– Значит, слушай меня внимательно, – сказал, садясь, Баранов. – Необходимо сделать еще один шаг. Причем желательно, чтоб прямо завтра. Можешь организовать? Но только без кровопролития.
– Что, муляж требуется? А для кого?
– Не муляж, а все по-настоящему. Но чтоб я мог обнаружить и… сообщить куда надо, понял?
– А как же?.. – еще не сообразил Додик.
– А это пусть думает тот, кто поставит.
– И что, завтра?!
– Лучше сегодня. Если успеете, – усмехнулся Баранов.
– Бабки при тебе?
– А ты сколько запросишь? Учти, твой кайф дорогой! – Баранов просто не мог не поторговаться.
Додик уставился в потолок, повертел пальцами, прикидывая, потом сказал:
– За сложность, думаю… Тридцатник давай.
– Ты не ошалел?
– А ты чего хочешь? И рыбку съесть, и…
– Договорились, – перебил его Баранов, чтобы избавить свой слух от развязности своего ночного гостя.
Он поднялся, достал из сейфа три пачки долларов и швырнул их на стол перед Додиком.
– Слушай, мастер, а как я узнаю?
– Будешь смотреть внимательно. И дверь входную на себя не дергай.
– Только чтоб без ошибок!
– Да не боись ты! Ключи мне твои не нужны, он сам откроет, чтоб нужный след оставить. Давай сюда кайф, я погреб.
Доктор придвинул ему ампулы, гость спрятал их в глубокий карман пальто, бодро поднялся и, сделав ручкой, пошел вон. Баранов за ним, чтобы запереть дверь. Вот теперь уже – он знал это точно – домой к себе ему ехать совсем ни к чему. И девочка, оказывается, пригодилась – как раз вовремя.
5
Как там ни объясняй, что ни говори, а к дверям своей квартиры он подходил осторожно и с определенным душевным волнением.
По странной случайности, доктор Баранов проживал в старой двухкомнатной квартире на Саввинской набережной. Это на другой стороне Москвы-реки и примерно наискосок от того дома, где несколько дней назад прогремел взрыв, унеся жизнь неплохой, в общем, женщины, вся вина которой заключалась лишь в том, что занимаемая ею должность вошла в противоречие с интересами другого человека.
И вот сейчас этот сорокалетний человек – с красивым, но утомленным от фактически бессонной ночи лицом, высокий и стройный, припарковав во дворе свои синие «Жигули»-«семерку», с кейсом в руках осторожно, внимательно глядя себе под ноги, поднимался по лестнице на второй этаж.
Никаких консьержек в этом старом четырехэтажном доме не было, как и лифта, а кодовый замок открывался последовательным нажатием на три кнопки, вытертые до блеска среди темных остальных постоянными прикосновениями многих пальцев самих же жильцов.
Тусклая лампочка освещала лестничную площадку с четырьмя выходящими на нее дверьми. Три были нормальные, в смысле обычные деревянные, обитые коричневым дерматином. Его собственная – железная, покрытая черным лаком и с глазком посредине. Вот ее и стал внимательно осматривать Вячеслав Сергеевич Баранов.
При этом он подумал с некоторым даже душевным облегчением, что, наверное, они просто еще не успели. Все вокруг было чисто, и никаких следов взлома двери не наблюдалось. Или что-то все-таки было? Да, что-то, назовем это интуицией, подсказывало доктору, что с дверью не все ладно. Он опустился на корточки, пригляделся и увидел наконец, что от нижнего угла металлической двери внутрь квартиры уходит не то проводок, не то проволочка какая-то.
И ведь знал же, а все равно спину вдруг окатило ледяной волной. Но следом явилась холодная и расчетливая мысль.
Вячеслав Сергеевич ринулся звонить во все соседские двери. Стали выглядывать полусонные жильцы – времени только седьмой час! – спрашивая, что случилось? Но растерянный и бледный как полотно, доктор Баранов лишь размахивал руками и пытался что-то объяснить. Причем стоял напротив своей железной двери и никого не подпускал к ней близко. Наконец народ понял причину суматохи.
Кто-то присел и, ничего не трогая, сумел-таки тоже разглядеть почти неприметную проволочку внизу двери. Другой кинулся тут же звонить в милицию. Через полчаса прибыл милицейский дежурный наряд. Тоже по очереди приседали возле двери, рассматривали, а потом, оставив одного на страже, двое других укатили в отделение – за помощью.
