Я пришла в школу, минут за тридцать до начала первого урока и принялась изучать стены слева и справа от нашего класса. Там были прилеплены всякие бумажки, портреты лучших учеников, как они провели лето, лучшие фотографии и другое. Так я ходила влево и вправо, как кот учёный, упёршись глазами в стенку, пока не начали приходить другие первоклашки. Все они дёргали ручку закрытой двери, даже если они приходили одновременно. Минут за десять до урока пришла наша учительница и ключом открыла дверь.

– Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам, – сказала она и пошла в учительскую. Наверное.

Зазвенел первый в моей жизни школьный звонок. Дверь класса открылась и зашла учительница. Все первоклашки встали, а учительница сказала: – Здравствуйте, дети.

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна, – дружным хором ответили первоклассники.

– Сегодня у нас присутствуют…. И она повела указательным пальцем сверху вниз журнала, называя фамилии. Первоклассники вставали, учительница поднимала голову, осматривала поднявшегося и разрешала ему сесть.

– В первом классе уроки будут по тридцать минут, потом десятиминутная переменка, потом второй урок и переменка, и так далее. Всего четыре урока. Ежедневно. А субботу и воскресенье мы с вами не учимся.

Тут прозвенел звонок, известивший об окончании первого урока и начале первой переменки. Учительница покинула класс первой, затем гуськом в коридор вышли ученики. Также гуськом, выходили ученики других первых классов. Потом все перемешались. Потом всё перемешалось. Начался шум, гам, мальчишки бегали, валялись по полу, а девчонки прыгали, визжали и тоже бегали. Было хорошо и радостно. Хорошо, что меня записали в школу.

Когда все уроки закончились, я пошла домой, где меня ждала мама.

– Ну вот, – сказала она, – теперь ты настоящая школьница.

Мы покушали, помыли посуду. Затем я переоделась и спросила у мамы разрешения погулять.

Я побежала как сумасшедшая по лестницам вниз и вниз, быстрее лифта. Да что там лифта – быстрее сороки или вороны, если бы они умели бегать как я, по лестнице, и жили бы в нашем подъезде.

На крыльце я остановилась, увидела дворовых девочек и неспешно, как и полагается тем, кто ходит в школу, пошла к своим подружкам. Они играли в пинашки.

– Здрасьте, – сказала я солидно, – И я уже учусь в первом классе. В настоящем. Я третья.

– Тогда играй. Как раз твоя очередь, – сказала Наташа.

Я взяла пинашку и кинула её в первый классик. Пинашка сперва покатилась, но потом улеглась около самой черты. Я зашла в первый классик, подошла к пинашке и потихонечку пнула её во второй классик. Пинашка скользнула через черту и остановилась ровно посредине классика. Я подошла к пинашке и пнула её в третий классик. Так я допинала пинашку до шестого, последнего, классика и с облегчением выпнула её за пределы классиков. Девочки стояли около поля и ждали моей ошибки. Что немедленно я и сделала. Я кинула пинашку во второй, а она возьми и покатись, и остановилась только в пятом. Мне пришлось уступить своё место Наташке.

Мама из окна закричала, что уже скоро шесть часов и что мне пора домой.

– Меня зовут. Да и скоро темнеть начнёт. До свидания, – сказала я девочкам и побежала к своему подъезду.

Было зябко. Интересно – зябко от слова зяблик произошло? Или зяблик от слова зябко? Или вообще никакого отношения друг к другу не имеют? Я перескочила лужу и оглянулась – откуда она взялась? Дождя, вроде как, не было. Я посмотрела вверх на небо – ни облачка, перевела взгляд на дом – все окна одинаковые, балконы одинаковые. Странно! Да и в луже воды немало.

Показалась школа. Ребятишки шли толпой и в узких воротах скапливались, чтобы потом, уже на школьной территории, разбежаться кто куда.

Я влилась в толпу, которая пронесла меня сквозь ворота и выбросила уже у школы. Я не собиралась бежать "кто-куда", а пошла в школу, на самый верх, к своему классу.

Следом за мной пришла моя соседка Таня. Мы обрадовались друг другу и вместе стали ждать нашу учительницу.

– Я вчера играла в пинашку, – сказала я.

