Любовь Шпыркова
Бабочка и паук
1. Приют беглянки
Выйдя из салона, я пожалела, что не взяла хотя бы ветровку – было прохладно. Водитель вытащил вещи. Подхватив рюкзак и корзинку-домик с недовольно мяукнувшим котенком, я проследовала за шофером в дом без архитектурных изысков, по виду обычный дачный дом, насколько можно было судить по его темному силуэту на фоне светлого уголка неба.
– Здесь что, никого нет? – спросила я как можно небрежнее, хотя от этой перспективы у меня дух захватило – так я люблю одиночество и не люблю контроль над собой. Я-то опасалась, что здесь найду кучу народу. Водитель включил свет сначала в прихожей, потом в комнате. Он не ответил.
– Я тут, – послышался голос, и в дверном проеме возникла женская фигура в халате.– Здравствуйте, Елена.
Я едва удержалась, чтобы не взвыть от разочарования. Полная женщина лет пятидесяти, с крашеными волосами приблизилась с намерением поздороваться за руку, но я поспешно отступила, вежливо ответив:
– Добрый вечер. Не скажите ли, где можно помыть руки? И где моя комната?
– Наверху. Умывальник на кухне. Комната тебе понравится. Меня зовут Ольга Ольгердовна. Вы покушаете?
Это она спросила почему-то не меня, а водителя. Он что-то ответил, и она увела его в дверь слева от входа. Здрасте, приехали! А кто же меня-то покормит? Я им что, ноль полный? Кстати, мне в туалет надо, а где тут туалет, и не спросишь. А вот и спрошу.
Извинившись, я вызвала женщину из кухни и она объяснила, что туалет находится на улице, то есть на участке, но чтобы туда попасть, надо взять фонарик, потому что лампа на столбе вчера перегорела, а новую пока что не поставили. А если я пойду туда просто так, то потопчу грядки. И к тому же тут ежики ходят, ужи ползают, а в этот сезон даже лис видели, правда, не тут, а в соседнем дачном товариществе. Бегают чуть ли не средь бела дня, а все потому, что кое-кто кур завел, а зайцев охотники, видать, постреляли, тут охота разрешена.
Вот такой словесный поток сопровождал поиски и вручение мне синенького фонарика, который надо было дважды стукнуть, прежде чем он загорелся слабым пятном света. Ничего, сказала Ольга Ольгердовна, завтра его надо будет вставить в розетку, вот видишь, тут устройство для подзарядки, вижу, сказала я, не маленькая, плавали, знаем, вот и славно, ответила она, ну иди, а ты, кстати, кушать не хочешь, хочу, сказала я и ушла в ночь, так приходи, только руки после туалета помой, там умывальник на столбе, да отстаньте вы уже, подумала я. Тыкает, как будто я маленькая девочка. Вот нахалка!
Да уж, ну и помойка – умывальник на каком-то там столбе, его еще найти надо, ежики ходят, а они колючие, и на конце иголок – куча инфекций, столбняк, например; вирус бешенства вам предоставит лиса, забежавшая сюда в поисках поживы, а ужи так похожи на гадюк, у кого-то из них из них желтое пятно на голове, а у кого– укроп его знает.
Фонарик мигнул и погас, и ночь настигла меня на середине дорожки, заставив остановиться и замереть. Но панической атаки не последовало, и спустя минуту я с удивлением поняла, что ночь светла. Небо оказалось не темным, а светло-серым, и на нем, как привет из дома, улыбалась мне луна, такая же, как в моем окне. Она везде, эта луна, и нечего воображать себе всякие страсти-мордасти, мир един и неделим. Вон виднеется маленький, вытянутый вверх домик, именуемый туалетом.
– Руки помыла? – встречает меня вопросом бестактная женщина по возвращении.
– У меня гель антисептический,– отвечаю. – На спирту, не бойтесь. Фонарик приказал долго жить. На ежика не наступила, спугнула пару гадюк и бешеную лисицу.
Моя ирония ее не трогает, они с водителем, который ест бутерброды, продолжают какой-то им интересный разговор. Я тоже жую кусочек сыра и пью чай.
– Уже пошла? Ну и правильно, время позднее. Ты справишься? Постель готова наверху. Спокойной ночи.
