В постели с Амином лежала уже не Дес — он закричал от ужаса.

Мужчина вскочил с разложенных на земле тряпок и стал растерянно озираться по сторонам. Все было как дома: вокруг зеленел лес, впереди бушевал океан, а под ногами лежал серый, смешанный с галькой песок. Только деревья обуглились, море утихло, и берег пестрил оранжевым цветом — Афемеон находился во многих милях отсюда.

— Жар не спадает!

Аминтаса силой уложили обратно на спину и прижали к его лбу мокрую ткань. Он кричал сквозь зажатый рот и сопротивлялся, безуспешно пытаясь вырваться из крепких рук неизвестных, чьи лица не удавалось рассмотреть из-за яркого солнца и расплывчатого после сна взгляда.

— Тише-тише, — раздался знакомый голос Хейдса прямо над ухом.

Услыхав товарища, Ликайос выдохнул с облегчением и послушно затих, успокаиваясь после причудившегося кошмара — едва сердце перестало бешено колотиться, как Амину сразу вспомнились возвращение в лагерь, мучительный спуск с горы, окружившие их с Калипсо монстры и все остальные предшествующие этому события.

Наварх осторожно сел, облокотившись на лодку. Над ним нависли пережившие два насыщенных дня остатки людей, не знающие, как быть дальше, и переживающие за здоровье своего лидера больше, чем за самих себя. Их количество заметно сократилось по сравнению с тем числом, что называла Кали прошлой ночью — за оползнем последовала еще одна беда.

— Воды! Подайте воды.

Никон торопливо передал ему полный бурдюк.

Вдоволь нахлебавшись, Аминтас прикрыл веки. Утолив жажду, организм тут же потребовал отдыха и сна — ему были необходимы покой и должное лечение, чтобы затянуть раны и одолеть подхваченную простуду. Команда очень хотела дать мужчине оклематься, но не могла позволить себе растрачивать драгоценное время на ожидание, пока последние часы жизни ее членов быстро утекали, как у почивших собратьев до этого. Их осталось всего двенадцать, не считая лидера, и они вот-вот грозилось потерять еще нескольких товарищей: трое оставшихся в лагере из-за плохого самочувствия солдат, семеро покоривших вершину везунчиков, храбрая Лисица и не иначе как свихнувшийся Одиссеус. Он должен был бежать прочь после возвращения Амина, но почему-то не испугался грядущей кары.

— Хватит таращиться! — хрипло прогремел Ликайос. — Возвращайтесь к работе!

В глазах подчиненных читался жгучий стыд за совершенное деяние: они отчаялись искать наварха и покинули место камнепада, отправившись набираться сил, пока тот яростно сражался за выживание в одиночку. Отныне ужасная ошибка, которой нет оправдания и прощения, всегда будет тянуться за ними порочащими достоинство воина слухами и насмешками. Тем не менее Аминтас не чувствовал себя преданным и совсем не злился, пусть жалкий вид команды и раздражал его — остров отрицательно влиял на каждого человека, кто посмел вторгнуться в его границы, вытягивая наружу все самое худшее, что только способны скрывать честные и благородные люди.

— Аркас, подойди.

Юноша не послушался предыдущего приказа и продолжил безмолвно стоять вдалеке, виновато опустив голову. От его наглости и неуважения не осталось и следа: губы подрагивали, брови были нахмурены, оробелый взгляд устремлен вниз. Он хотел провалиться сквозь землю от испытываемого позора и страха перед неизбежным наказанием.

— Почему несостоявшийся убийца еще не сбежал? Я хранил горькую правду достаточно долго, чтобы ты мог окончательно потерять честь и без чьего-либо ведома покинуть лагерь.

— Я совершил страшное преступление против всего государства, подло передав одного из лучших военных, что только числится в рядах Прометея, в руки жестокой судьбы. Мне нет пощады, но я молю ваше великодушие предоставить второй шанс. Шанс искупить вину. — Одиссеус говорил искренне и по-настоящему раскаивался в грехах — из его глаз непроизвольно потекла скупая слеза, и он упал на колени, более не в силах возвышаться над собеседником. — Несомненно, я зашел слишком далеко, возомнив себя неведомо кем. Мною двигала слепая ярость и твердая уверенность, будто все вокруг ничего не смыслят в кровавом ремесле и окружающем мире. Сплошь дураки! Однако я желал как лучше, верил, что справлюсь лучше вас. Казалось, будто все решения лежали на поверхности, но первое же испытание доказало обратное: команда была разбита из-за неверных действий с моей стороны.