– Я вчера играла в пинашку тоже, – сказала Таня, и мы засмеялись, потому, что это было сказано одинаково. После этого я ещё больше прониклась к Тане, так как мы с ней были одинаковы. Таня рассказывала, как она играла в пинашку, потом я рассказывала Тане, как я играла в пинашку, потом снова она, потом снова я. Мне стало казаться, что мы играем с Таней в одних классиках и пинаем одну пинашку.

Потихонечку стали подходить наши девочки и мальчики. Я их ещё не запомнила по именам, но это точно были наши.

Как и вчера, минут за десять до урока, пришла наша учительница и ключом открыла дверь.

– Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам, – сказала она и пошла в учительскую.

Зазвенел звонок. Дверь класса открылась и зашла учительница. Все детишки встали и учительница сказала: – Здравствуйте, дети.

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна, – дружно ответили первоклассники.

После переклички Валентина Дмитриевна сказала: – Сегодня первым уроком у нас будет правописание. Когда-то, давным-давно, первоклассникам преподавали урок под названием "чистописание". У каждого ученика была перьевая ручка, с пера которой постоянно, куда попало, капали чернила. В основном в открытую тетрадку. Назывались они кляксами. А ещё чернила долго не высыхали, и потому в тетрадку вкладывали промокашку. А ещё у каждого ученика была чернильница-непроливашка, чернила из которой, естественно, проливались и, понятное дело, в портфель. В эту чернильницу-непроливашку ученики макали свои перьевые ручки, делали кляксы в тетрадях, затем писали и только потом промакивали всё это промокашкой.

Портфель, кроме основной функции, был предназначен для катания со снежной горки. Портфелем было хорошо съездить своему противнику по носу.

Тут учительница улыбнулась и сладко прищурившись, посмотрела в окно, вероятно, вспоминая нечто хорошее из своего детства.

– Собственно, поэтому чернильницы-непроливашки проливались в портфеле. Все эти проблемы были решены с появлением шариковой ручки, – продолжила она, – но почерк у детишек испортился так, что пришлось вводить новый предмет – правописание.

Она попросила нас достать тетрадки правописания и повторить строки с кружочками и с крючочками.

Я очень старалась, даже язык высунулся, но кружочки не были похожи на кружочки, скорее на квадратики. Если бы меня попросили продолжить строку с квадратиками, то, наверное, получились бы кружочки.

А крючочки, вышедшие из-под моей ручки, назвать крючочками мог только самый последний извозчик. Я не знаю, кто такой этот самый извозчик, но когда папа сердится на кого-то, он упоминает извозчика. А когда сильно сердится, он упоминает последнего извозчика.

– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, – сказала учительница, – повторяйте за мной.

И она стала сгибать, разгибать пальцы, руки вверху, руки вбок, руки вниз. Все детишки за ней повторяли и я тоже. И так много минут, может тыща.

Когда уроки закончились, я вприпрыжку побежала домой. Ведь дома меня ждала вкусная еда, красный арбуз и, самое главное, мама.

Я вышла во двор. Во дворе, кроме мальчиков, бегали друг за другом Наташа, Люда и Света. Мальчики тоже бегали друг за другом, громко кричали, хохотали. Похоже, они играли в догоняжки. Они были далеко, и что они кричали, было не понятно. Да мне и всё равно. Я подошла к подружкам, и они сразу остановились.

– Во что играть будем? Здрасьте.

– Здравствуйте! – ответила я, – может в догоняжки? – тут я потихоньку посмотрела на мальчиков. Они продолжали хохотать, бегать и что-то кричать.

– А давайте из-круга-вышибала, – сказала Наташка. Всё-таки нас четверо. Может мальчишки подойдут.

Я выбрала в команду Наташку, а Люда и Светка – стало быть, в другой. Мы разыграли, кому первыми быть в центре круга. Нам досталось вышибать. Я побежала в одну сторону, а Наташка со своим мячиком – в другую. В центре осталась Людка. Наташка ка-ак бросила мячик, а он ка-ак поскакал, проскакал мимо Людки и прискакал мне прямо в руки. Я тут же кинула его Наташке, а Людке пришлось просто прокрутиться на месте, так как я кинула мяч высоко-высоко, но зато прямо в руки Наташке. Наташка снова бросила мячик, и он снова проскакал мимо Людки прямо мне в руки.