– У меня двое детенышей! – воскликнула она. – Принеси мой пояс, чтобы завязать горловину этого мешка!
Я принес ей это и несколько веток, чтобы засунуть их в горловину мешка, чтобы у детенышей был доступ воздуха, и вскоре они были в порядке.
– Тебе придется освежевать своего льва – у меня так болит рука, что я ничего не могу сделать, – сказал я ей и протянул свой нож. Она была так взволнована, её руки так дрожали, что я испугался, как бы она не порезала шкуру, поэтому заставил её отдохнуть, пока она не успокоится.
Сняв шкуру, Отаки тут же перекинула её через одно плечо, затем собрала свой лук, колчан и другое оружие, взвалила мешок с львятами на другое плечо, и мы начали спускаться с горы, оставив наши мешки с маасом, намереваясь вернуться за ними на следующий день. Мы пришли в лагерь как раз на закате, и сначала дети, а затем и старшие, собравшись большой толпой, последовали за нами к нашим вигвамам, с восхищением глядя на длинную львиную шкуру и желая узнать, откуда она у нас взялась. Я сказал им, и в мгновение ока весь лагерь узнал, что Отаки убила льва, и что у неё двое детенышей. Так она снова сделала себе имя. И снова одни хвалили её, а другие, в основном женщины, выражали свою неприязнь. Они говорили, что ни одна девушка в здравом уме не отправится бродить по окрестностям с мальчиками, не станет охотиться и пасти лошадей, и предупредили своих дочерей, чтобы они не имели с ней никаких дел.
Весь тот вечер вигвамы Утреннего Пера и моего отца были полны вождями, знахарями и воинами; все они хотели узнать, как нам удалось добыть львов, и все хотели купить шкуру старого льва. Лев – магическое животное, и он такой мудрый, такой скрытный и тихий в своих движениях, что некоторые охотники, возможно, ни разу в жизни не стреляли ни в одного из них. Охотник, которому удавалось добыть шкуру одного из них для изготовления чепрака или чехла для лука и колчана, считался очень удачливым. Отаки предлагали за эту шкуру двух, трех и даже целых пять лошадей, но она наотрез отказывалась расставаться с ней. Всем возможным покупателям она отвечала:
– Я с ней не расстанусь. Когда-нибудь я сам сделаю из неё чехол для лука и колчан.
– А пока не придет это время, ты позволишь мне использовать её как чепрак? – спросил её отец.
– Да, если ты хорошенько выделаешь её и отдашь мне своего трехлетнего пинто, чтобы я могла на неё ездить, – быстро ответила Отаки, и собравшиеся там мужчины рассмеялись так громко, что их можно было услышать на самом дальнем конце лагеря.
– Договорились. Лошадь твоя, – сказал её отец, когда его смогли расслышать, и мужчины снова долго и громко смеялись. Им показалось очень забавным, что девушка требует от мужчины, чтобы тот выделал шкуру! Но многие женщины восклицали:
– Ха! Если бы она была моей дочерью, я бы показала ей, кто должен выделывать шкуры!
В ту ночь моя рана болела так сильно, что я не мог заснуть, и моя мама возилась со мной и продолжала промывать левую руку горячей водой. Прошло много мучительных дней, полных боли, прежде чем опухоль спала, и я снова смог пользоваться левой рукой. Я сомневаюсь, что когда-нибудь снова смог бы ею пользоваться, если бы не старый Падающий Медведь, шаман, давший нам с Отаки имена, и его магическая трубка Грома.
– Приведи мальчика ко мне, и я попытаюсь вылечить его, – сказал он однажды моему отцу, и в тот же день меня отвели в его вигвам и усадили по правую руку от него. Там было много шаманов и их жен, которые должны были помочь в церемонии; мужчины расположились в правой, а женщины – в левой половине вигвама. Жена Падающего Медведя взяла священный амулет, завернутый во множество свитков из раскрашенной оленьей кожи и священных шкурок, и положила его на лежанку между ним и собой. Затем начались священные песни, по одной песне при снятии каждой обёртки, и, наконец, священный предмет был открыт, и один за другим собравшиеся там шаманы очистились дымом душистой травы, а затем молились и танцевали с ним. И, наконец, Падающий Медведь повернулся ко мне и разрисовал мое лицо священной красной краской, призывая свой амулет и всех богов пожалеть меня и сделать меня здоровым. И, о, какой же искренней была эта молитва! У всех, кто ее слышал, на глазах выступили слезы. И когда все закончилось, все воскликнули:
– Да! Да! Пожалейте его, вы, боги, вы, могущественные боги! Даруйте ему, нашему больному сыну, быстрое выздоровление! Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Я вышел из этого вигвама, чувствуя себя лучше, и с тех пор быстро пошёл на поправку!