— Куда ты завел войско, Одис?

— Я не позаботился о должной обороне по возвращению в лагерь. Ночью… ночью, — запнулся он, — многих не стало. Монстры подкрались незаметно и зажали нас в тиски. Едва мы успели схватиться за мечи и прыгнуть в шлюпки, как они разлетелись в щепки от ударов обитателей морских вод. Кровь полилась рекой, а собратья начали падать мертвыми телами один за другим — каждая оброненная в бою багровая капля Смотрящих на моей совести. Мы сражались как звери, отличаясь от них одним лишь железом в руках, однако, существенно уступая в численности, все равно терпели поражение. Стремясь разделить созданий из плоти Богов на группы и избавиться от нескончаемого натиска, я приказал разбиться на два отряда и отступать на север и юг, покончив с неразберихой. Понеся колоссальные потери, команде удалось отбиться, но она тут же лишилась новоиспеченного наварха по его собственной воле.

Конечно, Аркас не знал, что внезапное нападение не являлось его оплошностью — живность бежала от разрушительного пожара, учиненного вымотанными Аминтасом и Калипсо, которые в тот момент не думали о последствиях. Юноша храбро отразил атаку и спас увязнувших в битве солдат, приняв верный стратегический ход. Тем не менее никакая заслуга уже не изменит содеянного.

— Трус! Тебе хватило смелости бросить меня умирать и взять командование над людьми, но не хватило яиц принять их погибель как свою ошибку и тотчас не скинуть с плеч ответственность за выживших товарищей. Ты всегда мнил себя великим воином, не знающим трудностей и преград — даже мудрейший Прометей всего лишь старый болван по сравнению с гением военного дела Одиссеусом! Только стоит ему дорваться до настоящих сложностей, как вместо громких слов слышны либо сетование и скулеж, либо злобные крики и невыносимое брюзжание. А догадываешься, что меня всегда злило больше всего? — Ликайос схватил Одиса за волосы и зашептал ему на ухо. — Ты можешь стать тем, кем пытаешься казаться, если, наконец, поубавишь свое самомнение! Хоть раз поступи согласно советам опытных наставников, и ты удивишься, как скоро станешь называться лучшим навархом на Гаиа.

— С-смогу? — выдавил из себя Аркас тихим дрожащим голосом. — Значит, я все еще в рядах Смотрящих?

— Такой умный и такой дурак — орел, но всего лишь птенчик. Ты оступился. Непростительно оступился, но сделал это потому, что изо всех сил старался принести пользу. Ты не хотел моей смерти, считая ее вынужденной для спасения остальных, а теперь ожидаешь, что я намерено поступлю с тобой так же? Одиссеус Аркас отныне всегда будет носить клеймо предателя, однако он все еще находится под моим предводительством и не понесет наказания вплоть до возвращения в Афемеон.

— Благодарю, спасибо! — Он вновь едва не плакал, на этот раз от облегчения.

— Заткнись, Одис! Займись делом.

Ликайосу требовалось немного времени в одиночестве, чтобы собраться с мыслями и поэтапно обдумать дальнейшие действия отряда — их положение было в разы хуже, чем после атаки Гидры. Следующая ночь на берегу неизбежно станет последней: они не удержат оборону, не дождутся отправленных вслед из столицы кораблей и не предупредят их о таящейся в пучине угрозе. Лидер, как и прежде, ясно понимал, что следует предпринять, чтобы увидеть завтрашний восход, но теперь в нем отсутствовала уверенность в удачном исходе задуманного. Он потерял почти всех подчиненных, а те, кому повезло выжить, истощены и ранены — ревущее о помощи существо станет их спасением или приведет к кончине. Амин искренне верил, что найдет ответы на накопившиеся за последнюю пару дней вопросы в недрах земли, и жаждал узнать всю правду об островах, одновременно с тем разумно страшась ее.