Девушка сняла с головы цилиндр и по плечам разметались убранные под него кудрявые каштановые волосы. Она поискала в карманах прорезиненного тёмно-коричневого халата заколку и кое-как заколола их сзади. Цилиндр в этом плане был эффективнее, но носить эту увесистую подставку под различные полезности в работе мастера было сложновато и попросту тяжело. Мирта ни разу об этом не говорила Десмиру, хотя периодически мучилась болями в шее.

Заглянув под накрывавшую стол огнеупорную ткань, девушка закатила глаза и вздохнула. Убирать придётся долго, но ей не привыкать. Время за уборкой летело быстро. Она вздрогнула от неожиданности, когда над ухом раздался недоумевающий голос Десмира:

– Милая моя Мирта, я же просил тебя так не утруждаться много раз. Это лабораторный стол, он никогда не будет стерильно чист, да это и не требуется.

– Я стараюсь выполнять свою работу достаточно хорошо, – смутилась девушка, краснея, – Это было… из Пранерестона? Дополнительно нужно обрабатывать?

– Нет, иди отдыхай. Я справлюсь сам, – он дружелюбно улыбнулся ей и в его аметистовых глазах блеснул хитрый огонёк.

– Ладно, – Мирта поджала губы и сняла лабораторные перчатки, тихо вздохнув и одарив его взглядом, который Десмир воспринял как осуждающий.

Ничего удивительного, девушка была наблюдательной, всегда всё замечала и его вид сейчас о многом ей говорил. Обычно растрёпанные, сейчас бронзовые волосы учёного были аккуратно уложены назад. У него часто не хватало времени на визит к парикмахеру, поэтому бывало, что они отрастали вплоть до плечей, пока не начинали его раздражать при работе больше, чем потеря времени на стрижку. Вместо заношенного, заляпанного маслом и прожжённого лабораторного халата, на нём была надета чистая белая рубашка с закатанными по локоть рукавами, а поверх неё – выглаженная, орехового цвета жилетка с золотистыми оторочками. Свои тяжёлые простые часы на руке он сменил на более изысканные и дорогие, определённо являющиеся чьим-то подарком. В довершении, «проветриваясь» Десмир избавился от многодневной щетины, выглядя на пару лет моложе своего возраста. Всё это говорило Мирте об одном – сегодня непременно придёт она.

Госпожа Истанамария Мейер являлась единственным меценатом, спонсирующим исследования мастера, хотя Мирта подозревала, что напыщенная дочурка мэра Киерши и представления не имеет, чем именно занимается учёный. Однако, деньги на дорогостоящее оборудование находились почти всегда, чего бы не захотелось душе Десмира, стоило только запросить.

Истанамария, как и подобало девушке из высшего света, делала вид, что интересуется наукой и просвещением, но на деле Мирта сильно сомневалась, что она паровой котел от печи отличит, не говоря ещё о чём-то. Вот только это мало кого интересовало, в том числе и мастера. Обладая статусом и какой-то неестественной красотой, словно она не торирис вовсе, а фарфоровая кукла, Истанамария была всеобщей любимицей, законодательницей мод, а иногда даже целых социальных порядков. Так, к примеру, раньше внебрачные дети вызывали осуждение в обществе их матерей, но стоило шесть лет назад забеременеть госпоже Мейер, совершенно неизвестно от кого, как к этому кардинально изменилось отношение в обществе. Её отец уже утратил к тому моменту всяческие надежды выдать замуж строптивую дочурку, а тем более – иметь внуков, поэтому за время беременности в прессе и общественности развернули масштабную войну с «застарелыми» устоями. К рождению дочери Истанамарии, названной Лиестой, никто не посмел порицать её мать. Немного зная эту дамочку, Мирта считала, что дело не только в изменении взглядов общественности… Истанамария вполне была способна перегрызть глотку любому, кто посмел бы задавать лишние вопросы и, вытерев кровь с губ кружевным платочком, снова улыбаться окружающим и быть любимицей публики.

