Оба замолчали на некоторое время.

– Люди не понимают таких слов от Матери, – первым заговорил Джар, уголки его рта опустились вниз, словно он был расстроен, – или, может быть, понимают. Понимают, почему их говоришь ты.

– Неважно, что болтают люди у меня за спиной, – эти слова Чажре проговорила резко и зло, – неважно, что было много лет назад. Важно, что мои слова – правда. Мы должны избавиться от ликшури. Этого хочет Невидимая Матерь, этого хотят жены тех, что не вернулись из моря. Да и ты сам – у тебя много острого камня? Белой породы? Наша земля не дает их. Где нам их взять, как не на островах?

– Мы могли бы уйти вглубь земли, к горам, – сказал мужчина, – ты знаешь, кто так говорит…

– Уйти от Большой воды? Бросить огражденные стеной жилища и освященные поля? Просить людей, которые молятся Женщине-с-леопардом нас не трогать? Джар, наша земля – здесь. Все, что нам дала Невидимая матерь, – здесь!

Джар оставил её слова без ответа, переведя взгляд в сторону моря.

Чажре опять провела рукой по накидке, теперь уже ниже талии, лен туго натянулся на её мощных бедрах.

– У жены Ацири срок подходит совсем скоро, – произнесла она, – вечером мы вознесем молитву, чтобы она освободилась от бремени легко, и у неё был здоровый ребенок. Лучше, пусть это будет мальчик. Девочек у нас достаточно.

Она обернулась, услышав какой-то звук. На стене показался человек, это был юноша, голый по пояс, сейчас он присел на камень и нащупывал ногой деревянную подставку. Сделанная из стволов двух деревьев, она помогала спуститься со стены в её пологом месте.

– Они должны пасти коз, – угрюмо сказала Чажре, – и почему этот еще не на пастбище? Нам мало засухи?

– Думаю, он туда и идет, – ответил Джар и помахал рукой юноше. Тот как раз готовился встать на подставку.

– Приходи завтра к святилищу, Джар, мы еще будем говорить – со всеми. Это продолжается слишком долго, – Чажре подтянула ткань на плече и двинулась к темневшей над их головами стене.

Люди называли поселение просто Стеной. Это и понятно, ведь другие селища их языка, разбросанные по побережью, стен не имели – там просто не было достаточно жителей, чтобы управиться с подобной работой. Но Стена защищала как надо – сложенная из полуотесанных, местами скрепленных глиной камней ограда, высотой в два с лишним человеческих роста, прикрывала селение со всех сторон. В одном месте она была ниже – там можно было вскарабкаться, опираясь на неровности в камне, хотя жители Стены использовали деревянную подставку и веревки.

Стена огородила селение очень давно – отцы отцов ныне живущих уже помнили его защищенным, и именно это делало жизнь в нем особенной. По крайней мере, так казалось людям из соседних маленьких селищ, которые приходили к Стене обменять рыбу, зерно или лесные плоды на то, что могли предложить её жители.

На самом деле, это лишь отчасти было так. Стоявшие на каменной основе, прямоугольные, крытые ветвями жилища, теснились одно к другому, но днем почти всегда пустовали. Духота и тяжелый запах выгоняли людей наружу, где они проводили большую часть дня. Ведь всем было известно, что лучше закончить дела за Стеной – разделать животное, поесть, облегчить чрево – чем тащить внутрь то, что будет вызывать зловоние долгими солнечными днями.

Стена стояла на невысоком пологом холме, откуда открывался спуск к морю. Ровный, на два полета камня из пращи, он круто оканчивался – дальше был невысокий обрыв и узкая полоска берега внизу. На расчищенном участке жители Стены устроили пристань, сюда же вытягивали свои лодки, узкие, длинные, сделанные из цельного ствола или коры. Отсюда они уходили на лов или плавали к другим поселениям побережья, здесь разделывали пойманную рыбу и встречали гостей.

Они не боялись моря – по крайней мере, пока не появились ликшури.

Дом работы встретил Джара полумраком и духотой. Так он обычно его и называл – дом работы, чтобы отличить от дома, где спал и ел. В стенах были проемы, он сам настоял, когда строили, и придумал их так, чтобы свет падал и утром, и днем. И вот сейчас мужчина сидел на деревянной колоде, зажав между ног тяжелый кусок белой породы, и медленно вращал острым камнем-резцом.

