взрывопсы не умирали бы раньше врагов? Они быстро вымерли бы.

Это было простой правдой. Сатору скрестил руки и сделал вид, что обдумывает проблему, но я была уверена, что он ничего не придумает.

Когда я решила, что была права, он заговорил, словно разговор и не прерывался:

— Кхм. После того, как он встретил взрывопса, он увидел и злого миноширо.

Я чуть не упала.

— Что за «кхм»? Эй! Что насчет проблемы взрывопсов?

— Он попятился, когда пес стал надуваться, так что он не взорвался. Но кто знает, может, история о взрыве — выдумка, — сказал Сатору, пытаясь уйти от той темы. — Потом он поднялся по горе Цукуба и встретил злого миноширо, — он широко и удивленно открыл глаза.

— Это как ложный миноширо? — спросил Мамору.

— Да, на первый взгляд похож на миноширо, но, если приглядеться, понятно, что они разные.

— Но почему он злой? — спросила Мария, хмурясь.

— Люди, встретившие злого миноширо, вскоре после этого умирают.

Какая глупость.

— И как тот парень умер? Он же не умер, да?

— Может, скоро умрет, — не дрогнул Сатору.

Если бы мы на этом оставили, было бы как все другие истории, которые рассказывал Сатору. Но Шун сделал удивительное предложение:

— Почему нам не сделать это темой исследования летнего лагеря?

— Злого миноширо? — я была удивлена.

— Это, взрывопсов и прочих существ. Это редкий шанс, и я хочу узнать, существуют ли они.

— Звучит интересно, — сказала Мария, и они тут же согласились.

— Стойте, вы хоть знаете, что говорите? Если вы встретите злого миноширо, то умрете.

Сатору, конечно, пытался отговорить нас, боясь, что раскроется его ложь.

— Никто не умрет, — захихикала Мария.

— Но как такого поймать? Я забыл упомянуть, что проклятая сила на них не работает.

— О чем ты?

Кто знает, что он говорил от отчаяния. Мы повернулись к нему.

— Я сам не уверен.

— Все равно объясни.

Сатору сдался от лавины наших вопросов. Тема исследования была решена. Но мы вряд ли могли найти так много редких животных, так что решили оставить обширную тему: «Обитатели вокруг реки Тоно», чтобы, если мы ничего такого не найдем, написать про обычных миноширо, тростянок и прочих.

Вернемся к летнему лагерю. Через десять минут после того, как мы нашли гнездо, я издала негромкий вопль:

— Смотрите! Там большое гнездо.

Шун почему-то с сомнением вскинул брови.

— Похоже на гнездо желтой выпи.

— Да, размер вполне подходит, — согласился Сатору.

Их мнения редко сходились, так что тут правда была ближе.

— Но построено грубо.

Три каноэ собрались вокруг гнезда. Оно было ниже гнезда камышевки, но местами было довольно открытым. Звери с хорошим зрением увидели бы его с другого берега.

Шун привстал и заглянул в гнездо.

— Там пять яиц.

Мое сердце забилось быстрее, когда мое голое плечо соприкоснулось с рукой Шуна, наши каноэ были рядом. Я делала вид, что внимательно разглядываю гнездо и яйца. Выпи были самыми маленькими в семье цапель, но все же больше камышевки, схожей по размеру с воробьем. Это гнездо было почти вдвое шире, и яйца были синеватыми, похожими на куриные.

Шун взял яйцо и присмотрелся. Его рот раскрылся.

— Вот это да. Хотя я отчасти ожидал это.

— Что?

— Саки, подержи.

Он взял яйцо двумя тонкими пальцами и бросил в мою ладонь. Оно было приятно прохладным, как керамика.

— А что с ним такое?

— Не понимаешь? — он схватил другое яйцо и бросил им в Сатору.

Я была удивлена его грубым обращением.

— Эй, что ты делаешь? Там же птенцы.

— Ах, — Шун улыбнулся. — Это фальшивка.

Он взял еще одно и положил на камень неподалеку. Я не успела моргнуть, а он разбил его веслом.

Скорлупа треснула, но там не было белка или желтка, там был гадкий черный комок. Но больше удивляло, что оттуда торчали рога, как у оленя.

— Что это?

— Рука дьявола. Слушала о таком?

Нет. Я коснулась острия пальцем, оно было тонким, как бумага.

— Осторожно, края острые.

У Руки дьявола вены исходили из центра, что придавало ей гибкости. Как и сказал Шун, шипы были острыми, торчали по краям.

— Обычно она сложена в яйце и раскрывается, когда скорлупа сломана.

— Зачем?

Ответил Сатору за мной:

— Если змея его съест, яйцо взорвется в ее желудке. И когда она попытается избавиться от него, шипы вопьются в желудок, порвут его. А потом яд из черной вонючей части попадет в тело змеи.

Какая гадость. Розовые змеи с эволюцией стали есть только яйца, забираясь в гнезда, проглатывая все яйца и переваривая их позже. Их назвали из-за того, как они выглядели, съев фальшивое яйцо. Если съесть сразу много таких яиц, вид после взрыва будет жуткий.