– Не смотри на меня так, – холодно сказал Мирте Десмир, пылая отчаянно скрываемым негодованием, – Я был бы рад заниматься только наукой и ничем больше, но деньги не берутся из воздуха. Нам всегда нужно новое оборудование, расходники, да и твоё жалованье тоже оплачивает Истанамария. Если мы лишимся финансирования – мы лишимся всего. Какому-то другому меценату нам даже показать нечего – мои наработки вряд ли кто-то поймёт. Да и… ты сама знаешь, как я мастерски умею располагать к себе людей… – последнее было явной иронией, и учёный нахмурился.

– Я всё понимаю. Мы уже это обсуждали с тобой, – Мирта вздохнула, – Ты не должен передо мной оправдываться. Меня скорее расстраивает, что тебе приходится заниматься чем-то ещё, кроме своих исследований. Удачи. И – спокойной ночи.

– Спасибо, и тебе, – Десмир проводил её рассеянным взглядом, надевая на руки перчатки и склоняясь над работой.

Затронутая ими тема была очень болезненна для учёного. Его коллеги не воспринимали Десмира всерьёз, считая исследователя не более, чем юным амбициозным выскочкой. Факт финансовой поддержки именно дочерью мэра, купающейся в мужском внимании и от науки очень далёкой, только усугублял насмешливые слухи за спиной. Десмир старался их не замечать, как и осуждающие взгляды в его окружении, но получалось это плохо. Вновь отвлекшись от работы на клокочущую внутри злость, он снова сжёг кропотливо собираемый им образец и накрыл его огнеупорной тканью, грязно выругавшись и импульсивно швырнув на стол перчатки.

– Ну и вонь, – услышал учёный мелодичный женский голос у себя за спиной и обернулся, виновато улыбаясь. Истанамария морщила аккуратный ровный нос, вальяжно направляясь к нему, – Ты в эту свою лабораторию скоро врастёшь и пустишь здесь корни, как старый дуб. Дес, ты вообще выходишь отсюда? Пранерестон не считается.

– Увы, выхожу, – пробормотал он, приветственно целуя её руку, – Преподавательскую повинность в Университете никто не отменял. Признаю, ты была права – я только тратил время в аспирантуре. Теперь ещё и этих болванов должен учить тому, что сам считаю старческим бредом древних якобы мудрецов, – Десмир фыркнул, – Почему никто не ставит уже имеющиеся знания под сомнения? Как будто это аксиомы, на которых держится мир.

– Потому что это аксиомы, на которых держится власть, – грустно улыбнулась госпожа Мейер, сверкнув прятавшимися в глазах голубыми льдинками, – Не важно, в какой сфере, власть везде и всегда первостепенна и… ослепительна для тех, кто ей обладает. Уж поверь мне, я это вижу чаще, чем кто-либо в этом городе. Пойдём вниз, тут невыносимо находиться.

Она вновь поморщилась и, не дожидаясь согласия учёного, развернулась и чинно направилась к выходу, огибая всюду расставленное оборудование. Десмир поспешил за ней, у порога подставив даме локоть – винтовая лестница на первый этаж здания, где располагалась его лаборатория, была старой и весьма коварной для спускающегося. Ко всему прочему, Истанамария всегда одевалась в соответствии с её статусом, что подразумевало довольно дорогие, пышные, объёмные платья и непременно сапоги или туфли на каблуке. Сегодня девушка была одета скромно для себя, но всё равно юбка её тёмно-синего платья волочилась по ступеням, норовя попасть под ноги или зацепиться за что-нибудь.

На первом этаже располагался миниатюрный холл с парой потёртых старых диванов, от одного вида которых гостью начинало мутить, но растрачиваться на подобные мелочи Десмир ей не разрешал. К тому же, холл был общим для принадлежащей учёному лаборатории и припортового склада, расположенного на первом этаже под ней, так что новые диваны, с большой долей вероятности, могли исчезнуть в неизвестном направлении в тот же день. Подобное соседство Десмира расстраивало, но позволить себе другое место он попросту не мог: просить у своего милейшего мецената дополнительной финансовой поддержки ему не позволяла гордость. Пару раз учёный был близок переступить и через неё, когда со склада прибегали крысы и сгрызали провода, а то и вовсе повреждали редкое и ценное оборудование, но и здесь он сдержался, потратив несколько дней на создание сильнейшего крысиного яда. Мерзкие грызуны быстро смекнули, что второй этаж их обиталища опасен даже по запаху, и беспокоить проклятое место перестали.