Джар никогда не работал на поле, не пас коз, не уходил на охоту. Роды Стены занимались каждый своим делом – и они, дети Хелоба, великого предка, давшего людям умение работать с камнем и медью, делали то, что было завещано. Он знал это, когда ставил Хелобу миску воды у дверного проема, знал, и когда хоронил отца, приняв оберег старшего.

Сейчас он вытянул костяную иглу, позволил шерстяной накидке упасть на колоду и сидел совершенно голый. Капли пота блестели на смуглой коже, но мужчина не замечал этого, налегая на резец.

Шаги снаружи прозвучали неожиданно, и он увидел, как входной проем закрыла какая-то тень.

– Пусть Хелоб даст силу твоей руке, а Невидимая матерь защищает твой сон, – проговорил женский голос, – я хочу говорить с тобой, Джар.

Мужчина поднял голову и увидел: чуть согнувшись, в комнату вошла женщина. Распрямившись, Джар поискал края шерстяной накидки, взял иглу и снова закрепил их вокруг пояса.

– Пусть Невидимая матерь хранит твой сон и твоих детей, – ответил он, – говори, что хотела сказать, Гонаб.

Женщина выпрямилась и оглядывалась по сторонам, её глаза после яркого солнечного не привыкли к полумраку хижины. Она похожа на Чажре, как сестра, в очередной раз подумал мужчина – высока, широка в бедрах, ткань крепко натянулась на полной груди. Волосы, собранные на затылке в узел, держал костяной гребень.

– Ты работаешь, – произнесла она, и это прозвучало едва ли не как обвинение, – у тебя есть камень.

– Пока есть, – коротко ответил Джар.

Он положил резец на камень и встал навстречу Гонаб.

– Значит, есть, – повторила женщина и обвела взглядом помещение. В доме работы оно было всего одно, на полу стояли готовые кувшины, чаши и куски породы, у стены – подставка из дерева, кувшин с водой, в углу – сосуд, для потребностей тела.

– Ты что-то хотела от меня, Гонаб? – спросил мужчина без тепла в голосе.

– Узнать, много ли ты получил от людей, плававших на острова в прошлый раз, и много ли осталось, – женщину, казалось, не смущала его холодность, или она её не замечала.

– Они дали мне немало, – ответил Джар, – но большая часть уже ушла на работу. Я ждал, что Лирм привезет еще.

– Лирм не вернулся в Стену до сих пор, – сказала Гонаб.

– Знаю.

– Люди говорят, что жизнь в Стене стала не той, что раньше, – проговорила Гонаб , тщательно выбирая слова, – у нас постоянно не хватает острого камня, белой породы, меди. И уже вторая ладья, ушедшая к островам, исчезает.

– Лирм и его люди еще могут вернуться.

– Они бы уже вернулись, если бы могли, – сказала Гонаб, к которой, по мере разговора, казалось, приходила уверенность, – ты знаешь, это. Раз они не вернулись – духи моря забрали их. Духи – или те, кто им поклоняется.

– Если их убили, мы ничего не получим, – по лицу мужчины было трудно угадать его чувства, если они вообще были.

– Не получим. Зачем нам терять людей в море, Джар? – Гонаб смотрела на него так, словно хотела сказать что-то большее, чем говорили её слова.

– Народ Невидимой матери живет у моря, что еще нам остается?

– Так было не всегда – Гонаб теребила тугую накидку из льняной ткани, охватывавшую тело, словно собиралась со словами, – я говорила с Хашмой. Все может быть иначе. Людям Стены может найтись другое место.

Свет падал в Дом Женщин сквозь круглое отверстие, оставленное в крыше и наполнял воздух золотисто-бурым свечением. Днем здесь никогда не бывало ни по-настоящему светло, ни по-настоящему темно. Лишь там, где ложились падавшие с неба лучи, возвышалась статуэтка: на шлифованных камнях мраморная белизна казалась ослепляющей.

Они стояли в паре шагов от алтаря – три дородные женщины, закутанные в льняную ткань, на которой отчетливо виднелись черные линии. В одинаковой одежде, с одинаковыми оберегами на груди и обрезанными до плеч распущенными волосами женщины казались сестрами. И в глазах, которые две из них устремили друг на друга, горела родственная ярость.