Лестница оказалась узкой и грубой, отчего я несколько раз едва не подвернула ноги. Ах да, я же не сказала, что на ноги мне надели самую адовую обувь на свете! Опишу это убожество я позже, но вы должны просто поверить мне на слово: это сложно вообще назвать обувью! Правильнее было бы назвать «инструмент пыток», но я попридержу это слово, ибо боюсь представить, что же такое может быть тогда в Скотланд-Ярде (если он здесь существует как тюрьма, конечно же). Факелы, что редко встречались у нас на пути, несли скорее зловещий вид, чем пользу и никак не помогали моему передвижению.

И вот, наконец-то, мы оказались в большом зале с широкими окнами, из которых лился природный свет и озарял все вокруг.

Всюду так же были каменные стены, скудная мебель, представляющая собой лишь диван и пару кресел со столиками, несколько шкафов, картин и драпированных тяжелой тканью окон.

Я поспешила сесть в одно из кресел, когда меня окликнула Уинн.

– Зеркало в другом зале, в гостиной.

К этому моменту я и забыла, что хотела увидеть себя воочию, ибо тяжесть одежды и неудобной обуви утомили мое тело за считанные минуты. Я боялась представить себе, что мне нужно будет в этом ходить до позднего вечера. Пристрелиться!

Мы вошли в гостиную, в которой на все внутренне пространство разместился огромный стол, сервированный на две персоны. По краям зала были расставлены мягкие стулья, вазы на столиках и шкаф с посудой. И вот оно! Зеркало.

Оно весело на стене, немного приспущено вниз сверху, отчего казалась, что она смотрит на меня свысока. По сравнению с тем маленьким зеркальцем у меня в спальне, это было выполнено более искусными мастерами, и оно выдавало все изъяны, такие как отсутствие косметики на лице и небрежность прически.

Я услышала быстрые шаги за спиной и как раз успела обернуться, когда в комнату вошел престарелый мужчина внешне, но не в походке, ибо держался он вышколено, по-военному и гордо, словно все его окружение ему не ровня.

Припоминая этикет, я скорее всего должна была поздороваться с ним первой, но вот проклятье, я не знала, как к нему обращаться, поэтому просто присела в реверансе.

– Ален, – кивнул он явно довольный моим жестом и сел во главе стола.

Я же поспешила (на самом деле ползла как гусеница) к сервированному для меня месту.

Молчание затягивалось. Мистер де Лакруа как ни в чем не бывало завтракал, читая газету, что принес с собой. Что ж, радует, что и в этом мире есть место для публицистики.

Не зная, куда девать глаза, я пыталась хоть что-то прочесть между строк, но едва я только улавливала мысль предложения, как мужчина тряс бумагу, либо перелистывал, чем начал раздражать меня.

– Итак, Ален, – наконец-то отложил он газету, – как тебе в имении матушки?

– Нормально, – ответила я, отправляя большой кусок пирога в рот. Что-что, а Мод стоило похвалить за десерт! Прям таял во рту. Ей бы булочную открыть у нас в канцелярии, а то там так себе готовили.

– Хм, – предположу, что не такого ответа ожидал от меня отец. – Думаю, ты хотела узнать вести о пастухе? – приподнял он бровь.

Уверена, тем самым он хотел подкинуть удочку и ввести в дисбаланс мои чувства, но ха! Не на ту напал, мне по сути было все равно на парня.

– Ах да, Уильям. Ну и как он?

Я еще не успела понять, как мне лучше вести себя: как Ален в прошлом или все же как я есть, поэтому ответы мои звучали, как игра плохого актера. Но к этому я была готова. Чего не дано, того не дано, простите уж.

– Хм, – вновь ответил герцог, разочаровываясь в каждом моем жесте и слове теперь. – Он жив, как я тебе и обещал.

– Я рада за него, – отпивая чай, ответила я, искренне надеясь, что мой предок мне не врет. Лживого типа он мне не напоминал, но, с другой стороны, меня достаточно легко провел Казимир, поэтому полагаться на первый взгляд не стоило.

– Так ты согласна на условия нашей сделки? – склонился слегка он ко мне, чем самым дав рассмотреть некоторые детали его внешнего вида получше. Так я обратила внимание, что кружевная рубашка на его шее пожелтела, пуговицы отслоились и даже местами проржавели, а из его рта плохо пахло. Зубные пасты навряд ли изобрели в этих краях, но я это исправлю тоже (да здесь просто кладезь работы по усовершенствованию куда не глядь!)