Я потащилась наверх по лестнице, с вещами и котенком, обиженная, что приходится все поднимать самой. Там оказалась большая комната. Не зажигая света, я закрыла люк, так резко, что он сильно хлопнул, скинула покрывало с кровати, сунула под одеяло котенка, разделась и улеглась сама. "Спасибо, папочка, спокойной ночи тебе в Австралии или где ты там. Где бы ты ни был, папа, ты не можешь прислать мне хороших снов, потому что наш разговор сегодня был разговором полковника с рядовым. Гордый рядовой не берет взяток. Ему полагается паек для содержания, и все. Такой паек – твоя отмеренная и взвешенная до калории забота обо мне. Но я сама попрошу, о да, папа, мне есть кого попросить о хорошем сне." Отец не чувствителен к измене, и он не узнает, что я заимела новую знакомую. Великая Тишина, я хочу сон, пожалуйста, пусть мне приснится…
***
Лене приснился сон. Она находилась в пещере и была белой собакой. Вверху, на сводах пещеры висели гроздья летучих мышей, спящих до весны. У костра, дым которого низко тянулся к выходу, сидел человек в меховой одежде и курил трубку. По мокрым следам его, ведущим к огню, можно было судить о том, что за стенами пещеры – сильный снегопад, да и одежда несла на себе блеск воды. Зима навалилась снаружи, как белая медведица, не давая выйти. И сколько им сидеть тут, было неясно. Мысли человека в меховой одежде были печально-ленивыми. Он думал о мужчине и женщине, которые в далеком городе, стоя у окна, разговаривают о снеге, для которого у них имеется только одно название. Изящный силуэт женщины кажется вытканным на ткани портьеры, и когда она поднимает тонкую руку, чтобы коснуться рисунка оленя, ткань оживает, олень начинает движение, и тень женщины сливается с ним. Мужчина, стоящий рядом, встревожен, но не понимает, как остановить оленя, укравшего тень его жены. А вот уже и жены нет, она похищена оленем, который мчится сюда, на край света с торжеством быка, похитившего Европу. Белая собака смотрит на своего хозяина, который подбрасывает сучья в радостно затрещавший костер. И пришла медведица, и села у огня, и была она вестницей счастья. На треск огня отозвались далеко-далеко колокольчики, это шут надел новую шапочку.
Сон, не исчезай. Что-то там про метель. Что-то про любовь. Белое. Движется. Яркие звуки. Грусть и похищение…
2. Влас. Танец бабочки в прорези листвы
Многие молодые мужчины любят ходить на длинные расстояния. Власбыл из таких. Приехав с севера, где он отработал по контракту два года, он решил пожить на природе и купил маленькую дачу. Задерживаться тут он не собирался, пока хотелось прийти в себя после трудной работы. Место было обычное. Но кое-что не давало себя определить. С тех пор, как он обрел убежище здесь, ему не давала покоя церковь у близлежащей деревеньки – в первый раз он заметил сначала купол, проплывший, как кадр из киноленты, только медленно – тогда он ехал в тот дом, в котором решил отсидеться, прежде чем уехать совсем далеко. Автобус делал поворот, и показалось: место вокруг деревенской церкви, окружающее ее пространство было круглым, словно невидимый купол прикрывал его. Он тогда посмотрел на лица людей: они были будничные, усталые. Сойдя с автобуса на следующей остановке по требованию, Влас зашагал по дороге, переводя стесненное дыхание. Не удержавшись, оглянулся, увидел простую, но щемящую душу панораму – синее небо довлело над всем видимым простором, земля показалась плоским наклоненным блюдом с нарисованным слева леском и справа лугом с пасущимся коровьим стадом. Он свернул с дороги в лес. Заросли берез и осинника вперемешку с кустами орешника давали тень, в которой кожа отдыхала от палящих лучей солнца; трава, выросшая до щиколоток, была мягкой и ярко-зеленой. Он упал на землю, стараясь не дать выплеснуться влаге из глаз, потом перевернулся на спину и долго смотрел в крону березы, врезавшуюся в синеву неба. Север давал себя знать. Там он пережил и личную драму, это было расставание с той женщиной, которую любил. Одна из многих, таких полно, как листьев на дереве, сказал он себе.