– И кого вы подозреваете? – быстро спросил Кучкин.

«Ишь ты, какой быстрый! – подумал Баранов. – Я бы тоже хотел это знать…» Но ответил раздумчиво:

– В нашем округе есть еще парочка невропатологов уровня Татьяны Васильевны. Но один уже стар для ответственных должностей – это Ампилогов. А другой… Что ж, вполне возможно… Это Рассельский. Он большой умница, да. И это… энергичный, хваткий молодой человек, без принципов. Так что вполне…

Эдька Рассельский был абсолютное ничто, полнейший дурак, но с великим гонором и самомнением. Вот и пусть теперь следаки за ним побегают!.. «Все равно им делать нечего», – добавил Вячеслав Сергеевич про себя злорадно.

– А больше никого не подозреваете среди тех, кому вы могли бы перебежать, как говорится, дорожку?

– Да я и названных ни в чем не подозреваю! – искренне возмутился Баранов. – Не знаю, право! Либо вы меня неверно поняли?

– Не волнуйтесь, – нахмурился Кучкин, – я правильно вас понял…

Но по его взгляду, который он машинально отводил в сторону, Баранов видел, что прав – ни черта тот не понял, а только окончательно теперь запутался. Значит, и дело сделано верно.

– Мы, конечно, постараемся проработать различные версии, в том числе и те, которые подсказали вы, господин Баранов, но я прошу вас со всей ответственностью постараться припомнить всех своих, а также, вероятно, и Татьяны Васильевны пациентов с каким-то, на ваш профессиональный взгляд, ненормальным поведением. Или с неадекватной реакцией. Это очень важно для расследования… Ну что ж, больше задерживать вас не считаю нужным, но в следующий раз давайте договоримся сразу – никакие отговорки относительно вашей явки в наше учреждение приниматься во внимание не будут.

И он важно поднялся во весь свой высокий рост и протянул руку – со значением, следовало понимать…

Но моральные мытарства Вячеслава Сергеевича на этом не закончились.

Подъехав к своему «пункту», как он называл частенько наркологический диспансер, и заруливая на стоянку, он увидел рядом знакомый «ауди» Додика. А через секунду тот и сам опустил боковое стекло и взглянул на свежего и краснощекого доктора каким-то тоскливым, собачьим взглядом. А его обычная сероватая кожа лица сейчас отсвечивала в синеву. Мгновенная мысль подсказала, что все произошло скорее, чем предполагал Баранов. Сильный наркотик, который доктор вколол три дня назад любителю легкого «кайфа» Давиду Гринцману, сделал свое черное дело. Две переданные ампулы тоже ушли в дело, и Вячеслав Сергеевич увидел, что Додик, от которого он хотел, не ставя даже перед собой конкретной и быстро решаемой задачи, избавиться, сам уже выбрал свой последний путь.

– У тебя что-то случилось? – встревоженным голосом спросил доктор.

– Я такой жуткой ломки сто лет не испытывал, Славка, – почти просипел тот сдавленным голосом. – Что ты мне дал, падла? Я тебе вчера весь вечер звонил! Сегодня…

– Да милиция таскает на допросы! – обозлился Баранов. – Зря ты это все затеял!

– Я-а-а?! Ах ты гад ползучий! – Додик задергался в машине, пытаясь распахнуть дверь. Слюна брызгала у него изо рта.

Доктор выскочил наружу, помог открыть Додику дверь, но не выпустил его наружу:

– Сиди! Сейчас чего-нибудь придумаем. Я помогу тебе купировать абстиненцию. Только не дергайся. Ты когда кололся в последний раз?

– Вчера, – прохрипел тот.

– Сиди, я сейчас приду. Дверцу только закрой и никуда не выходи. Я сейчас…

«Разумеется, у врача очень жестокая профессия, – как-то посторонне размышлял доктор, взбегая в офис по ступенькам. – На то, чтобы жалеть пациента, просто не хватает времени и собственных душевных сил… Опять же и условия часто складываются настолько жестко, что жестче, как говорится, некуда… Вот как сейчас! И тут уже не до жалости. Просто приходится, ты вынужден делать так, чтобы выиграть время… Вот она какая штука – это время! И зачем он сменил имя Давид на Дмитрия? Какая разница, кем помирать? Все равно будут вспоминать Додика… Черт возьми, какая-то собачья кличка…»

Махнув только рукой на вопросительный взгляд Варвары, доктор быстро прошел в свой кабинет, открыл сейф и наполнил шприц двойной дозой того же самого тяжелого наркотика, который так быстро подействовал на его пациента. Бедняга Додик даже и не подозревал, что колол себе высококачественный героин. И ломка от него не идет ни в какое сравнение с теми последствиями от приема легких наркотиков, к которым он иногда прибегал, ради получения «простого человеческого кайфа».