– Напомни еще раз, пожалуйста, – медленно попросила я. А вдруг Уинн не все детали мне рассказала, в конце концов она всего лишь служанка.

Лорд наградил меня суровым взглядом. Если Ален была игривой особой, то скорее всего он предположил бы, что я над ним издеваюсь или разыгрываю.

– Что ж, – серьезно обратился отец ко мне, будто к дипломату, – ты сказала, что выйдешь замуж за сына графа Эдмунда Теодора, Николаса, а я пообещал, что голова пастуха останется на его шее.

– Он на свободе?

– Кто?

– Пастух. Уильям.

– Это не твое дело! – прикрикнул мужчина. – Я обещал ему жизнь, я выполнил часть сделки. Если, конечно, ты не собираешься разорвать наше соглашение.

Какой-то несдержанный папаша, честное слово. Не удивлюсь, если он пропил все наше состояние из-за того, что ввязался в карточные долги. Ну как прям муж моей родной тетушки Розмарин, которой теперь надо работать на судах по отлову рыб, чтоб закрывать долги горе-мужа.

– У меня есть условие, – выбирая, чтобы еще вкусненького поесть, сказала я, боясь даже взглянуть на эдакого диктатора.

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия, Ален, – прогремел его голос на всю столовую, чем спугнул меня. Я терпеть не могу, когда на меня орут. Если раньше в силу своего бунтарства, я кричала в ответ, то сейчас я научилась контролировать свой гнев.

– Я хочу познакомиться с Николасом Теодором. И быть уверенной, что он не конченный тип, – не обращая внимание на суровость отца, я по-деловому перешла в наступление. – Вы же не хотите, чтобы они разорвали меня на части, не оставив вам наследников, или того хуже, отослав меня домой, и не отдав вам ни пенни.

– А если он… конченный тип? – сузил глаза герцог де Лакруа.

– Тогда можете лишить головы пастуха, ибо я не выйду замуж.

Сделка была рискованной, но на тот момент логичной. Я не знала Уильяма, и поэтому как бы жаль не было парня, я не могла ради его никчемной жизни терпеть тиранию от каких-то там волчар. Да и он сам виноват: вот на черта он закрутил шашни с дочерью герцога, знал ведь, чем рискует. Да и потом, учитывая, как я считывала людей, думаю, лорд де Лакруа никогда не даст ему привольной счастливой жизни. Скорее всего он где-то доживет свои дни в темнице или на каторжных работах.

Отец засмеялся. Надо же, этот как щепка или струна в скрипке Гарибальди натянутый старый хрыч еще умеет смеяться! Вот так чудеса!

– Не знаю, что произошло за эти дни с тобой, дитя, но такой ты мне нравишься куда больше, – как комплимент высказался герцог.

С этими словами он встал из-за стола и направился к двери.

– Я постараюсь утроить вам встречу, – его голос вернулся к прежней манере высокомерия. – Жди от меня письма, а пока продолжай тосковать по дому в этой берлоге.

Какое счастье, что в этом он ошибался. Тосковать в одиночестве в настоящем мини-замке я не собиралась!

Глава 3

Едва мой родной предок ускакал на вороном коне, я пришла к выводу, что он живет не так далеко. Я бы не стала лишь из-за одного завтрака наведываться в дальнюю глушь. И решила, что в ближайшее время найду в себе решимость сесть за жеребца (если бы он у меня еще был, как выяснилось после: меня лишили здесь роскоши передвижения) или кого мне здесь предложат и навестить уже свое родное имение, узнать, что по чем, как говориться.

А пока, я решила осмотреть то, что осталось мне по наследству от матушки, кем бы она не была. Но вот ведь беда, я в этом наряде двигалась как сломанная кукла, едва передвигая ногами.

В какой-то мере мне нравился этот женственный необычный для моего времени сценический образ, но жить в «этом» было бы адовыми муками. Здесь две основные проблемы: тяжесть одеяния – хотя скорее всего зимой я была бы рада тому, как оно меня согревало от ветра, и второе – двойной корсет, который не давал мне не только нормально питаться (завтрак тяжело уходил в желудок, будто я съела кабана вместо нескольких десертов), но еще и дышать было нереально сложно. Представьте, что вы пробежали марафон, так вот – я будто уже час находилась на этой дистанции.