Елена Васильевна. Алайз.

– А ну брысь, окаянные! – старушка с яростью замахнулась своим старым, сальным полотенцем, нацелив его на трёх наглых котов, что беспардонно развалились на подоконнике. – Пшли вон! Кому говорю! Оглоеды проклятые! Ни стыда, ни совести у вас, бесстыжие твари! Только и знаете, что вокруг носитесь да всё под себя гребёте! – продолжала она гневно ворчать, стараясь изгнать хвостатых нахлебников. Коты же, казалось, и не думали уходить: хитрые глаза их блестели в ответ, а хвосты величаво топорщились, будто насмешка над всеми усилиями старухи.

Лениво, будто с неохотой, словно делая великое одолжение, коты неспешно спрыгнули с подоконника. Их мягкие лапы едва слышно коснулись пола, после чего они бесшумно скрылись за обшарпанной дверью, ведущей на старую кухню. Продолжая бубнить что-то себе под нос, Елена Васильевна недовольно оглядела комнату. Сгорбившись от привычной усталости, она вытерла сухими натруженными руками крошки со стола. Разложив на облезлой скатерти документы на оплату квартиры, мелочь и скомканные деньги в целлофановом мешочке, лупу и прочие необходимые атрибуты, Елена Васильевна села за свой ежемесячный ритуал. Это было для неё особое время, когда она находила некое удовлетворение и успокоение в разборе бумаг. В этот момент она могла в полной мере отдать волю своим мыслям, приговаривая и проклиная всех тех, кто приносил ей неудобства. Слюнявя пальцы, она тщательно перебирала бумаги, в гневе и раздражении сквернословя в адрес чиновников, которые устанавливают баснословные тарифы за электроэнергию и газ. Её негодование не знало границ, особенно когда речь шла о кобылах кассиршах работавших в управляющей компании, которые всегда казались ей особенно медлительными и небрежными, и намеренно обсчитывали её на пару-тройку рублей. И всех тех власть имущих проституток, которых она считала главными виновниками грязи, мусора и беспредела в городе. В её глазах они были виновны в том, что каждую ночь под её окном горланили песни пьяные ханыги и их наглые, размалеванные мандавошки. Это все превращало жизнь Елены Васильевны в настоящий ад.

– Будь вы прокляты! – взорвалась старуха, с силой плюнув на груду квитанций, которые она только что по нескольку раз пересчитывала. Густая слюна растеклась по бумаге, оставляя неприятные следы. Без всякой тени стыда или сожаления, она с яростью принялась вытирать свою враждебную метку с намокших листов, переминая их под пальцами, стараясь устранить следы своей агрессии.

Когда наконец она закончила с подсчетами, старуха, вздохнув с облегчением, разложила деньги в аккуратные кучки. Каждая купюра была уложена ровно и аккуратно, так, чтобы не было никаких сомнений в её точности. Удовлетворенная проделанной работой, Елена Васильевна уже в воображении разыгрывала сцену завтрашнего дня: как она ворвётся в бухгалтерию, требуя объяснений у этой "кобылы-кассирши", которая допустила ошибку. Она пообещала себе, что на этот раз не оставит их попытки обмануть её, старую и больную женщину, безнаказанными. Она сама добилась правды, всё сверила с показаниями счетчиков и убедилась, что её расчёты верны. Все эти махинаторы, по её мнению, снова пытались её обмануть. С раздражением, присущее только настоящим скандалистам, старуха шаркала своими изношенными тапочками по скользкому полу к плите. Там, с характерным металлическим звоном, она поставила чайник на газ, включая огонь с раздражением, словно этот простейший бытовой процесс мог хоть как-то облегчить её внутреннее напряжение. Старуха, бормоча под нос ругательства, наблюдала, как чайник начинает медленно разогреваться, надеясь, что этот горячий напиток хоть немного снимет её гнев и стресс от предстоящих баталий.

***

Когда-то давно Елена Васильевна была прелестной молодой девушкой, с озорным взглядом и живым нравом. Её каштановые кудри волнами ниспадали на плечи, а маленькая родинка на переносице придавала её лицу особую изюминку. Она была обожаемая друзьями за свой жизнелюбивый характер и умение развеселить любую компанию. Каждую свободную минуту она проводила в шумных компаниях, наслаждаясь общением и смехом. Вечерами на набережной, под светом луны, она любила танцевать, чувствуя лёгкий ветерок на коже и завораживающий ритм музыки. По пятницам она не упускала возможности посетить тир, где с азартом и мастерством стреляла по мишеням. Когда Елене исполнилось девятнадцать, она приняла решение выйти замуж за Игоря, бывшего одноклассника, который был старше её на год. Этот шаг был продиктован не глубокими чувствами или искренней симпатией, а скорее стремлением уйти из родительского дома и обрести независимость. Свадьба была для неё неким актом бегства, символом свободы, которую она так жаждала, но её будущее теперь было связано с человеком, который стал спутником её жизни по случайности, а не по любви. Игорь только-только вернулся из армии, и в тот день, когда они встретились, он случайно увидел Лену во дворе дома своего брата. Взгляд Игоря был полон удивления: Лена кардинально, за эти два года преобразилась. Она стала ещё более привлекательной, чем он когда-либо мог себе представить. Её тело стало более изящным, плавные изгибы подчеркнули её красоту, а аппетитные бедра притягивали взгляд. Всё это было настолько неожиданно и восхитительно, что вместо привычного приветствия Игорь, потрясённый этим преображением, воскликнул: «Выходи, Ленка, за меня замуж!» Это предложение прозвучало так внезапно, что сам Игорь удивился своей смелости. Лена, с её игривым настроением, отреагировала на предложение с неожиданной лёгкостью и даже смехом, как будто это было не совсем серьёзно. Тем не менее, Игорь воспринял её согласие как спасение. Для него это «согласна» было словно спасательный круг в бурном море, и он ухватился за него с упорством, которое проистекало из его глубокого желания обрести новую жизнь, полную стабильности и уверенности.