А теперь доктор Баранов отлично знал, что делал. Наркотик подействует. Снимет состояние абстиненции. А затем? А потом, что называется, уж куда судьба-злодейка повернет…

Додик нетерпеливо ждал. Баранов сел к нему и сказал:

– Давай отъезжай подальше, чтоб нас тут не видели.

Додик послушно отъехал и свернул за угол.

– Ну закатывай рукав… Сейчас я тебе сделаю укол, быстро полегчает, и сразу же, никуда не заезжая, кати домой. Сегодня отлежишься еще немного, а завтра, по пути на работу, я заскочу к тебе на «Семеновскую» и привезу еще одну дозу. Последнюю, надеюсь. Я все-таки отучу тебя, сукин сын, от наркотиков! – уже со смехом воскликнул он, вводя иглу без всякой стерилизации в проступившую на внутреннем сгибе локтя вену…

Он посидел в машине еще несколько минут, пока у Додика не прояснился взгляд и не порозовело слегка лицо. Сказал на дорожку:

– Сильно не гони, а то я тебя знаю! – и даже погрозил шутливо пальцем.

Затем он вышел из машины и с облегчением захлопнул дверцу. «Ауди» рванул и, быстро набирая скорость, исчез в переплетении переулков.

Поздно вечером, уже за полночь, Вячеслав Сергеевич, сидя у накрытого стола, смотрел телевизор – очередной выпуск программы «Вести. Дежурная часть». В восьмичасовых «Вестях» интересующих его «новостей» не было. Однако новое сообщение привлекло внимание.

Речь, как всегда, зашла об автомобильных авариях на городских улицах.

– В районе шестнадцати часов на Золоторожской набережной Яузы, на большой скорости пробив радиатором чугунную решетку ограждения, перевернулась и упала в воду автомашина марки «Ауди»…

«Где ж это? – немедленно прикинул Баранов и вспомнил, что где-то недалеко от Курского вокзала. – Ну правильно, это его, Додика, дорога домой.

– …Водитель не сумел покинуть быстро тонущую машину. Прибывшие вскоре сотрудники милиции и спасательной службы Министерства по чрезвычайным ситуациям сумели поднять перевернутый автомобиль. Водитель, молодой человек по фамилии Грицман – это удалось выяснить из найденных у погибшего документов – оказался в салоне один. Врачебная экспертиза показала, что он не принимал алкоголя, а, возможно, просто заснул за рулем. Не исключено, что и под действием наркотика, на это указывают следы многочисленных уколов на его вене. Из показаний случайного свидетеля происшествия ясно пока одно: перед «смертельным прыжком» в воду автомобиль вел себя на дороге так, словно внезапно потерял управление…

– Ну вот и все… мир праху твоему, Додик, – прочувствованно сказал вслух Вячеслав Сергеевич, налил полную рюмку коньяку, поднялся и единым махом осушил до дна.

И почувствовал, как на душе потеплело, словно он бескорыстно сделал большое доброе дело.

Доктор медицинских наук Василий Наумович Ампилогов, как выяснил старший советник юстиции Кучкин, которому межрайонный прокурор поручил лично разобраться во всех событиях последних дней, связанных со взрывами в жилищах врачей-наркологов, в настоящее время находился на пенсии.

«Странно, – подумал Валентин Арнольдович, – этому-то сушеному грибу зачем было нужно устраивать фейерверки на лестничных площадках? Как-то все это выглядит нереально. Определенно притянуто за уши», – решил он уже с раздражением, но по привычке не оставлять без тщательной проверки ни одного факта.

Оказывается, Эдуарда Григорьевича, лечащего врача той самой клиники, которой руководила погибшая Артемова, он уже видел, но лично знаком не был. Кучкин в тот день, когда было совершено убийство, запомнил почему-то этого рыжеволосого молодого человека в квартире Алексеевых-Артемовых. Он был в белом халате и делал успокоительный укол Георгию Витальевичу, который то взрывался истерикой, то беспомощно затихал и только плакал – тягостное зрелище видеть нормального, здорового и полного сил мужчину в таком состоянии.