Еще через какое-то время прибыли эксперты, тоже осмотрели находку, посовещались и принялись звонить, вызывая экспертов из ФСБ. Дело оказалось серьезным, гораздо серьезнее, чем народ предполагал.
И пока уже среди районного начальства обсуждался этот вопрос, всех жильцов дома спешно эвакуировали. И те кто в чем толпились у парапета набережной, с «волнительным интересом» разглядывая, как их дом оцепляют со всех сторон полосатыми лентами, а невесть откуда появившиеся регулировщики стали заворачивать все машины, следующие по набережной, в объезд.
Только во второй половине дня специалисты-взрывотехники сумели обезвредить довольно-таки мощный заряд, хитроумно заложенный изнутри возле двери на четвертом этаже. Очень сложная оказалась работа. Никак невозможно было подобраться к бомбе с установленным взрывателем натяжного действия. Пришлось подгонять машину с люлькой и вскрывать окна квартиры и, лишь проникнув таким образом в помещение, обезвредить взрывное устройство.
Разумеется, ни о какой встрече с полковником Огородниковым в Текстильщиках доктор Баранов не мог и думать. Да он даже и не вспомнил об этой встрече, пока не позвонил сам полковник и не поинтересовался, что случилось. Вот тут, срываясь на отчаянный крик, почти на истерику, сумел наконец объяснить ему Вячеслав Сергеевич, что произошло.
Но Огородников, выслушав, спокойно, даже с оттенком насмешки, спросил:
– Ну и чем закончилось? Обезвредили?
– Слава богу! – в экстазе воскликнул Баранов.
– Было б о чем говорить… Ладно, чувствую, вам сейчас не до серьезных дел, давайте перенесем встречу на завтра, на то же время. Но уж постарайтесь, чтоб снова не нашлась подобная дурацкая причина. Это может вызвать у сведущих людей подозрение. А кто занимается вашим делом, в курсе?
– Приезжал Валентин Арнольдович Кучкин, кажется, он начальник следственного отдела межрайонной прокуратуры, ну и… из милиции были тоже. И из госбезопасности.
– Знаю его, хорошо, расспрошу при случае… Вот видите, сколько вы шуму наделали, доктор? Но вы там сами-то не особо светитесь, – усмехнулся Огородников и добавил совсем некстати: – Вы нам понадобитесь живым.
«Ну и шуточки у них», – холодно подумал Баранов и отключил свой мобильник.
И только после этого сообразил, что Огородников звонил ему по мобильной связи, а не по городскому телефону. А номеров-то своих он полковнику, между прочим, не давал! Но игру свою предпочел продолжить. И когда следователь – молодой парнишка из прокуратуры – стал задавать ему массу вопросов – что, почему, откуда известно да как ему удалось обнаружить? – Вячеслав Сергеевич уже четко придерживался выбранной линии, якобы избавившись от истерики и обнаружив тем самым твердость характера и силу воли.
Да, он в последнее время постоянно чувствовал за собой что-то вроде слежки… Нет, он не знает, кого подозревать… Но он очень близко к сердцу воспринял гибель Татьяны Васильевны Артемовой, фактически соседки, во-он из того дома, что напротив, которая была его коллегой по профессии и отчасти даже начальством. Как главврач ведущей больницы, она курировала, естественно, и деятельность неврологического диспансера, которым он руководит… Да, в последнее время у него появились опасения и за свою жизнь… Кем могут быть эти люди? Да кем угодно! Наркобаронами… барыгами… просто озверевшими наркоманами… К сожалению, такая публика – имелись в виду пьяницы, наркоманы, всякого рода бомжи – является, вольно или невольно, главными клиентами врачей-наркологов. Точнее, пациентами. И от этого никуда не уйдешь. И народ этот чрезвычайно мстительный и нелогичный. Поэтому причиной для совершения самого кровавого преступления для них может стать все что угодно, вплоть до косого взгляда со стороны…
Не стоит также забывать и то важное обстоятельство, что пост, к примеру, главного нарколога, кое-кому может представляться весьма хлебным. Увы, это распространенная ошибка людей, не представляющих, чем в повседневной жизни занимаются невропатологи, психиатры, наркологи. И за такой пост вполне может развернуться между несведущими, но жадными до легкой прибыли людьми жестокая борьба. Вот это уже будет ближе к реальности.