Игорь был безумно влюблён в Лену с тех пор, как они познакомились в третьем классе. Эта любовь, начавшаяся с невинного детского восторга, со временем только укрепилась. В его глазах Лена была воплощением совершенства. Он называл её не иначе как «прелестница моя», с трепетом и нежностью, словно она была единственным светом в его жизни. Даже самые незначительные её желания и капризы становились для него важнейшими задачами. Он сдувал с неё пылинки, как будто это был священный долг, и стремился исполнить каждое её пожелание. Однако Лена, кажется, не осознавала всей глубины чувств Игоря. Она только смеяла с лёгким пренебрежением, отмахивалась от мужа, когда он старался её удивить или угодить. По вечерам она часто убегала к друзьям, оставляя Игоря одного в пустом доме. Игорь терпел её ночные гулянки, стараясь не показывать своего разочарования. Он знал, что её ухажёры, которые провожали её до двери квартиры по утрам и встречали с цветами по вечерам, не вызывали у неё того же восторга, что и он сам. Каждое утро, каждый вечер, Игорь видел, как другие мужчины окружали Лену, но всё равно продолжал терпеть. Она часто выражала своё недовольство, критикуя его за то, что, по её мнению, он недостаточно любил её. Он выслушивал её злые слова и горькие упрёки, сохраняя при этом спокойствие и терпение. Игорь продолжал работать усердно, не жалея сил и времени, иногда проводя по две смены на работе, лишь бы удовлетворить любое её желание и каприз. Он видел в этом свою обязанность, искренне веря, что чем больше он работает, тем больше сможет сделать для неё, тем лучше он сможет её обеспечить. Каждый её каприз, каждое желание становились для него целью, которую он стремился достичь, несмотря на все трудности и личные жертвы. Любовь Игоря к Лене была бесконечной и всеобъемлющей, даже если она не всегда была взаимной. Игорь любил Лену без памяти, и его страсть к ней была не просто сильной, а почти одержимой. С тех пор как их пути пересеклись в детстве, его чувства к ней лишь усиливались, превращаясь в нечто большее, чем просто влюблённость. Он посвятил себя ей целиком, отказывался от всего ради того, чтобы сделать её жизнь как можно более комфортной и счастливой. На третий год их совместной жизни, Лена родила дочь, Анечку, которая была точно такой же прелестной, как и её мать. С появлением ребёнка Игорь почувствовал, что его любовь к Лене достигла нового уровня. Однако радость от рождения дочери оказалась короткой. Как только Лена оправилась после родов, она вновь погрузилась в мир ночных развлечений и вечеринок, оставляя Игоря одного с новорождённой дочерью. Лена снова была поглощена своими увлечениями и не проявляла интереса к семейной жизни и заботам о ребёнке. Игорь, тем временем, принял на себя всю тяжесть семейных обязанностей. Он ухаживал за Анечкой, пытался поддерживать дом в порядке и справляться с трудностями, которые возникли в их жизни. Но его усилия были тщетны. Постепенно его работа начала страдать от частых просьб об отгулах, которые были необходимы для ухода за малышкой. Коллеги и начальство не могли больше терпеть его постоянное отсутствие, и вскоре Игорь был уволен. Получив последнюю получку, Игорь собрал свои вещи, и, несмотря на трудности и разочарование, уехал с дочерью к своей матери в деревню. Он надеялся найти там поддержку и покой, которые были ему так необходимы. В деревне, вдали от городской суеты и проблем, он планировал начать новую жизнь, сосредоточившись на заботе о своей дочери. Лена узнала об их отъезде лишь спустя две с половиной недели, и то совершенно случайно. Она зашла домой, чтобы взять кое-какие вещи, и обнаружила, что квартира пуста. На столе лежала записка, написанная Игорем, и рядом с ней – обручальное кольцо. Записка гласила: «Живи свободно, спокойно и счастливо, и мы с Анечкой будем жить так же». Увидев эту записку, Лена села на стул, взяла в руки кольцо и, прочитав еще раз прощальное послание, рассмеялась. Её смех был звонким и искренним, как у ребёнка, который только что получил долгожданную игрушку. Свобода, которую она так долго искала, наконец-то оказалась в её руках. Лена чувствовала себя освобождённой от всех обязательств и ограничений, которые связывали её. Она могла теперь делать всё, что захочет, без оглядки на чьи-либо чувства или ожидания. Не было у Елены ни малейшего сожаления о разлуке с дочерью и мужем. Она не вспоминала крохотные ручки и глазки Анечки. В её сердце не было боли от расставания, только легкость и ощущение полного освобождения. Лена не была создана для материнства и семейных уз, её природа была иной. Она была предназначена для другой жизни, и свобода, которая открылась перед ней, казалась самым ценным даром.