Во время болезни я много времени проводил в вигваме Отаки, наблюдая, как она играет с двумя львятами. Сначала ей приходилось справляться с ними, одев рукавицы из бизоньей кожи и привязывая их веревками из конского волоса к шестам вигвама, потому что они пытались укусить ее и убежать. Но благодаря тому, что она давала им много мяса и воды и всегда была ласкова с ними, они вскоре полюбили ее, и им больше всего на свете нравилось лежать у нее на коленях и мурлыкать – мурлыкать до тех пор, пока они сами не заснут. И какими игривыми они были, особенно по вечерам. Как только садилось солнце, они вскакивали и гонялись друг за другом по всему вигваму, притворяясь, что дерутся, прижимая уши и воя, а потом сцеплялись, царапались и кусали друг друга. Было очень забавно наблюдать за ними. Они быстро росли и однажды ночью убежали, а собаки погнались за ними и убили.
Как только наши лошади откормились и окрепли на свежей зелёной траве, мы двинулись на север вдоль подножия гор, останавливаясь на несколько дней у каждого ручья и ловя бобров, и, наконец, прибыли в факторию Красных Курток на Большой Северной реке. Там мы встретились с нашими братскими племенами, северными черноногими и кайна, и двумя племенами, которые находились под нашей защитой, гро-вантрами и саксис. Нам было приятно было повидаться с ними, когда мы обменивали наши меха у Красных Курток на товары белых. Наши отцы купили нам с Отаки по толстому белому одеялу, первому в нашей жизни. Мы так гордились ими, мы так высоко их ценили, что не решались ими пользоваться. Мы бережно хранили их вместе с нашей дорогой одеждой и доставали только по торжественным случаям.
Пока мы все собирались на посту, вожди племен держали совет о нашей большой стране. Было решено, что кри, живущие к северо-востоку от нее, а также кутенаи, плоскоголовые, пенд д'орелли и другие горные племена не наноясят большого ущерба нашей дичи и следить за ними не стоит. Однако на юге Вороны теперь часто приходят поохотиться к северу от Лосиной реки, за которую мы их загнали, а ассинибойны и янктоны убивали бизонов по всем берегам Большой реки, до самого устья Медвежьей реки Другой Стороны6, на самой восточной границе нашей земли. Поэтому было решено, что северные черноногие, гро-вантры и саксис проведут лето на берегах Большой реки и удержат там наших восточных врагов, и что кайна должны помочь нам в борьбе с Воронами. Мы свернули лагерь и двинулись на юг, нас было всего тысяча девятьсот человек, а остальные племена в то же время направились на юго-восток, чтобы выйти к Большой реке где-то у подножия Волчьих гор.
Мы продвигались вперед, день за днем, питаясь мясом, которое охотники добывали по пути, и, наконец, поставили наши вигвамы у истоков ручья Плоских Ив7 на восточном склоне Снежных гор. С этого места наши разведчики могли легко наблюдать за равнинами к югу от Лосиной реки, а мы находились всего в двух-трех днях пути от наших братских племен, стоявших к северо-востоку от нас.
Наступило время изготовления новых вигвамов. Охотники привезли множество бизоньих шкур, и женщины очищали их и развешивали на просушку, а затем удаляли шерсть и делали их мягкими и тонкими. Потом их кроили и сшивали нитками из сухожилий. Из четырнадцати бизоньих шкур можно было сделать маленький вигвам, а для очень большого требовалось двадцать четыре шкуры. Утреннее Перо решил, что ему нужен вигвам такого размера, и через три или четыре дня охоты с помощью Отаки и его старшего сына он добыл двадцать четыре шкуры, и его женщины принялись за их обработку.
